Слушая тихую неторопливую речь сидячего передо мной человека, я всячески старался отвести взор от ужасных фиолетовых рубцов, перечеркнувших низ его животика. Не удавалось. Скальпель военного доктора сохранил Алексею Ковылину жизнь. Пуля, прошедшая через него, желала эту жизнь отобрать. В горящем Суровом августа 96-го ему везло пару раз. Даже тогда, когда тяжело ранило. Подфартило, что хватило боеприпасов отбиться от озверевших «духов», подфартило, что из-под огня его, уже истекающего кровью, вынули ребята, подфартило, что остался жить.
Основным везением на данный момент стало бы для него возвращение на военную службу. Ковылина комиссовали из войск, признав не пригодным по трем статьям. После такового ранения не служат — был вердикт картонных педантов. Чтоб Ковылин возвратился в войска, необходимо личное разрешение главнокомандующего. Только он способен «нарушить» бумажные правила.
Алексей не сдается. Гласит, что будет биться, добиваться, что очень желает служить. Мне за этим оптимизмом почудилась легкая неуверенность. Хотя сломить человека, прошедшего ТАКОЕ, наверняка, тяжело. Ну и сдаваться Ковылин не умеет — не тому учат в спецназе. Но в том-то и коварство трясины нескончаемых чиновничьих коридоров, что могут они поглотить всякую надежду, хоть какое терпение.
Ровно годом ранее в Чечне вышло то, что в средствах массовой инфы получило нейтральное заглавие «августовские действия в Грозном». Не стоит, я думаю, разъяснять, чем они стали для страны, чем они стали для войск, чем они стали для каждого, кто в их участвовал. Августовский «водораздел» размашистым росчерком поделил войну на две части. Так же, как и судьбу Ковылина, 1-го из многих. И предлоги «до» и «после» для него имеют сейчас совсем определенный смысл.
Я слушал его размеренный и стабильный рассказ о том, что было «до». И вопрос: «Что ж это у нас за Родина такая, если кидает малышей собственных, отдавших ради нее, ради долга, свое здоровье, а часто и всего себя?» — всегда истязал меня, когда я обращался к тому, что стало «после».
Прошлый десантник, старшина Алексей Ковылин служил в части, охраняющей Калининскую атомную электрическую станцию. Во взводе спецназа. До тихого малеханького города энергетиков с прекрасным русским заглавием Удомля грохот боев в дальной Чечне доходил только по каналам телевидения. В части его тоже не чувствовали — такая специфичность службы, что на войну никого не посылали. Охрана мирного атома — тоже дело наисерьезнейшее. Каждый человек на счету. Но все таки и этой части пришлось открыть чеченскую страницу собственной истории.
Узнав о формирующейся в Москве 101-й бригаде внутренних войск, четыре юношей подали рапорта о желании влиться в ее ряды. Одним из их был Ковылин. Рапорта удовлетворили. Дома у Алексея осталась беременная супруга…
В Чечне Ковылин стал прапорщиком, командиром взвода спецназа — офицеров чертовски не хватало. Война всегда опережала на полшага… Некое время был старшим в охране комбрига. Мотался с ним всюду, но ощущал — это не для него. Не за этим приехал Ковылин на чеченскую землю. Пару раз просил командира бригады отпустить на другую должность. Более боевую, благо способности свои оценивал здраво. Знал, что будет от него больше полезности для бригады, для братишек, если займется боевой работой по-настоящему. Комбриг отпускать не спешил. Ценил.
В мае Алексею удалось уехать в отпуск, к супруге — родилась дочь. Когда возвратился, все-же смог достигнуть перевода в разведывательно-штурмовую роту. Дело пошло, правда, не так стремительно, как хотелось бы. Августовские действия он повстречал в таком вот промежном состоянии… Сначала августа собрался в отпуск.
5 августа, вечерком, Алексей возвратился с операции, сдал орудие, рацию. Отпускные документы были стопроцентно оформлены. Отъезд планировал на 6-7 августа…
Ранешным с утра 6-го Ковылина вызвал комбриг и поставил задачку выехать в МВД Чеченской республики.
Ситуация в министерстве была накалена до максимума. Никто толком ничего не мог разъяснить. Скоро в городке началась стрельба. Министр тем временем выехал в аэропорт Северный. Алексей остался в распоряжении замминистра.
Рассвело. Улицы были пустынны. Стреляли уже совершенно близко к зданию. Ч
ерез некое время к Ковылину прибежал наблюдающий, доложил, что лицезреет перемещение бессчетных вооруженных людей перед домом. Алексей принял решение открыть огнь по боевикам, пока те не успели закрепиться в примыкающих со зданием МВД домах, где у их были бы заблаговременно подготовлены боеприпасы, орудие, продукты.
