Из воспоминаний генерал-полковника М.С.Докучаева, бывшего начальника 9-го Главного управления КГБ СССР.
Война еще более усилила фактор подготовки и проведения террористических актов против Сталина и его соратников в целях нанесения удара по советскому руководству и стране не только на фронте, но и в тылу. В эти годы были задуманы, тщательно готовились и проводились дерзкие акты по физическому уничтожению руководителей нашей страны, высоких военачальников, ученых и других известных советских деятелей.
В 1941 году террорист несколько дней осуществлял наблюдение на Красной площади за работой сотрудников служб безопасности при проезде из Кремля и по улице Куйбышева автомашин с руководителями партии и правительства. Он примелькался службе охраны, и его стали принимать за своего сотрудника; 6 ноября его привезли на Красную площадь на автомашине с оружием, и он представился сотрудникам безопасности как назначенный на этот участок для усиления охраны в предпраздничные дни.
Когда из Кремля вышла машина с А.И.Микояном, этот террорист вскочил вовнутрь Лобного места и открыл огонь по автомашине. Он стрелял метко и расчетливо, но пули его оружия отскакивали от брони автомобиля. Водитель, почувствовав удары по стеклам, быстро свернул к Васильевскому спуску и ушел от обстрела.
В борьбу с террористом вступили чекисты: майор госбезопасности Степин, капитан Цыба и сержант Вагин. В перестрелке был тяжело ранен в ногу майор Степин (впоследствии генерал-майор, скончался 11 сентября 1989 года). Однако капитан Цыба успел метнуть гранату вовнутрь Лобного места и тяжело ранил бандита. Цыба и Вагин бросились туда и схватили его. Впоследствии он скончался, так и не сказав, кто он такой и по заданию кого совершил этот террористический акт.
За свои подвиги в борьбе с терроризмом майор Степин был награжден орденом Красного знамени, а капитан Цыба и сержант Вагин — орденами Красной Звезды.
Шестого ноября 1942 года в 16 часов начальнику отдела СМЕРШ московского корпуса ПВО полковнику Масленникову позвонили из Управления НКВД г. Москвы: На Красной площади задержан на месте преступления боец стрелкового полка ПВО Дмитриев. Он сделал попытку террористического акта — стрелял по правительственным машинам из засады у памятника Минину и Пожарскому.
Москва готовилась встретить 24-ю годовщину Октябрьской революции. Серые холодные дома, занавешенные окна, ежедневный вой сирен воздушной тревоги, пулеметные очереди, артиллерийские разрывы в небе в перекрестье прожекторов.
В тот день я сидел в кабинете в здании бывшего Наркомата заготовок в Уланском переулке, где размещался штаб Московского корпуса ПВО. Я работал старшим оперуполномоченным особого отдела корпуса. Зашел секретарь отдела и сказал, чтобы я срочно явился к Масленникову. Без всяких предисловий тот приказал мне вызвать оперуполномоченного Долбилина с материалами на рядового Н-ского стрелкового полка Дмитриева. Потом, помедлив, добавил: — На Красной площади страшная неприятность…
Долбилин явился минут через тридцать и наскоро рассказал мне о происшедшем. Из засады у памятника Минину и Пожарскому боец Дмитриев несколько раз выстрелил по машинам, выезжавшим из Спасских ворот. Одна пуля разбила фару в машине Микояна. Люди, к счастью, не пострадали. Дмитриева тут же схватили дежурившие на Красной площади работники НКВД.
Незадолго до этих событий Дмитриев был переведен из зоны охраны Рублевского водохранилища в свой полк в Москву. В день покушения дежурил в гараже полка, расположенном недалеко от Красной площади.
Дмитриев родился В Москве в 1910 году в рабочей семье, родители его проживали в Москве, до этих пор никакими компрометировавшими его материалами органы не располагали.
Случившееся потрясло меня. Стрелять по правительству, когда враг на подступах к городу! Все руководство страны для нас умещалось тогда в родном слове — Сталин. Первый вывод напрашивался сам собой: значит, есть организация, которая сумела это совершить.
Вскоре вместе с Масленниковым мы были в здании НКВД. Привели Дмитриева. Среднего роста, среднего телосложения, круглолицый и темноволосый. Передо мной стоял мой ровесник. Растерянности или страха на его лице на было.
Первый вопрос задал начальник Управления НКВД Евсеичев:
—Что вас заставило совершить это преступление?
Дмитриев отвечал твердым голосом, полный уверенности в правоте своих действий. Я хорошо запомнил его слова.
— До войны, в газетах, по радио, в выступлениях руководителей всегда говорилось, что если начнется война, мы будем воевать на территории противника. Немец все дальше лезет, смотрите, уже до Москвы дошел. Поэтому я решил совершить свой суд за обман народа.
— Вы руководствовались своим мнением или выполняли чье-то задание? — спросил Евсеичев.
— Это было мое собственное решение.
Никто из нас не верил, что человек может решиться на такой отчаянный поступок в одиночку, но Дмитриев категорически отрицал свою принадлежность к какой-либо организации.
В тот же день я отправился к месту прежней службы Дмитриева в Рублево. Командир и сослуживцы Дмитриева отзывались о нем только положительно. В допросах прошла вся ночь. Вернувшись в Москву утром 7 ноября, я пошел к Масленникову, но тот был в отъезде, и заместитель начальника отдела Фетисов разрешил мне отдохнуть до его возвращения, никуда не отлучаясь.
Но день все же, несмотря на войну, был праздничный, и я решил ненадолго отлучиться и навестить своего сослуживца. Вместе пообедали и выпили по случаю праздника немного спиртного.
Бессонная ночь дала о себе знать, я прилег на диван, попросив товарища разбудить меня через пару часов, и крепко заснул.
Мне снился сон, что меня всюду разыскивает дежурный по отделу. Проснулся. Рядом, на топчане, спал мой товарищ. Часы показывали час ночи.
В ужасе, я побежал в отдел. Оказывается, тут уже подняли тревогу, разыскивая меня, и едва я вошел в кабинет Масленникова, он набросился на меня с бранью… В общем, итогом был мой перевод в другую часть, в особый отдел противовоздушной артиллерийской дивизии и больше к делу Дмитриева я отношения не имел.
Спустя несколько месяцев я узнал, что дело это закончено. Рядового Дмитриева судили по законам военного времени…
(Кожухов Ф.С. Покушение на Сталина в 41-м году. Совершенно секретно, N 4, 1994).