Статья Джонатана Каверли и Этана Кэпштейна «Как Вашингтон утратил монополию в продажах оружия» представляет собой в высшей степени увлекательный взор академических ученых из США на процессы, происходящие на рынке вооружений. Рассуждая приемущественно об изменении американской позиции на этом рынке и утверждая, что в нулевые годы Соединенные Штаты утратили монопольное положение, достигнутое в 1990-х гг., создатели затрагивают и поболее фундаментальные вопросы. 1-ый – об общей эволюции конфигурации игроков на этом рынке. 2-ой – уже на самом деле теоретический – о базисных факторах, как политических, так и экономических, определяющих эту эволюцию. Основной предпосылкой утраты позиции на рынке создатели считают ориентацию южноамериканского ВПК на создание очень сложных дорогих сверхтехнологичных вооружений, которые начинают проигрывать более обычным и легкодоступным по стоимости системам евро, русского, израильского либо даже южнокорейского производства.
Девяностые годы: а была ли монополия США?
Можно согласиться, что начало 1990-х гг. вправду было периодом, когда позиции Соединенных Штатов на рынке орудия по сопоставлению с 1980-ми гг. приметно усилились. Это стало следствием резкого сокращения с 1992 г. русских поставок, также ухода с рынка игроков второго эшелона, которые в прошлом десятилетии нарастили военный экспорт благодаря огромному спросу, порожденному ирано-иракской войной. На фоне падения русского/русского, китайского и бразильского экспорта, также некого понижения европейских поставок сами США прирастили реализации вооружений в арабские монархии Персидского залива после войны с Ираком 1991 года.
Вообщем мировые трансферты вооружений достигнули наибольших объемов в 1987–1988 гг. в апогее ирано-иракской войны и бессчетных внутренних конфликтов в развивающихся странах (Афганистане, Анголе, Эфиопии, Кампучии и Никарагуа), где прозападные и прокитайские партизанские движения противостояли нацеленным на СССР правительствам. Сначала 1990-х гг. Москва закончила безвозмездные либо сверхльготные поставки квазимарксистским режимам в 3-ем мире. Крах «мировой социалистической системы» и роспуск Организации Варшавского контракта привели также к прекращению продаж бывшим союзникам в Центральной и Восточной Европе. Не считая того, русский и ранешний русский военный экспорт пострадал из-за ухода с рынка попавших под санкции ООН Ирака и Ливии, другими словами как раз тех государств, которые вообщем присваивали русским оружейным поставкам хоть какую-то коммерческую составляющую. Смена русской политической парадигмы экспорта на российскую коммерческую привела также к краткосрочному параличу в российско-индийских военно-технических связях. В итоге деяния всех этих причин русский экспорт в 1994 г. свалился до собственного исторического минимума, составив всего 1,7 миллиардов баксов.
Окончание ирано-иракской войны, которая генерировала каждогодний многомиллиардный спрос на вооружения, нанесло сильный удар по экспортерам орудия второго эшелона, в особенности по Китаю и Бразилии. Пострадали также европейские производители. КНР в 1994 г. перебегает из разряда незапятнанных экспортеров вооружений в категорию нетто-импортеров. Бразилия вообщем уходит с рынка, ее оборонная индустрия фактически прекращает существование.
На этом фоне США после победоносного окончания первой войны в Заливе получили большие саудовские, эмиратские и кувейтские военные заказы, которые частично должны были повысить боеспособность армий заливных монархий, но приемущественно стали формой благодарности Вашингтону за спасение от Саддама. Таким макаром, победив в прохладной войне, разгромив Ирак и избежав больших утрат из-за прекращения ирано-иракской войны, Соединенные Штаты вправду на маленький срок резко усилили позиции на рынке вооружений. Но это абсолютное преобладание (даже в тот период никак не монополия) длилось не все десятилетие, как говорят южноамериканские создатели, а всего только три-четыре года.
