«Сетевая война» пентагона, Россия и остальной мир

Министр обороны США Дональд Рамсфелд объявил, что перед Америкой стоят две важные задачи. Надо одержать по­беду в борьбе с терроризмом путём ликвидации сети террори­стических организаций и начать подготовку к совершенно дру­гой войне, разительно отличающейся не только от войн XX столетия, но и от той новой войны с терроризмом, которую США ведут в настоящее время. Стратегия, представленная тог­да же Рамсфелдом конгрессу США, содержала четыре ключе­вых пункта. По его мнению, необходимо:

— заверить союзников в незыблемости поставленных це­лей, в способности выполнять обязательства в сфере безопас­ности;

— разубедить потенциальных противников в целесообраз­ности проведения программ или мероприятий, которые могут создавать угрозу интересам США или интересам их союзни­ков;

— обеспечить сдерживание агрессии и силового давления за счёт передового развёртывания сил и средств, способных быстро остановить разрастание кризиса;

— предпринимать решительные действия по нейтрализа­ции любого противника в том случае, если методы убеждения и сдерживания окажутся неэффективными.

Это были теоретические разработки конца 2001 года. За­тем пришло время проверки практикой в Афганистане и Ира­ке. Практика теорию не подтвердила. Если начать с конца: «ре­шительные действия» не принесли Америке победы; кризис не только не остановлен, а разрастается; разубеждать против­ника (Ирак) было не в чем, поскольку обвинения против него; строились на лжи; союзники начинают разбегаться. Да и внут­ри собственной страны пацифисты бузят.

Отчего же американским генералам так не везёт? Штабы работают, научные институты выдают рекомендации. Зарпла­ты у персонала такие, что ого-го! Учитывают каждую мелочь, планируют от и до. А «светлое будущее» и торжество демокра­тии во всём мире отодвигаются куда-то за горизонт. В чём дело?

А дело в детерминистском стиле мышления стратегов. Они-то думают, что их действия станут причиной неких следствий, которые они и запланировали. Но в нестабильной ситуации причиной и событий, и следствий является сама нестабильность! Еле-еле удерживаясь наверху шатающейся стремянки, нельзя руководить процессом её шатания. В лучшем случае можно попытаться балансировать, хаотично махая руками, но уж пла— нировать, после какого взмаха шаткое сооружение встанет на все ножки и наступит стабильность, совершенно бесполезно. Результат непредсказуем.

Обратим, однако, внимание на слово «сеть», промелькнув­шее в речи министра. Последнее время оно встречается и в определении врага («ликвидации сети террористических орга­низаций»), и в описании собственной стратегии, получившей название «сетевого противодействия». Это, конечно, мятеже — война в чистом виде. И это ликвидирует возможность военно­го планирования в каком-либо виде вообще, это выход на но­вый виток нестабильности.

Уже во время операции США в Афганистане стали гово­рить о реальном воплощении сетевых войн. На Западе она име­ет аббревиатуру NCW (сокращение от английских слов network-centric warfare), а основой ведения сетевой войны стал проект Defense Information Grid, который координируется Агентством информационных систем министерства обороны США.

Как ни крути, а лидером в разработке военного противо­действия новым угрозам выглядят Соединённые Штаты. В са­мом деле, именно Пентагон выдвигает концепции и планы и пытается их воплощать, воображая, что «руководит процесса­ми». И действительно, следующая над ним инстанция — пре­зидент США. Но интересы военщины и всей правящей элиты Америки, очевидно, не соответствуют интересам американ­ского народа, а точнее, составляющих его общественных струк­тур. Более того, они не соответствуют и подлинным интере­сам народов всего мира. Так, спрашивается, от лица каких сил на деле выступает американская военщина?

Возникает и ещё один, совершенно неожиданный вопрос: а предусматривает ли доктрина Пентагона возможность стра­тегической победы?.. Тот же Рамсфелд заявлял, что отныне вместо того, чтобы искать очередного противника и планиро­вать крупномасштабные войны на точно определённых теат­рах военных действий, необходимо предвидеть появление но­вых и разнообразных врагов, которые будут полагаться на фак­торы внезапности и обмана, применяя «асимметричное оружие». Что это за оружие и вообще что такое «асимметрич­ные» угрозы, пояснил Институт национальных стратегических исследований Национального университета обороны Соеди­нённых Штатов. Это «использование фактора неожиданности во всех его оперативных и стратегических измерениях, а также использование оружия такими способами, которые не планиру­ются США».

