С начала 2011 года в сфере военно-технического сотрудничества случилось два больших действия: был подписан договор на поставку 2-ух французских кораблей типа Mistral для военно-морского флота РФ и проигран "тендер века" на поставку в Индию средних истребителей МиГ-35. О том, с какими неуввязками приходится сталкиваться в сфере импорта и экспорта вооружений, также об отношениях с Минобороны и Федеральной службой военно-технического сотрудничества (ФСВТС) в интервью "Ъ" поведал глава "Рособоронэкспорта" АНАТОЛИЙ ИСАЙКИН.
"Это обыденный рутинный договор"
— Анатолий Петрович, давайте начнем с закупки кораблей типа Mistral. Что за история произошла с подписью, которую адмирал Николай Борисов поставил в протоколе?
— Просто немножко поторопились. По-моему, адмирал Борисов просто не учел, какое значение дадут его подписи на протоколе. Да, это был не договор и даже не проект договора — это был всего только протокол об очередных шагах. Но другое дело, что подпись решил поставить человек, не имевший опыта таких переговорных процессов. А он участвовал и проводил эти переговоры без роли "Рособоронэкспорта", вследствие чего была допущена техно ошибка: в конечном итоге в протоколе была зафиксирована стоимость. А этого ни Минобороны, ни ФСВТС делать просто не имели права. Стоимость вообщем возникает только тогда, как будут проведены ценовые переговоры по цены финишной продукции, а это уже только наша прерогатива. Если мы продаем, то за ранее согласовываем стоимость с предприятиями, с ФСВТС, и только тогда она закрепляется в официальных документах. И вот после чего мы выходим на переговоры с покупателем. Если же покупаем мы, то все происходит с точностью напротив: нам именуют стоимость, а мы требуем разложить ее по позициям. Нам следует знать структуру цены, для того чтоб разъяснить заказчику (Минобороны.— "Ъ"), из чего складываются эти миллионы либо млрд. Адмирал Борисов этих тонкостей не знал и обогнал действия — ведь еще не было обсуждено огромное количество деталей, из которых складывалась итоговая стоимость, ее структура была непонятна. Вариант "окрестили стоимость — согласились" тут неприемлем. Вот этого не было изготовлено. Считается, что переговоры велись очень длительно и трудно. Да, периодически было тяжело, хотя я бы не отнес эти переговоры к сверхсложным. Напротив, договор был заключен в достаточно недлинные сроки. Ведь если брать только формальную сторону, "Рособоронэкспорт" имеет право приступать к переговорам с зарубежными заказчиками только после того, когда подпишет муниципальный договор с заказчиком — в этом случае с Минобороны. Данный договор по Mistral был подписан исключительно в начале декабря, после этого мы смогли приступить к работе.
— А что касается 2-ух оставшихся Mistral? Не так давно министр обороны Анатолий Сердюков заявил, что к январю договор по третьему и четвертому кораблям будет заключен. Вы же на прошедшей выставке вооружений в Нижнем Тагиле произнесли, что Минобороны может этот договор заключить без помощи "Рособоронэкспорта".
— Смысл примерно конкретно таковой, но сущность моего заявления была чуточку искажена. Оставшиеся корабли Минобороны закупает также в рамках госпрограммы перевооружения, но заказывает их у ОСК. После принятия на вооружение первых 2-ух кораблей-доков Минобороны получит и пакет технологий, в том числе по строительству судов. Потому военные будут обращаться уже в ОСК, после этого заключат с ней госконтракт на строительство, а не на поставку из-за рубежа. "Рособоронэкспорт" будет участвовать в этом договоре исключительно в той части поставки ввезенного оборудования, которая предусмотрена уже заблаговременно в нашем подписанном договоре для оставшихся 2-ух кораблей. В пропорциональном отношении 20% создадут французские верфи (STX.— "Ъ"), а 80% выполнят русские судоверфи ОСК. Конкретно эти 20% и будут расценены как импорт услуг и импорт самой техники. В этом и будет заключаться работа "Рособоронэкспорта" по 2-ой паре кораблей.
