И 153
Мы строили самолеты, выручали челюскинцев, доставляли папанинцев, у нас был Чкалов, величавый летчик собственной эры, летал через Северный полюс в Америку. «Мы не нищи, у нас их тысячи!» – это про самолеты. Кино такое демонстрировали – «Если завтра война!» А когда она грянула, оказалось, что все те тысячи ни к черту не годятся. И 15, И 16, И 153… Для чего их только пекли в таких количествах? А новые, секретнейшие наши Яки, ЛАГГи, МИГи сгорели на прифронтовых аэродромах в 1-ый же денек.
А еще в тот 1-ый денек оказалось, что наши летчики не могут вести войну. И не так как плохо обучались, а так как их учили не тому – историю партии зазубривали, речи вождя прорабатывали, верность родине воспитывали, а ах так зайти в хвост противнику, больше на пальцах демонстрировали, а не в воздухе… Задумывались, количество перейдет в качество, массовостью задавим, шапками закидаем.
И вот результат: сначала войны командование ВВС Германии награждало Огромным крестом летчиков, сбивших 25 машин противника, к ноябрю 1941 го, в самый разгар битвы за Москву, планку подняли до 40, а к 1944 му – до 100. Очень стремительно увеличивали собственный счет некие германские летчики.
В собственных мемуарах Герд Баркхорн, командир 2 й истребительной эскадры, где служил Хартманн, писал: «В начале войны российские летчики были неосторожны в воздухе, действовали скованно, и я их просто сбивал внезапными для их атаками. Но все таки необходимо признать, что они были намного лучше, чем пилоты других европейских государств, с которыми нам приходилось биться. В процессе войны российские летчики становились все более опытными воздушными бойцами. В один прекрасный момент в 1943 году мне пришлось на Me 109Г биться с одним русским летчиком на ЛАГГ З. Бок его машины был выкрашен в красноватый цвет, что означало – летчик из гвардейского полка. Наш бой длился около 40 минут, и я не мог его победить. Мы вытворяли на собственных самолетах все, что только знали и могли. Все таки были обязаны разойтись. Да, это был реальный мастер!»
И это при том, что ЛАГГ наши летчики не обожали и называли – «Летающий Авиационный Гарантированный Гроб». Нужно сказать, что все характеристики массовых самолетов у нас были ниже, чем у германцев, и неравенство это, вопреки принятому воззрению, сохранилось до конца войны, когда под бомбежками союзной авиации они смогли выпустить около 2-ух тыщ реактивных истребителей, скорость которых достигала 900 км в час!
Так что все наши дискуссии о том, что настолько огромные личные счета у гитлеровских асов были только так как им делали записи по числу моторов – сбили четырехмоторный самолет, так его сходу за четыре считали – это, извините, от коварного. Почаще наши записывали самолет, сбитый в общей куче, на личный счет самого именитого – глядишь, Героем станет. Кстати, для получения звания Героя Русского Союза, как мне понятно, было довольно сбить 25 неприятельских машин хоть какого класса.
Попытаемся разобраться, почему у армии фаворитов утрат оказалось в три раза больше, чем у побежденных. А в авиации разрыв и того значительнее…
Начиналось все будто бы для нас хорошо. В небе Испании летчики добровольцы наших ВВС, невзирая на то что именитые «ишаки» – истребители И 16 – уступали германским самолетам в скорости, дали прикурить фашистам как надо. Достоинства наших пилотов в летном мастерстве не смущались признавать и сами немцы. Вот только одно из свидетельств.
В центре И.Ф. Петров и С.П. Супрун с парашютом. Германия. 1940 г.
Весной 1940 года в составе делегации русских профессионалов в Германии побывал и Б. П. Супрун