Как это понять? Определённого врага нет; враги появля­ются отовсюду и постоянно; это не люди со своими какими-то стремлениями и целями, а просто демоны, абстрактные «силы зла». Ожидается, что их не остановит даже подавляющее воен­ное превосходство, которым обладает Америка! Ясно, что пе­ред нами стратегия подавления и запугивания кого угодно с последующим уничтожением недовольных, не предусматри­вающая окончания войны. Не предусматривающая наступле­ния стабильности!

Новый взгляд на «угрозы XXI столетия», говорят теорети­ки, заключается в том, что основная опасность исходит не от регулярных армий разных стран, а от всевозможных террори­стических, криминальных и других организаций, участники которых объединены в некие сетевые структуры. Подобные организации не имеют иерархической подчинённости, зачастую у них нет единого руководства, они координируют свою деятель­ность с использованием средств глобальных коммуникаций. От­личительной особенностью таких структур является наличие единой стратегической цели и отсутствие чёткого планирова­ния на тактическом уровне. Для обозначения этих структур да­же появился специальный термин: Segmented, Polycentric, Ideologically integrated Network (SPIN) — сегментированная, полицентрическая, идеологизированная сеть.

Перечитайте в предыдущем абзаце то, что мы выделили курсивом. Вам не кажется, что это — точное описание поведе­ния человечества?.. И у него действительно есть стратегиче­ская цель: выжить вопреки любому подавлению. Глобальный капитал, с ускорением уничтожающий ресурсы планеты ради увеличения количества резаной зелёной бумаги в своих сей­фах, не нуждается в конкурентах. Если конкуренты начинают протестовать, их надо уничтожить. Теперь в число намечен­ных к уничтожению попало человечество, только и всего, а Пентагон стал ударной силой финансовых ТНК.

«Но ведь террористы и впрямь существуют», — возразит читатель.

Мы и не спорим. Разумеется, они существуют. И появи­лась террористическая «линия» в истории человечества не в результате действий американской военщины, а вследствие тех же эволюционных законов, что породили саму американскую военщину. Выживание популяции, сообщества, индивидуума требует ресурса. Нехватка ресурса ведёт к драке за него. Не­хватка, сопровождающаяся сокращением ресурса, а тем более ускоряющимся сокращением, порождает демографические проблемы, нестабильность отношений и уничтожение «лиш­них». Вопрос только в том, кто кого считает «лишним».

Агрессивное поведение присуще всем животным видам. Суть его состоит в том, что при общении каждая особь стре­мится занять по отношению к другим более высокое, доми­нантное положение. А для чего? Чтобы первым иметь пищу, жилище и самку. Выяснение отношений приводит к самоор­ганизации группы в иерархическую лестницу, или пирамиду, с доминантами наверху. При увеличении плотности популя­ции или уменьшении ёмкости среды агрессивные стычки уси­ливаются, что служит важным сигналом о неблагополучии. Этот механизм подробно изучен на очень многих видах, он проявляется в огромном разнообразии форм и, как выясни­лось, порождает разнообразные внутривидовые структуры. В сообществах людей это выливается в возникновение обще­ственных структур.

При высокой плотности у животных агрессивные особи начинают нападения на участки соседей, отнимают пищу, гнёз­да, норы. Подавленные особи отнять ничего не могут, но пы­таются похитить незаметно. Стычки учащаются; возникает субъективное ощущение, что «нас тут слишком много». Часть популяции впадает в состояние стресса. Такие долго не живут, почти не размножаются, становятся разносчиками паразитов и инфекций, что способствует вспышке эпизоотий и сокра­щению численности. У людей тоже при скученности и недо­статке пищи появляется большое количество опустившихся личностей: на них плодятся вши, разносящие в популяции многие заразные болезни. За время Первой мировой войны они унесли больше человеческих жизней, чем оружие…

Человек — не просто вид с агрессивным поведением, а один из самых агрессивных. Учёные, может быть, и понимают, что нарастание агрессивности связано с превышением численно­сти и нужно искать альтернативные варианты использования среды, но в иерархии доминируют не учёные, а те, кто скло­нен решать проблемы силой.