"Нам нельзя терять оперативность"
— Как скажется на ваших отношениях с Минобороны уход с поста первого замминистра Владимира Поповкина и предназначение на его место Александра Сухорукова?
— Совместная работа по полосы военно-технического сотрудничества и с Поповкиным, и с Сухоруковым для нас одна из главных. Конкретно с первым замминистра идет проработка технических и юридических вопросов. К тому же принятие решений по многим вопросам военно-технического сотрудничества — это как раз прерогатива или первого замминистра обороны, или самого министра. Понятно, что в отсутствие первого зама вся нагрузка ложится на министра. А при его большой, колоссальной занятости и в критериях жесточайшей борьбы на наружном рынке по полосы продаж вооружения пропадает настолько нужная, стратегически принципиальная нам оперативность. Нам нельзя снижать темпы проработки вопросов, беря во внимание, что мы участвуем в 10-ках тендеров и прорабатываем тыщи заявок от стран, желающих приобрести наше орудие. Нельзя терять эту оперативность к тому же по этой причине. Надеюсь, что на данный момент, с приходом Сухорукова, неувязка принятия решений, утверждения документов, которые должны проходить через Минобороны, будет не настолько острой.
— Вся военная техника, которая создается в Рф и пойдет на экспорт, проходит военную приемку. Что от нее зависит?
— Этот аппарат является главным фактором в определении свойства продукции. Конкретно за военной приемкой остается последнее слово перед сдачей военной техники заказчику: можно ли поставлять, соблюдены ли все технические условия — это все ее компетенция. Это очень принципиальный аппарат, так как неувязка свойства играет определяющую роль во всем военно-техническом сотрудничестве. На данный момент идет сокращение этого аппарата, но он пока не ликвидирован. Если эта структура будет ликвидирована вполне, у нас фактически не остается элемента контроля свойства в области поставок вооружения и военной техники. Этого нельзя допускать.
— В апреле этого года прошла информация о том, что Минобороны желает, чтоб при смене формы принадлежности ФГУП "Рособоронэкспорт" в ОАО госпосредник оказался в составе военного ведомства. Это может быть?
— Чтоб это вышло, нужно поменять законодательство, нужно поменять указы президента. Пока об этом речи не идет.
— На данный момент собственником 100% акций "Рособоронэкспорта" является Русская Федерация. А есть вариант, при котором хоть каким-то процентом акций завладеет Минобороны?
— Нет, это нереально. Я не представляю вероятным, чтоб указ президента о разработке "Рособоронэкспорта", где верно прописано, что РФ в согласовании с законом о военно-техническом сотрудничестве является единственным акционером, трактовался как-то по другому. Чтоб поменять эти права, кто-то должен выйти с предложениями об изменении законодательства. Не думаю, что это произойдет.
— "Рособоронэкспорт" был сотворен за длительное время до образования ФСВТС. Как строятся ваши отношения, можно ли гласить о паритете?
— Паритет установлен снова же на уровне законодательства — согласно ему ФСВТС в нашей сфере производит функции контроля и надзора. Без этого ни один субъект военно-технического сотрудничества не в состоянии сделать ни одного шага, даже проводить переговоры с зарубежными заказчиками на тему продаж. ФСВТС закрепляет приобретенные воззвания и по заказчикам, и по номенклатуре поставок. Мы в собственном кругу называем это просто заявкой. Кроме этого ФСВТС занимается подготовкой проектов решения органов гос власти об экспорте военной продукции, обеспечивает лицензирование его вывоза и ввоза.
— А были ли какие-то конфликтные ситуации с ФСВТС? Появляются ли какие-то споры, разногласия?
