Мне кажется, что основная черта российской матрицы и ее двойственность состояли сначала в том, что Наша родина – это вправду два в одном.
Это большущая Индия, управляемая малеханькой Британией. Либо, если угодно, образ городка на болоте, при этом болото можно для удобства именовать Солярисом, если для кого-либо это слово оскорбительно. А город – это муниципальная структура, над ним надстроенная.
Соприкасаются они сложным образом, как вообщем соприкасается камень с болотом. Они друг другом не управляют. Они полностью разбиты, отсюда двойная мораль. А коррупция – менее чем механизм отношений меж ними. Механизм откупа народа от страны. Вобщем, для чего гласить «коррупция», если есть слово «традиция», как произнес Миша Успенский. Мы платим им за то, чтоб они не мешали нам делать наши дела.
Устройство болота полностью табуировано для него самого, оно не желает мыслить о для себя, но мы благодаря неким мыслителям, зародившимся в этом болоте, приблизительно знаем главные его структуры. Оно всегда горизонтально, оно не любит вертикалей. Для него важны земляческие, схожие, семейные связи, «Одноклассники.ру», «Сокамерники.ру», друзья по школе и т. д. Оно, обычно, полностью постоянно, как отметила Олеся Николаева, в собственных принципах. Оно не эволюционирует, в нем все сохраняется. Оно всегда недовольно и вкупе с тем не желает никаких перемен. Оно потрясающе решает непрагматические задачки и совсем не умеет решать задачки определенные. Недаром на Западе в ходу такая поговорка: на тяжелую задачку зовите китайца, на невозможную – зовите российского.
Сразу существует город, который все это время достаточно стремительно деградирует. Деградирует в силу коррупционности, в силу полной неспособности к определенным действиям, в силу отрицательной селекции, по которой в эту вершину отбираются люди. Другими словами, российская матрица более тщательно и детально описывается повестью Стругацких «Улитка на склоне», где есть раздельно лес и институт. Институт деградирует резвее леса, так как в отличие от леса ничего не делает. Лес застыл в собственном гомеостатическом состоянии, но все же тоже достаточно стремительно заболачивается.
Вот эта матрица – лес – институт, когда все главные муниципальные функции каким-то образом делегированы власти, а народу остается служить для нее сырьем, очень эффективна вправду для феодализма. Но вызовам ХХ века, как мы осознаем, она не соответствовала. Потому российская государственность была полностью мертва уже к 1914 году.
Начиная с 1914-го она начала получать все более массивные гальванические удары. Самым массивным таким гальваническим ударом была российская революция, потом три волны террора. И, в конце концов, Величавая Российская война. Труп получал все более мощнейший ток. И за этот счет прогуливался. Прогуливался до 1978–1979 годов, пока не начал распадаться на очах.
Учить опыт СССР
Но все же русская власть при всех собственных страхах породила один очень значимый парадокс, к которому нам, как мне кажется, придется ворачиваться еще не один раз. Это парадокс посредников меж лесом и институтом, некоторое третье сословие народа, которое не власть и не люд, а так именуемая интеллигенция.
Главные прорывы в российской истории за всегда существования Рф – рискну сказать ужасную вещь, но это так – были связаны с русским проектом и в особенности с его последними годами, начиная с полета Гагарина, 50-летие которого мы отмечаем, и кончая могучим расцветом российской культуры в 70-е годы. Ничего подобного тому, что имели в 70-е, мы не будем иметь еще очень длительно. Тогда на доске стояла очень неочевидная композиция, которая в 1985 году была просто решительным движением руки сметена с этой доски. Мы, непременно, должны ее возродить, поновой выстроить и доиграть до конца. Так как ситуация нового состояния народа… Кстати говоря, авторская песня ведь тоже его маркирует: люд – это тот, кто пишет народные песни. Итак вот возникновение авторской песни знаменовало собой возникновение нового народа. Это возникновение интеллигенции.
У нас есть всего два сценария, по которому этот посредник может появиться. Это или человек из народа, который чего-то достигнул и выучился, как Миш