Животные при излишней численности теряют осторож­ность. С помощью кольцевания удалось выяснить, что, на­пример, утки в период высокой плотности больше гибнут от случайных причин: хищников, охотников, столкновения с проводами и т.п. У человека утрата осторожности при нарас­тающем неблагополучии наиболее наглядно проявляется в форме бунтов, когда люди вдруг теряют страх перед властью, полицией и толпами идут навстречу пулям и смерти.

Часто при недостатке ресурса в животном мире появляет­ся поколение с удивительной «походной» программой. «По­ходные» потомки утрачивают территориальность: они собира­ются вместе, их стаи растут, достигают огромных размеров и начинают куда-нибудь двигаться. Яркий пример — саранча: если плотность популяции стала слишком высокой, «поход­ное» потомство покидает свою территорию, вторгается в дру­гие области, часто непригодные для жизни, и в конце концов погибает. Некоторые твари собираются в столь плотные груп­пы, что размножение прекращается. У многих видов повыше­ние плотности изменяет отношение к потомству: оно переста­ёт быть главной ценностью. Члены популяции избегают раз­множения, птицы откладывают яйца куда попало, снижают заботу о птенцах и даже их пожирают. Лишённые родитель­ской заботы, детёныши вырастают нерешительными и агрес­сивными, затрудняются с образованием брачных пар, «браки» распадаются, и они тоже плохо заботятся о собственном по­томстве. Рождаемость падает, а смертность растёт.

У людей превышение численности над ёмкостью среды приводит к сходному поведению. Яркий пример — урбаниза­ция. Достойно удивления, что в гигантских городах (в отличие от маленьких) у многих народов плодовитость во втором по­колении падает настолько, что не обеспечивает простого вос­производства. Да и во время землетрясений и прочих катак­лизмов в городах гибнет относительно больше людей, чем в сельской местности. Возможно, урбанизация — самый есте­ственный, простой и безболезненный путь снижения рождае­мости и численности людей. А что до неустойчивости брач­ных пар, то тут и говорить нечего: все знают. Резко растёт доля матерей-одиночек, их плодовитость обычно вдвое ниже состо­ящих в браке женщин, а их потомство избегает иметь много детей.

Весь описанный комплекс изменения поведения пресле­дует одну цель: ещё до достижения избыточной численности расслоить популяцию на тех, кто оставлен и переживёт кол­лапс, и тех, кто обречён на вымирание. Как и многие биологи­ческие механизмы, этот комплекс действует, минуя наше со­знание или трансформируясь в нём неверно.

Разум тут не участвует.

Но между людьми и зверями есть коренное отличие. Люди издревле уходили от «звериного», развивая культуру и нрав­ственность. И группировались в общественные структуры, ко­торые вели между собой борьбу за ресурс. Если бы победили структуры «человеческие», то, наверное, был бы достигнут ба­ланс между численностью и ресурсом. Но победили структу­ры «звериные». Началось планомерное оскотинивание людей и возрастание агрессивности, подкреплённые ещё одной осо­бенностью человека — умением производить и применять технику. Сетевые войны Пентагона — это избиение нижесто­ящих, а оно повышает степень их озлобленности, отчаяния, бесстрашия. Терроризм — это активизация «низовой» агрес­сивности.

Агрессивность в сообществах идёт сверху вниз. Так оно у животных, так оно и у человека. Вышестоящий подавляет ни­жестоящего; тот прессует тех, кто ещё ниже. Птицы, которым не на ком проявить агрессивность, в бессильной злобе клюют землю. Самые никудышные людишки срывают злобу на жё­нах и детях и зачастую колотят их, пока не убьют. Вот в бога­той и, казалось бы, благополучной Америке тётка убила при­ёмного русского мальчика. Брала она его к себе из лучших по­буждений! (Впрочем, возможно, для продажи на органы?) А потом била, пока он не умер. Он, по её мнению, отвечал на её заботу неправильно. Она подкрепила доброту кулаками — ради его же блага! — а он усилил свои «террористические» гадости. Она потеряла голову и забила его насмерть. Конечно, разум­ные судьи с ещё более разумными психологами обсудили про­блему и назначили ей тюремный срок для исправления…