— Естественно, бывают. К примеру, мы не всегда сходимся, скажем, в отношении предлагаемых "Рособоронэкспортом" поставок в какую-то новейшую страну. Случается так, что наши предложения, по воззрению ФСВТС, не смотрятся симпатичными. Тогда, естественно, идут споры, выяснения, уточнения: а нужно ли ввязываться в поставку продукции в ту либо иную страну? Приходится обосновывать, что, да, это направление перспективное. В большинстве случаев нам идут навстречу. Другой момент: конкретно ФСВТС наделена правом распределять заявки зарубежных заказчиков на приобретение военной продукции. ФСВТС может закрепить эти заявки как за "Рособоронэкспортом", так и за другими субъектами военно-технического сотрудничества, коих более 20 на данный момент. И тут у нас тоже часто появляются разногласия. Я считаю не совершенно правильным, если "Рособоронэкспорт" проводил работу в течение долгого времени с заказчиком по поставке продукции в какую-то страну, а потом заявка на ремонт и сервисное сервис была закреплена не за нами, а за предприятием, которое не проводило такую работу. Тогда нашу правоту нужно обосновывать.
"Индия — заказчик номер один на годы вперед"
— Совершенно не так давно Индия проводила тендер MMRCA на закупку средних истребителей. От Рф участвовал МиГ-35. Он из него выбыл. Индия предоставляла какие-то обоснования собственного решения?
— Нет, в официальном сообщении со стороны Индии предпосылки, по которым компания либо страна выбывает из так именуемого недлинного листа, перечислены не были. Нам было передано просто извещение о том, что наше предложение не вошло в число участников недлинного перечня. Я считаю, что предпосылкой могло стать несоответствие ряда технических требований условиям тендера. Техно комиссия со стороны Индии добивалась, чтоб все системы самолета находились в серийном производстве и в летной эксплуатации, это для их было самым основным. Мы заявляли о готовности сделать лучше свое предложение, но аргументы приняты не были. У нас ряд систем самолета не были еще в летной эксплуатации, хоть и проходили оканчивающую стадию испытаний. По мере прохождения тендера мы могли довести эти тесты до конца и выйти на характеристики, которые требовались устроителям тендерной комиссии. Мы давали такие предложения, но так как на момент роли ряд наших систем не соответствовал этим двум главным требованиям, то это стало основной предпосылкой отказа. Хотя южноамериканский самолет (F-16.— "Ъ") делается в серии, но к нему тоже предъявлялись претензии, и это тоже послужило предпосылкой его исключения из тендера.
— Наша родина удержит свои позиции на индийском рынке, беря во внимание завышенный энтузиазм к нему со стороны США?
— Индия как была для нас наикрупнейшим стратегическим партнером в области ВТС, так и остается. Это для нас на данный момент заказчик номер один на годы вперед — у нас заключено соглашение о ВТС до 2020 года. Не считая поставок вооружения мы проговариваем проекты по созданию новых типов авиационной техники, проведение ОКР, НИОКР. Сейчас мы участвуем более чем в 20 тендерах исключительно в Индии. MMRCA был как раз одним из их. Проигрыш МиГ-35 для нас очень неприятен и чувствителен, но мы попытаемся нагнать упущенное за счет оставшихся. Выиграть даже половину такового рода тендеров — уже большая фортуна для хоть какого страны.
— А ситуация на рынке Китая? Как понятно, с 2006 года дела ВТС меж Китаем и Россией равномерно понижаются. В чем причина?
— Причина полностью беспристрастная. Китай развивается, при этом развивается очень резвыми темпами, их правительство уделяет большущее внимание развитию собственного ВПК. И за последние годы они продвинулись достаточно удачно. Потому по многим характеристикам Китай удовлетворяет свои потребности за счет компаний собственного ВПК. Им не требуется уже закупать для собственных вооруженных сил готовые изделия в том количестве, как в прошлые годы. Но в 2011 году наши связи ожили — по авиации и авиастроению сумма договоров близится к $1 миллиардов, а именно на поставку движков АЛ-31Ф и АЛ-31ФН. Есть перспектива заключения и в дальнейшем больших договоров. В межправительственных соглашениях предусмотрены определенные темы нашей совместной работы. Вышло оживление не только лишь на уровне переговорном, формальном, да и в практической плоскости. На данный момент толика Китая в ранце заказов "Рособоронэкспорта" составляет уже выше 4%, это уже внушительная сумма выходит. Мы серьезно возлагаем надежды поставить платформу самолета Ил-76, амфибийные системы Бе-200 и А-42.
