
Февраль 1943 года… Шестая армия генерала Паулюса леденела под Сталинградом. По всей Германии собирали теплые вещи. В фонд зимней одежки была передана даже историческая реликвия — шуба самого Бисмарка. Для поддержания воинского духа генерал-полковнику фон Паулюсу был присвоен фельдмаршальский чин. Но уже ничто не могло спасти группировку германских войск под Сталинградом – ни шуба Бисмарка, ни фельдмаршальский жезл Паулюса…
«В январе 1943 года, — свидетельствует военный историк, — на местности городка было сформировано 13 лагерей-распределителей для пленных фашистских боец и офицеров… Наибольшее количество военнопленных пришлось на 2 февраля – 91 545. Спустя недолговременное время их число сократилось на четверть, потому что 27 078 гитлеровцев погибли от ран, обморожений и истощения, приобретенных в окружении».
— В феврале 1943-го нас, группу выпускников 1-го Столичного мединститута, вызвали на Лубянку, – ведает Евгения Михайловна. — В этот мощный дом, с высоты которого, как утверждала молва, видна Сибирь, мы входили с опаской. И хотя никто никакой вины за собой не знал, все же, по коже пробегали мурашки каждый раз, когда очередной часовой в коридоре инспектировал наши документы. Очень томная аура была в этом Большенном Доме…
— На Лубянке нам сказали, — продолжает Евгения Михайловна, — что мы находимся в Управлении по делам военнопленных и интернированных, и что нашей группе предстоит лететь в Сталинград, где русские войска взяли в плен огромное количество германских боец. И хотя дипломы мы еще не получили, нас в качестве зауряд-врачей распределяли по лагерям для военнопленных. В один из последних дней зимы мы вылетели на самолете типа «дуглас» в Сталинград. Это был мой 1-ый полет на самолете да еще в военном небе. Летели длительно с обилием посадок. До вылета нас отлично накормили, был даже таковой позабытый деликатес, как бутерброды с сыром, жаркий крепкий чай с сахаром. Но, как досадно бы это не звучало, настолько редкостные яства недолго задержались в наших желудках: болтанка и воздушная болезнь сделали свое дело. Правда, я полностью приемлимо перенесла дорожные невзгоды, и поэтому в первой же открытке маме докладывала, что полет перенесла отлично, но практически всем пришлось «слетать в ригу». «Сбегать в ригу» — гласили в деревне, когда желали сказать, что кого-либо стошнило. Моя же простодушная мать сообразила это иносказание дословно и решила, что наш самолет посадили в занятой германцами Риге. Она проплакала целую неделю, пока не пришло мое письмо из Сталинграда.
Не буду обрисовывать руины этого городка. Все вокруг намного верст было превращено в пустыню, заметенную снегом. Конкретно так смотрелся и лагерь № 108/20 для пленных, куда меня с 3-мя сокурсницами направили из местного управления НКВД.
Степь да степь кругом… До войны тут было подсобное хозяйство тракторного завода. В огромных бетонированных чанах, где ранее засаливали огурцы и капусту, посиживали немцы. Это были счастливцы, так как они, по последней мере, укрывались если не от мороза, то от пронизывающего ледяного ветра. Другие ютились под навесами бывших картофельных буртов, некие просто сбивались в стайки, чтоб прикрыть хотя бы спины. Здесь были и немцы, и итальянцы, и венгры, и румыны. Румын выручали темные меховые шапки вроде папах. А многие немцы были в летних полевых кепи, обшитых различным тряпьем. Глядеть на их было жаль. Хоть и захватчики нашей земли, но все таки люди. Тем паче, что многие пришли в эти степи по чужой воле.
В чудом уцелевшей сторожке располагалось управление лагерем и наша «медсанчасть».
Я никогда не задумывалась, что моими первыми пациентами станут немцы, пленные солдаты… В белоснежном халатике поверх ватника, я спускалась по веревочной лестнице на дно вонючих бетонных котлов, где люди были набиты, поистине, как сельди в бочке. Никакой охраны рядом со мной не было, я конечно побаивалась: н