Да, Пентагон действует в точности, как эта «приёмная» мамаша. Он желает добра! Чтобы человечество стало пос­лушным. (Хотя истинные его цели скрыты.) Но подавление «сверху» вызывает «внизу» стремление найти асимметричный ответ: сил-то у тех, кто «внизу», меньше, чем у «воспитателей»…

Стратеги признают: ныне изменяются роль и место воору­жённых сил, акцент делается на проведение невоенных опе­раций. Происходит трансформация понятия поле боя в поня­тие боевого пространства. В него, помимо традиционных це­лей для поражения обычными видами вооружений, вроде тан­ков, самолётов, кораблей и прочего, включены также и цели, лежащие в виртуальной сфере: эмоции, восприятие и психика ребёнка… то есть, извините, противника. Но, как мы уже ви­дели на примере Афганистана и Ирака, ничего не получается с этой стратегией. Протесты, демонстрации, тухлые яйца в морды политиков… Не желает человечество вымирать по ука­заниям Пентагона, интуитивно чувствуя, что если кто-то бе­рётся руководить эволюционным процессом, то уж точно всё загубит.

А между прочим, опасность для стоящих за Пентагоном сил — всемирных финансовых корпораций — представляет отнюдь не только терроризм. Даже, скорее, терроризм для них не на первом месте. В конце концов, лично им, заправилам мира денег, террор не так страшен, как простым жителям Нью-Йорка или Лондона. Сохраняющийся суверенитет госу­дарств — вот что для них действительно страшно.

Согласно экспертным оценкам, после 2015 года военный потенциал Китая будет сравним с военным потенциалом США, а в дальнейшем КНР начнёт опережать Америку в экономи­ческом и военном развитии. При этом сама природа китай­ского общества, феномен мировой китайской диаспоры, со­ответствует концепции сетевой войны. И у Китая есть собст­венная стратегия «народной войны», что вынуждает Пентагон серьёзно готовиться к столкновению с ним. Происходит вклю­чение в военную «сеть» США ряда стран Центральной Азии: Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Туркме­нии. И есть договоренность о развёртывании американских войск в регионе в случае кризиса, что сейчас и реализуется, а также ведётся подготовка американцами младшего командного звена из числа аборигенов.

В этих странах повышено западное информационное воз­действие на население. Растёт объём вещания на туркменском и фарси, на азербайджанском и других языках. Американские базы в Японии, Афганистане и Южной Корее уже есть; Тайва­ню Соединенные Штаты оказывают всемерную поддержку. Планируется развёртывание на юге Афганистана элементов

НПРО для перехвата китайских баллистических ракет. Созда­нием баз в Киргизии, Узбекистане и Таджикистане завершит­ся окружение Китая. Иными словами, формируются плацдар­мы для ведения новой мировой войны. А как ответит на это китайская диаспора в США?..

Пентагон ожидает проблем и от других стран, особенно в связи с их возможным ядерным усилением. Договор о нерас­пространении ядерного оружия, вступивший в силу в 1970 году, предусматривал, что ядерные державы будут последовательно разоружаться, а неядерные не будут пытаться обзавестись атом­ным оружием. Однако по сю пору ядерное разоружение оста­ётся иллюзорным. Россия и США в 2002 году сговорились о сокращении потенциалов, но ни этапов сокращений, ни эф­фективных механизмов контроля не предусмотрено и разре­шено сохранять все снимаемые боеголовки. Остальные ядер­ные державы вообще ничего не делают для сокращения своих арсеналов. Но США и прочие члены ядерного «клуба» требу­ют, чтобы неядерные государства и дальше соблюдали дого­вор!

А те уже не хотят. И понятно почему. Все правительства соображают, что против американского лома нет приёма, ес­ли нет другого лома. Индия и Пакистан обзавелись атомным оружием. Северная Корея готовится провести подземное ядер­ное испытание и начинает работы по установке на своих раке­тах ядерных зарядов. Процесс расползания ядерного оружия де-факто будет продолжаться: секрет атомной бомбы давно не секрет, в мире достаточно специалистов, способных собрать ядерное взрывное устройство. Желание безъядерных госу­дарств обзавестись этим видом оружия стремительно нараста­ет, и вызвано это теми же причинами, что и мировой терро­ризм.