— Что с Алжиром?
— Алжир для нас закрытая тема. У нас есть соглашение о конфиденциальности, и все, казалось бы, обыкновенные вопросы по поставкам боевой техники, даже по ремонту, дискуссировать соглашением о конфиденциальности нам запрещено. Могу только сказать, что Алжир для нас очень принципиальный партнер.
— А на каком месте он идет по объему экспорта? 2-ой после Индии?
— Ну на данный момент, наверняка, не 2-ой. Но он заходит по последней мере в пятерку.
— А если назовем по рейтингу?
— Давайте я просто назову страны, которые для нас являются ведущими партнерами. Индия, Китай, Алжир, Вьетнам, Венесуэла. Вот эта пятерочка.
— А Бангладеш и Индонезия?
— В феврале 2010 года мы подписали договор на поставку в Бангладеш бронетранспортеров БТР-80, БРЭМ-К и БММ, 1-ые две партии уже поставлены, работы с третьей партией заканчиваются. В июне, кстати, мы также заключили соглашение по трем вертолетам Ми-171Ш вкупе с набором инертных и неуправляемых авиационных ракет. Индонезия тоже принципиальна для нас как субъект ВТС. В июне этого года мы поставили 6 Ми-17В-5 в рамках договора и госкредита в $1 миллиардов, выделенного Россией.
— А что за ситуация с Угандой на данный момент?
— Уганда живет и процветает.
— Но ведь управление не просто так торопится заполучить договоры "Рособоронэкспорта" на поставку вооружения. Может быть ли продавать им орудие в обмен на доступ к их месторождениям нужных ископаемых, к примеру золота?
— Уганда в реальный момент демократическая страна, там интенсивно работает парламент. И сделки утверждаются парламентом. Сделки, которые прошли по полосы нашей, "Рособоронэкспорта", также были утверждены парламентом. Это значит, что страна действует по этим же законам, что и большая часть государств в мире. Они определяют потребности для собственной армии, определяют страну (не только лишь Наша родина поставляет туда вооружения), определяют виды вооружения, и далее идут переговоры. Устроит их стоимость, качество той страны, которая предлагает им это вооружение, в этом случае Наша родина, берут у нас. Не устроит — берут у Китая. Не устроит у Китая — берут у Израиля. Не вариант? Берут у Украины, у Белоруссии, у США, в конце концов! Это право выбора. Вот что касается той формы, о которой вы гласите, имеется в виду оплата вооружений через так именуемые нетрадиционные формы, другими словами не впрямую за валюту. Мы вправду такие варианты предлагаем странам, которые владеют симпатичными месторождениями нужных ископаемых. Мы готовы идти на создание совместных компаний либо концессий для разработки этих месторождений. Признаюсь, таких сделок единицы. Это очень непростая конструкция. Позже она долгая, обычно. И в большинстве случаев это касается тех государств, которые вправду находятся в нехорошем финансовом состоянии. Я считаю, что Уганда не относится к таким странам.
— А с кем еще на таких критериях был заключен договор? И на что?
— Я могу только сказать, что велись проработки на таких критериях, но похвастать в особенности нечем. Не нужно забывать, что эти месторождения — это практически источник, резерв, золотое дно этой самой страны, и сильно много желающих к ним подступиться. Потому полностью могут быть более прибыльные предложения по разработке этих месторождений, в том числе и из Рф, без закупок вооружения. Смысла вмешивать орудие в такую схему я не вижу.
— А какова обстановка на рынке Перу?
— В июне 2010 года мы подписали договор на поставку 6 военно-транспортных вертолетов Ми-171Ш и 2-ух ударных Ми-35П. Это я считаю нашим достижением: договор был подписан моментально, за полтора месяца.
"Рост экспорта не может быть нескончаемым"
— Сирия, с учетом внутриполитической обстановки, рассматривается вами как возможный партнер? Президент Дмитрий Медведев произнес, что поставкам орудия в Сирию быть.