Уже в 1994 г. начинается восстановление русских позиций на рынке, при этом на новых деполитизированных коммерческих началах. Подписывается исторический договор ценой 650 млн баксов на поставку в Малайзию 18 истребителей МиГ-29N, исполняются 1-ые большие китайские договоры, сначала на истребители Су-27СК/УБК, восстанавливается сотрудничество с Индией и Вьетнамом, длятся поставки бронетехники и подводных лодок по договорам, заключенным еще в русское время с Ираном. Наша родина получает свою долю благодарности от аравийских монархов – ОАЭ и Кувейт закупают большие партии боевых машин пехоты БМП-3 и реактивных систем залпового огня «Смерч». Посреди – 2-ой половине 1990-х гг. отлично сработал специфичный русский рекламный инструмент – поставки вооружений и военной техники в счет погашения русских долгов. Благодаря этому удалось продвинуть истребители МиГ-29 в Венгрию, танки Т-80У и БМП-3 в Южную Корею, зенитные системы «Бук-М1» в Финляндию. В 1996 г. из 3,6 миллиардов баксов совокупного русского военного экспорта поставки в счет погашения долга составили 800 млн, либо 22%.
Истребитель Су-30МК2 ВВС Вьетнама. Источник: militaryphotos.net
Еще больше интенсивно увеличивают присутствие на рынке Франция и Израиль. Париж получает большие военно-морские и авиационные договоры на Тайване, саудиты приобретают французские фрегаты, а ОАЭ – огромную партию новейших танков Leclerc, масштабные поставки идут в Пакистан. Израиль практически мгновенно становится приметным игроком на рынке, интенсивно продавая в КНР и Турцию электрические системы, беспилотные летательные аппараты и решения в области модернизации.
Резюмируем: скачок относительной толики США, которая вправду могла достигать на максимуме 60% глобальных трансфертов, наблюдался в очень маленький период приблизительно с 1990 по 1994–1995 гг. и был девиацией, связанной с одновременным действием 3-х причин – победой в прохладной войне, победой в первой войне в Заливе и последствиями прекращения ирано-иракского конфликта. Уже к середине 1990-х гг. рынок стал ворачиваться в более равновесное состояние, когда вместе с Соединенными Штатами большими экспортерами оставались Англия и Франция, начала ворачиваться на свои позиции Наша родина, а Израиль приступил к феноменальному восхождению.
Нулевые годы: а была ли утрата рынков?
Не так совершенно точно и просто смотрится и динамика американских позиций в нулевые годы. Может быть (хотя далековато не гарантированно), толика США на рынке снизилась, но не до 30%. Скорее всего, она колебалась меж 40 и 50%. При всем этом имеются только единичные случаи, когда Соединенные Штаты теряли бы позиции на рынке либо проигрывали в прямой конкуренции, практически все эти эпизоды упомянуты создателями. В Юго-Восточной Азии это авиационные закупки Малайзии (которая продолжила приобретение русской авиатехники, заключив договор на 18 Су-30МКМ, но отказавшись от ожидавшегося заказа на F-18F Super Hornet) и Индонезия, которая в комплектовании собственных ВВС начала переориентацию на Россию и Южную Корею. Чехия и Венгрия предпочли южноамериканским машинам сверхлегкие и относительно дешевенькие шведские Gripen. Бразилия в тендере на закупку многообещающих истребителей формально избрала Rafale, но до сего времени не подписала договор. Может быть, кое-что можно отнести к южноамериканским потерям в огромных бразильских военно-морских договорах 2008 г., которые также достались французам. И, естественно, известный индийский тендер MMRCA на закупку 126 средних многоцелевых истребителей, где победу также одержали французы.
Истребитель Dassault Rafale.
100 лет ВВС Рф: Торжественное шоу в подмосковном Жуковском. Фото Александра Качкаева для "Ленты.ру"
При всем этом США сохраняют крепкие позиции на колоссальном рынке монархий Персидского залива. Саудовские закупки английских Typhoon либо заказ ОАЭ Mirage 2000-9 (и вероятное продолжение эмиратских авиационных приобретений во Франции, на этот раз Rafale) потерями именовать никак нельзя. Это воспроизводство уже сложившейся структуры источников вооружений ограниченных арабских нефтяных режимов, допускающих ограниченную диверсификацию, но сохраняющих преобладание Соединенных Штатов, которые единственные в состоянии гарантировать выживание этих режимов. Резервируя часть пирога за Парижем и Лондоном, саудовские и эмиратские шейхи все равно главные средства растрачивают на закупку американских F-15SA, F-16 block 60 и систем ПВО.