Дилемма проста: или финансовые воротилы с помощью своего жандарма в лице правительства США и его армии по­кончат с человечеством, или человечество покончит с финан­совыми воротилами. Вашингтон подавляет всех ради господ­ства над мировыми ресурсами, но этот глобализм уничтожает культуру народов, подрывает основу их выживания. И един­ственным способом остановить агрессию руководителям сла­бых стран представляется наличие собственного атомного ору­жия. В крайнем случае создание иллюзии, что оно у них есть. Это тоже элемент информационной войны.

А вот Израиль. Получив атомную бомбу с помощью США и его друзей по НАТО и став единственной ядерной державой на Ближнем Востоке, он тут же начал яро возражать против атомных проектов арабских стран и Ирана, одновременно от­казываясь от создания безъядерной зоны в ближневосточном регионе. А США и их союзники предлагают всем другим со­гласиться, что евреям, так сильно пострадавшим от нацизма, обязательно нужно быть защищёнными. Однако, если бомбу создадут цыгане, пострадавшие от нацизма ещё больше, вряд ли Америка будет их защищённость приветствовать.

Это война за свои преимущества. Нет в ней никакой мора­ли, а любые апелляции к «законности» — наглый обман. Ска­жем, от Ирана требуют отказа от любых технологий обогаще­ния урана, хотя статья 4 договора о нераспространении ус­танавливает неотъемлемое право всех его участников осуществлять исследования, производство и использование атомной энергии в мирных целях без какой-либо дискрими­нации. Но вот на одной из конференций заместитель госсек­ретаря США заявил, что любая технология обогащения урана свидетельствует о намерениях обзавестись ядерным оружием и поэтому требуется её запретить. То есть Штаты, по сути, пред­лагают пересмотреть договор, но — в свою пользу. На это ми­нистр иностранных дел Ирана заметил, что Иран будет соблю­дать договор о нераспространении в том виде, каким он был подписан, а не так, как этого хотелось бы США. И весной 2005 года Иран объявил о намерении развивать полноформатное производство ядерного топлива. А президент США в очеред­ной раз пригрозил Ирану войной.

Как встраивается в новую картину мира Россия, готова ли она к новому типу войн? Ответ прост: Россия ни к чему тако­му не готова. Терроризм, религиозная и этническая нетерпи­мость, сепаратизм, организованная преступность на постсо­ветском пространстве, основной зоне национальных интересов

России, — налицо. Действия военного ведомства США, ин­теллектуально, концептуально и организационно перестроив­шего свои вооруженные силы, вовлекающего в мировое про­тивоборство структуры гражданского общества, в том числе средства массовой информации, — тоже. Но об адекватном развитии российских ВС нет и речи. Разговоры о военной ре­форме сводятся главным образом к спорам о принципе комп­лектования вооружённых сил.

Максимум, что появилось «новенького», так это проведе­ние спецопераций. Но, как отмечает П.Я. Поповских, быв­ший начальник разведки ВДВ, термин «специальная опера­ция» перекочевал в Военную доктрину РФ из «Основ подго­товки и проведения операций» конца 1980-х годов. Там она расшифровывалась как «совместная с МВД операция» — не более того. Дальнейшего развития это понятие так и не полу­чило. До сих пор не установлено, кто и как организует управ­ление в такой операции, не ясны порядок подчинённости и ответственности на всех уровнях, порядок принятия решений и планирования действий «разноведомственных сил», поста­новки им задач, организации взаимодействия, боевого, тыло­вого и технического обеспечения. Издание такой директивы есть прямая обязанность Генерального штаба, которую он не выполняет.