— Что касается Сирии, как, вобщем, и хоть какого другого страны, официальным запретом поставок вооружений в всякую страну может служить только санкция Совета Безопасности ООН. В отношении Сирии таких санкций не было. Вы сможете сказать, что отдельные страны объявляют свои санкции и воспрещают своим правительствам либо военным ведомствам поставлять вооружения в ту либо иную страну. А именно, в Сирию. Могут воспрещать. Но я для вас скажу, что это есть и было не только лишь в отношении Сирии. Во многие страны США, к примеру, по политическим причинам не поставляют орудие. Мы не лицезреем обстоятельств, почему мы должны следовать внутренним решениям, принятым каким-то отдельным государством. Общепринятое правило регламентирует только только утомившись ООН. Ах так только Совет Безопасности ООН воспримет решение в отношении хоть какой страны, которое востребует запрета поставок вооружения, мы обязательно в тот же денек будем исполнять это решение.
— За то время, что вы находитесь во главе "Рособоронэкспорта", какая, на ваш взор, утрата была самой тяжеленной в плане денег и какая в плане стиля?
— Из денежных утрат как таких — это поставка С-300 в Иран. Там финансовая утрата выразилась в возврате аванса. Это требование предъявляется при заключении хоть какого договора с хоть какой государством. Другими словами страна-заказчик, в этом случае Иран, направляет аванс в Россию на те предприятия, которые изготавливают продукцию военного предназначения, и этот аванс служит для того, чтоб приступить к производству этого вида продукции. Но мы даем, а именно "Рособоронэкспорт", гарантию возврата аванса ах так раз в случае таких неожиданных договором событий. Имеются в виду форс-мажорные происшествия, такие как санкция Совета Безопасности ООН. Вот это и вышло. Потому мы должны возвратить эту сумму. И мы ее возвратили.
— Сколько примерно?
— Порядка $167 млн.
— Не настолько не мало.
— Да, это не такая большая сумма. Но все же это утрата. Все другие утраты только гипотетичные — так именуемая упущенная выгода. Это, как в случае с Ливией, заключенные, но не вступившие в силу договоры. Другими словами мы еще не получили ни копейки от Ливии, и потому создание по этим заключенным договорам еще не начиналось. И утрата может только только считаться как упущенная выгода, другими словами мы могли бы получить эти средства, но не получили. Ну и проигрыш тендеров вообщем нельзя считать некий потерей, так как нельзя утратить то, чего еще как бы нет в кармашке. Других денежных утрат у "Рособоронэкспорта", ну и в Рф, тоже не было. Что касается имиджевых утрат. Ну, непременно, к этому можно отнести возврат из Алжира самолетов. Я имею в виду МиГ-29. По стилю стукнул не так сам возврат, как его интерпретация в почти всех СМИ, в объяснениях профессионалов, где говорилось, что основной неувязкой была плохая продукция. Но дело не в плохой продукции, а в том, что на этих самолетах были отдельные приборы, узлы и элементы, сделанные не в год поставки, как это предполагалось договором, а сделанные ранее, но которые так и не были применены. Это не контрафактная продукция, это не плохие изделия, не брак. Это все прошло сертификацию, в итоге которой они были признаны вполне пригодными, но они были произведены в прошлые годы, что вправду является нарушением договора. Вот это и послужило основной предпосылкой возврата. Не нужно забывать, что фактически сходу после чего мы заключили договор на поставку самолетов марки "Сухой". Так что практически тут денежных утрат для Рф не было.
— Какие перспективы у русского экспорта?
— С 2000 года мы втрое прирастили объем экспорта военной продукции: с $2,9 миллиардов до $8,7 миллиардов. Рост не может длиться нескончаемо, мы это осознаем. Но пока наша продукция ценится высоко и она конкурентоспособна, есть некоторый оптимизм: БМП-3, С-400 "Триумф", "Антей-2500", "Бук-М2Э" и почти все другое заинтересовывают возможных заказчиков. Но есть и суровая неувязка — неравномерная загрузка компаний нашего оборонно-промышленного комплекса внутренним госзаказом. Нужно находить баланс, по другому вред будет двухсторонним — и на внутреннем, и на наружном рынке. Этого допустить нельзя.