Boeing нанес унизительное поражение Dassault Aviation на критически принципиальных тендерах в Южной Корее и Сингапуре, военно-воздушные силы этих государств предпочли сырым французским Rafale заслуженные южноамериканские истребители F-15. США безраздельно властвуют в Стране восходящего солнца и Австралии. Наибольший и единственный возрастающий в Восточной Европе польский рынок также нацелен на южноамериканские системы. Да, чехи и венгры арендовали в общей трудности 28 шведских Gripen, но поляки приобрели 48 F-16. В конце концов, в нулевые годы америкосы вошли на новый себе индийский рынок, продав тут всего за 5 лет военно-транспортных и базисных патрульных самолетов, также боевых вертолетов на сумму до 10 миллиардов баксов.
Фактор low cost систем
Главной предпосылкой утраты предполагаемой (но недоказанной) монополии США на оружейном рынке создатели считают уход американских компаний в нишу разработки и производства очень дорогих сверхтехнологичных систем вооружений, которые начинают проигрывать более обычным и дешевеньким образчикам. Но из всех приведенных выше примеров неудач только единичные можно разъяснить действием этого экономического на самом деле фактора. Как несложно увидеть, открытые тендеры на авиационные системы в Индии и Бразилии Соединенные Штаты проиграли французам. Но французские Rafale еще дороже всех американских истребителей 4-ого поколения – будь то томные F-15 и F-18 Super Hornet либо средние F-16. Вообщем если есть экспортер, который вправду мучается от отсутствия предложений в нише low cost, так это конкретно Франция. По всей видимости, как раз это событие и стало предпосылкой относительно низких французских продаж после окончания поставок легких Mirage 2000-5/9 и демонтажа сборочной полосы этих относительно дешевеньких (по французским, естественно, меркам) машин.
Индийские ВВС, которые, кстати, приблизительно до 2007–2008 гг. отдавали предпочтение конкретно США, не приняли южноамериканское предложение в рамках тендера MMRCA, по всей видимости, из-за неудовлетворенности предложенным уровнем трансферта технологий. Бразильский выбор разъясняется наличием закоренелых промышленных и коррупционных связей с Dassault и опять-таки готовностью французов передать права на лицензионное создание Rafale на Embraer.
Все другие примеры предполагаемых американских неудач – от китайского преобладания на пакистанском рынке до русских фурроров в Малайзии и Индонезии – также объясняются политическими, технологическими либо промышленными факторами, но только не ценой американских предложений. Цена не была определяющим фактором и в таиландском решении приобрести Gripen: за три года ранее выбора предшествующее тайское правительство практически подписало договор на закупку более дорогих, в особенности в эксплуатации, томных русских Су-30. Так что в тайландском выборе решающее значение имеют любые другие, но только не ценовые мотивы.
Выходит, что чуть не единственным случаем, когда стоимость сыграла решающую роль, был чешско-венгерский (и не упомянутый создателями швейцарский) выбор в пользу малеханького шведского истребителя. Соответствующая особенность всех 3-х случаев – требования боевой эффективности закупаемой системы не были приоритетными, потребность в передаче технологий со стороны Чехии и Венгрии отсутствует (швейцарская ситуация более непростая, там подразумевается софинансирование покупателем сотворения новейшей, более тяжеленной версии Gripen NG). При наличии военных, политических, промышленных либо технологических мотивов ценовой фактор уходит на второй-третий план. Вот поэтому Индия и Бразилия, которые стремятся сделать национальную военную авиационную индустрия, избрали более дорогие французские самолеты. Вот поэтому бедная Уганда, которой грозит вовлечение в конфликты меж Северным и Южным Суданом либо в Демократической Республике Конго, закупает непростой и недешевый в эксплуатации Су-30МК2.
Су-30МК2 ВВС Уганды
Кстати, вообщем ошибочно считать, что у США отсутствуют предложения в low cost секторе. Южноамериканские вооруженные силы сохраняют большие припасы всех видов орудия и военной техники, которые находятся в очень неплохом состоянии и могут поставляться покупателям немедля либо после дешевый модернизации и по очень применимой цены. На хоть какое доступное и обычное предложение соперников Соединенные Штаты в состоянии ответить продвижением более дешевенького, но полностью солидного технологического уровня вооружения и техники с баз хранения. Ни в ценовом, ни в технологическом отношении соперничать с янки практически нереально, и в этом смысле Вашингтон вправду мог бы достигнуть монополии.
