Какими бы ни были экономические характеристики Рф, каковой бы ни был уровень развития нашего штатского общества, еще длительное время над хоть какими фуррорами либо хотя попытками этих фурроров достигнуть будет занесен кровавый клинок по имени «террористическая угроза».
Казалось бы, уже в прошедшем осталось то время, когда даже сам факт целостности страны ставился под колебание из-за того, что пылал Северный Кавказ. Можно сколько угодно гласить о причинах появления этого огромного пожара на юге Рф, но факт остается фактом: его более жуткие очаги удалось поначалу локализовать, а потом и затушить совсем. Какие силы и средства были для этого задействованы, и каких жертв это стоило – другой вопрос. Но положительный итог, который состоит в том, что угроза раздробления Рф, исходившая с местности Северного Кавказа, сведена к минимуму – факт, который трудно оговаривать.
Но и сейчас террористическое подполье продолжает совершать свои вылазки с целью дестабилизации ситуации в стране. И если в 90-е – начало 2000-х основным рассадником экстремизма оставалась Чеченская Республика, то сейчас непонятная по собственной сути «пальма первенства», похоже, совсем перебежала к Дагестану. Чтоб продолжить анализ ситуации, которая сейчас складывается на Северном Кавказе, необходимо привести материалы по последним бандитским вылазкам в этом регионе и результатам противодействия банд-группам со стороны русских спецслужб.
6 марта 2012 года. На заезде в дагестанское село Карабудахкент в конкретной близости от полицейского поста произвела взрыв террористка-смертница Аминат Ибрагимова. Дама была вдовой уничтоженного несколькими неделями ранее представителя банд-подполья Заура Загирова. В итоге теракта были убиты пятеро полицейских.
23 марта 2012 года. Умер имам городка Буйнакска, также его сторож. Оба мужчины скончались от томных ранений, приобретенных ими в итоге террористического акта с внедрением взрывного устройства мощностью до 900 г в тротиловом эквиваленте.
28 апреля 2012 года. Взрыв машины с полицейскими в Ингушетии унес жизни 2-ух представителей правопорядка.
3 мая 2012 года. Серия взрывов в Махачкале. В итоге этих террористических актов погибли 12 человек, 10-ки получили ранения. Один из взрывов сделал террорист-смертник, находившийся в припаркованном около полицейского поста автомобиле.
27 июня. В Суровом задержана жительница Кабардино-Балкарии, которую одна из экстремистских группировок планировал использовать в качестве террористки-смертницы. После допроса выяснилось, что 19-летняя жительница городка Нальчик направлялась в Дагестан для совершения теракта в столице республики.
30 июня 2012 года. Ингушскими оперативниками были задержаны трое местных обитателей, которые подозреваются в подготовке к теракту на местности Республики. По одному из адресов, который указал подозреваемый, удалось найти самодельную бомбу, начиненную 10 кг взрывчатого вещества.
8 июля 2012 года. Подразделения Внутренних войск предупредили готовящийся теракт в Кизлярском районе республики Дагестан. В итоге действий военнослужащих был найден тайник боевиков, в каком было найдено около 1,5 кг взрывчатого вещества (гексогена), 20 кг взрывчатой консистенции (селитра и пудра алюминия).
Как видно из представленного перечня, наибольшее число террористических актов и их планирований связаны с Республикой Дагестан. Но почему конкретно этот северокавказский субъект федерации сейчас почаще других бытует в оперативных сводках?