Состояние дел в России и некоторых других странах быв­шего социалистического блока показывает, что их правитель­ства не более чем прихвостни американской политики, в том числе в военной сфере. Понадобится Пентагону втянуть Рос­сию в войну с Китаем, нам разрешат делать корабли и созда­вать военные базы в Киргизии, например. Не понадобится — не разрешат. А уж позволить России нарабатывать опыт в мя— тежевойне, этого никак нельзя допустить. Вот чем объясняет­ся бездарность чеченских кампаний, а не нежеланием Ген­штаба брать на себя ответственность. У нас достойных офице­ров всё ещё много. Неоднократные передачи оперативного управления группировкой в Чечне то МВД, то МО, то ФСБ не были необходимыми, они, наоборот, вредны, так как при этом размывается ответственность за конечный результат, теряется преемственность, нарушаются управление и система обеспе­чения. Но зато армия не приобретает опыта победы. Чечен­ская война проиграна не террористам. Она проиграна глоба­лизму, она проиграна Пентагону.

Критики современной российской действительности по­лагают, что Российское государство не проявляет политиче­ской воли в отстаивании собственных национальных интере­сов на международной арене. А зачем нашим деятелям поли­тическая воля? Зачем, если идеи, прогнозы и ценностные установки политического истеблишмента России заимствова­ны исключительно с Запада?.. Причём подобная «импортная» ориентация мыслей характерна не только для России. Вспом­ним: ещё вчера Польша и прочие оплёвывали Советский Союз, который в 1968 году «заставил» их участвовать в оккупации сво­бодолюбивой Чехословакии. А сегодня, задрав штаны, те же страны бегут за Пентагоном оккупировать Ирак. И ведь никто не заставлял, сами захотели… Кстати, тогдашним вводом войск в Чехословакию советские вожди, надо отдать им должное, тормозили именно такое развитие событий, какое мы имеем теперь.

В этом — в подстраивании под мнение Запада, под его по­требности, — быть может, и лежит причина «пассивности» на­шего Генштаба.

А ведь каждая культура и любое государство имеют воз­можность так или иначе проявить себя в практической де­ятельности. Так, Китай использует Политическую лексику За­пада, а политическую волю черпает в опыте собственной ци­вилизации. Индия давно перестала копировать западную демократию и создала свою политическую этику. Иначе гово­ря, всегда есть возможность выбора реальных альтернатив, оп­ределения собственных целей и средств их достижения.

Между тем идёт сетевая война. Она не заметна равнодуш­ному взгляду потребителя благ, но те, кто пытается ею ру­ководить, отлично понимают, что к чему. Стратеги и высшие чиновники в Вашингтоне уже увидели её «тёмную» сторону. Растущая осведомлённость террористов очевидна. Многие группы не имеют лидера, но проявляют способность быстро собираться вместе для проведения атак, подобно тому как это было в «зелёной» армии Махно. Уровень технологической изощрённости сети значит многое — люди думают, что техно­логии в такой войне важнее всего, — но другие уровни, вроде взаимного доверия, идентичности целей, социальной поддерж­ки, значительно больше повышают мощность конкретной груп­пы. Когда социальные (национальные, клановые) связи силь­ны, эффективность сети растёт!

Нужно осознать, что сетевые структуры могут сильно раз­личаться: от простой «цепочки» до линейной сети, от простой «звезды» или «центра» к сложной матрице; любые виды и все вместе могут смешиваться в раскидистые сети со множеством центров. Совсем недавно при оценке противника было доста­точно изучить иерархические структуры лидерства. Теперь это в прошлом.

Но есть и другая сторона дела: превращение в сети самих государств и союзов государств. Предположим, президент не­коей страны и министр обороны входят в одну и ту же «трой­ку», у них общий, никому неведомый начальник. А министр экономического развития той же страны входит в вышестоя­щую «тройку». И президент не смеет снять министра с долж­ности. Они могут даже собачиться на виду у людей, а делать будут то, с чем согласятся их не известные никому начальни­ки. И таких сетей в правительстве этой «некоей страны» мо­жет быть много! Какого типа доктрину использует тот или иной участник сети? Это важно выяснить, ведь от одного человека может зависеть результат всей войны. А как это сделать, если работа национального государства превращается в нечто вро­де непрерывного спектакля, идущего на сцене, и совсем не видно, кто там за декорациями двигает мебель, кто дописыва­ет сценарий, кто его редактирует, кто приносит тексты «актё­рам», то есть членам правительства…

Разобраться, что происходит в мире, через анализ дипло­матической деятельности стало совершенно невозможно, а ведь это характерно только для военного времени. И это есть самый большой вызов, возникший с появлением сете­вой войны.