К середине денька мужчины расстреляли весь боекомплект, взятый с собой. И пришлось бы им совершенно туго, если б не склад боеприпасов в самом министерстве.
Далее боеприпасы старались сберегать, расходовать только по определенным целям. И расходовали успешно — невзирая на то, что здание находилось в плотном кольце чеченцев и иногда расстояние меж атакующими и оборонявшимися было всего только несколько 10-ов метров, взять «цитадель» с десятком защитников боевики так и не смогли. А заступники сообразили, что надежды можно лишь на себя. Помощи не было ни в 1-ый, ни во 2-ой, ни в следующие деньки. В горячем августе 96-го в Суровом всем нашим было туго, но никто не сдался…
Гласит Алексей Ковылин:
— Шестого, после первой суровой атаки, пришло временное затишье. Мне произнесли, что вызывает замминистра. Фамилию его уже не помню, но мы его все называли Батя. Я тщательно доложил ему свои суждения по предстоящей обороне. У него оказался мобильник и он дозволил мне позвонить домой. Дозвонился маме на работу. А она уже все знает. По телеку в новостях объявили о сложной обстановке в Суровом. Мать рыдает, я ее пробую успокоить, говорю, что уже числюсь в отпуске, что скоро приеду, что все нормально. Помню, разговор заканчивал уже на ходу, так как начался обстрел. Мы с замминистра вышли во внутренний дворик. На обратной стороне площади, в здании почтамта, закрепились «духи» и долбили по нам. Я очень беспокоился, чтоб мать не услышала выстрелов, трубку рукою прикрывал, старался разговор побыстрей окончить…
Боевики все еще не теряли надежды взять здание, где держались подчиненные Ковылина. Атака следовала за атакой. Отлично, что тыл у ребят был прикрыт, — в стоявших неподалеку от министерства зданиях ФСБ, Координационного центра и Доме правительства тоже находились наши.
Выручало к тому же то, что перед домом протянулся бетонный забор с бойницами. Если б его не было, большие окна на нижнем этаже навряд ли стали неплохим укрытием для боец. 1-ые деньки пламенной круговерти в сплошном грохоте люди запамятовали об вялости. Не то что прилечь, присесть некогда было.
Оборонявшимся в здании МВД подфартило. Связь со своими была. Один узел находился в самом министерстве (из него Алексею в один прекрасный момент в 1-ые деньки удалось связаться с бригадой), другой — в Координационном центре, но туда добраться оказалось труднее: необходимо было пробежать по улочке, обстреливаемой с 2-ух сторон боевиками. Ковылин бегал, связывался со своими, докладывал обстановку на его «опорном пункте». В один из сеансов связи вызнал, что в 1-ый денек боев на 13-м блокпосту умер комбат и еще 27 человек, что вот уже некоторое количество дней к ним не могут прорваться из бригады, забрать покалеченых и тела погибших. Вызнал, что бригада на сто процентов блокирована, что на площади Минута тоже упрямо бьются наши братишки. Об отпуске запамятовал напрочь, сообразил одно: уходить нельзя ни при каких обстоятельствах. Хотя замминистра спрашивал Ковылина об отходе. 9-го августа, в один из самых тяжелых дней, когда уже казалось, что силы на финале, Алексей отрубил: «Отходить не будем».
В подвале, куда часто спускались «спецы», было много штатских. Испуганно жались к стенкам, оглушенные грохотом взрывов и автоматных очередей. Очень страшились, что ребята их оставят, уйдут, все не верили, что спецназовцы будут держаться. А бойцы приносили в подвал добытую кое-где тушенку, воду. Практически все отдавали детям, старикам, для себя оставляя самую малость.
9-го, на 4-ый денек обороны, было очень тяжело. Ковылина очень контузило. Собственной же миной. Война есть война. С Координационного центра как-то смогли передать координаты оборонявшихся, и бригадные артиллеристы попробовали посодействовать. Пару раз мины успешно взорвались на почтамте, занятом боевиками. Позже разрывы стали приближаться к зданию МВД. Одна из мин стукнула прямо в стенку дома. Ковылин и еще несколько его ребят находились в приемной министра. Около окна со стороны улицы и произошел взрыв. 80 см левее — и адская болванка разорвалась бы прямо в комнате с людьми. А так… Из окна вылетела стальная решетка, приемную засыпало осколками кирпичей. А