Ответ на этот вопрос может заключаться в том, что конкретно в этой более густонаселенной республике у боевиков возникает больше способностей, выскажемся так, раствориться для подготовки и проведения собственных «мероприятий». Непременно, определенный процент всех террористических групп на местности Дагестана, полностью мог показаться при тривиальном попустительстве, если ни республиканских, то уж городских властей точно. Дело в том, что Дагестан сейчас бытует не только лишь в преступных сводках в качестве региона-лидера по показателю террористической активности, да и в связи с тем, что в республике ко
ррупция и клановые принципы решения вопросов процветают даже на фоне других северокавказских республик. Ситуация утежеляется к тому же тем, что в Дагестане нет броского фаворита, который мог бы пусть даже не всегда конституционными способами навести порядок в республике. В Чечне таковой фаворит, как понятно, имеется. И пусть критика в его адресок и в адресок способов его работы не стихает, но факт того, что Чечня закончила ассоциироваться с основным рассадником террора и главной опасностью целостности Рф, опровергать навряд ли кто-то отважится.
Есть и очередной непростой вопрос, который отличает Дагестан, например, от той же Чечни. Все дело в том, что даже после обещанной амнистии для тех боевиков, которые готовы сложить орудие и перейти к мирной жизни, число прислушавшихся к такового рода предложениям было в Дагестане куда меньше, чем у чеченских соседей. Есть мировоззрение, что дагестанские обитатели, решившие встать на путь террористической деятельности или от безысходности, или от «промывки мозгов» со стороны саудовских миссионеров, просто не доверяют местным властям, которые не всегда готовы воплощать в жизнь свои обещания. Ну и сами представители дагестанских властей не всегда готовы идти на то, чтоб предоставлять сдавшимся боевикам какие-то гарантии.
Нужно сказать, что принцип амнистии боевиков, которые добровольно сдаются властям, у многих вызывает вопросы: дескать, почему власть должна даровать свободу людям, руки которых по локоть в крови бессчетных жертв. Почему в таком случае не дарить свободу убийцам и насильникам, которые, на самом деле, дела ничем от террористов не отличаются? И этот вопрос перетекает в рамки философского: разделять ли преступников на тех, кому можно дать шанс, и тех, кто этого шанса не заслуживает? Если идти по пути такового деления, то можно гласить о прямом нарушении русской Конституции, где прямо гвоорится о равенстве всех русских людей перед законом. Но если рассуждать с позиции прагматизма, то можно вчерашних боевиков поставить под ружье для служения, как это ни пафосно звучит, Отечеству, как это и вышло на примере Чеченской Республики с показавшимися батальонами, приклнными федеральным властям.
Тогда выходит, что официальные русские власти практически признали, что Рамзан Кадыров в свое время получил типичный карт-бланш при наведении порядка в Чечне, а конституционными ли были его способы либо, мягко говоря, не совершенно конституционными, это уже дело десятое. Зато в Дагестане не работает даже эта (если честно, очень непонятная схема).
Например, глава СК по республике Дагестан Александр Саврулин заявляет, что не приемлет ситуации с амнистией боевиков, так как это сводит на ноль всю деятельность, направленную на борьбу с экстремизмом. Саврулин гласит о том, что так именуемая комиссия по адаптации вчерашних боевиков работает в том направлении, когда хоть какой боевик, у которого закончились боеприпасы для ведения «джихада», может придти в комиссию, чтоб там его пожалели и отпустили с миром.
Разумеется, что такая точка зрения имеет право на жизнь. Но тогда становится более чем разумеется, почему дагестанские боевики не пылают желанием «спускаться с гор». Выходит, что жесткая позиция Следственного Комитета Дагестана ставит их в условия продолжения террористической деятельности. А это означает, что чеченского «хэппи-энда» в Дагестане ждать не приходится, поэтому для нивелирования активности боевиков тут придется идти по тернистому пути использования силовых методик. Ведь при высочайшей планке числа безработных в республике (около 15%, и это по данным дагестанской статистической отчетности) и малом уровне жизни при наличии большущих богатств, залегающих в недрах, ждать, что боевики сами бросят орудие и пойдут работать на благо Дагестана навряд ли приходится.
Повеселят ли нас дагестанские власти принятием оптимального решения в этом направлении, ну и есть ли на то политическая воля у Махачкалы – вопрос, который пока остается без ответа…