Тогда почему же этого не происходит? Главные ограничители американской экспансии на рынке вооружений – это очень жесткое законодательство в отношении трансферта технологий и склонность к неизменному введению санкций и эмбарго. 1-ое затрудняет продвижение американской техники в страны с возрастающими государственными оборонными промышленностями, к примеру, в Индию либо Бразилию. 2-ое принуждает диверсифицировать источники вооружений страны, имеющие амбиции проведения относительно независящей наружной и оборонной политики – Малайзию, Индонезию либо Алжир, к примеру. И, разумеется, исключает возможность поставок в государства-изгои – от Сирии до Северной Кореи. США – это, возможно, самый политизированный и даже идеологизированный экспортер вооружений. И не утрата позиций на рынке вооружений ограничивает способности Вашингтона оказывать влияние на политику других стран. Все ровно напротив – внешнеполитические и идейные предрассудки и опаски утечки ведущих технологий не дают южноамериканским компаниям раздавить собственных соперников на мировом рынке. К примеру, Пентагон препятствует кораблестроительной индустрии строить неатомные подводные лодки из-за опаски, что сделанные в интересах экспортных заказчиков и поставленные за предел дизельные субмарины будут содержать технологии, применяемые на атомных подводных кораблях. В итоге возрастающий многообещающий рынок неатомных субмарин оказался разбит меж Россией, Германией и Францией, а в прошедшем году на нем в первый раз появилась и Южная Корея.
Типы рынков вооружений
Таким макаром, на рынке вооружений действует непростой комплекс переменных. Это в большинстве случаев политические, промышленные, технологические, военные суждения и только чуть не в последнюю очередь почему-либо привлекший к для себя все внимание американских коллег ценовой фактор. Важную роль играет сложившаяся традиция отношений импортера и экспортера, коррупционные связи и рекламная эффективность. При всем этом в политике импортеров, обычно, находятся сходу несколько из перечисленных мотиваций, но в большинстве случаев очевидно доминируют только одна-две. При наличии такового очевидно выраженного преобладания одной мотивации совершенно точно определяется и тип рынка вооружений. Непростая и динамическая композиция мотиваций дает промежный тип. В целом, как нам представляется, можно выделить последующие модели поведения покупателей на рынке вооружений:
В коррупционной модели при решении о приобретении ВВТ доминируют не оптимальные общегосударственные либо общенациональные интересы, а корпоративная либо личная финансовая заинтригованность высокопоставленных представителей государства-импортера. Данная модель более ярко выражена в странах мусульманского культурного ареала и в Латинской Америке. Не считая того, осязаемое воздействие этого типа мотивации наблюдается также в Индии и странах Восточной и Юго-Восточной Азии.
В рамках зависимой модели вооружения и военная техника выступают как типичный промежный продукт, призванный замаскировать настоящий предмет торговли. Под видом ВВТ де-факто затариваются гарантии безопасности страны-производителя. Данная модель более свойственна для капиталоизбыточных государств, которые в силу демографических и культурных особенностей не в состоянии без помощи других обеспечить внешнюю военную безопасность. Более колоритными примерами являются нефтедобывающие монархии Персидского залива. Соответственно, для удачного продвижения на таковой рынок особенное значение приобретает военно-политический вес страны-экспортера, также достоверность ее военно-политических гарантий.
Политическая модель. Принятие решения об импорте того либо другого вида ВВТ обосновано политической ориентацией страны-покупателя. Закупая ВВТ, импортер показывает свои политические и цивилизационные предпочтения, которые могут быть прозападными (ЦВЕ), антиамериканскими (Венесуэла) либо подчеркнуто плюралистическими (Малайзия, Индонезия).
Блокадная модель. Как понятно, целый ряд стран, армии которых испытывают острую потребность в обновлении либо модернизации парка вооружений и военной техники, находятся в ситуации юридической либо фактической блокады. К числу таких государств относились в свое время саддамовский Ирак и Ливийская Джамахирия. Элементы блокады в отношении поставок современных конвенциональных ВВТ находятся также в случае с Сирией и Ираном. Особенное место занимает Тайвань, ввезенную модель которого следует относить быстрее к зависимой, но в какой все таки ясно находятся и признаки блокадного типа.
Промышленно-технологическая модель подразумевает ценность доступа к передовым военным и общепромышленным технологиям. Соответственно, главную роль начинают играть готовность экспортера к передаче технологий, продаже лицензий и реализации офсетных программ. Более колоритными примерами этого типа импортеров являются на данный момент КНР, Бразилия, Индия. В ближайшее время к этой модели стремительно эволюционируют также Южная Корея и Турция.
В конце концов, фактически военная модель импорта вооружений подразумевает ценность боевых свойств закупаемых систем. В экстремальных случаях, когда импортер находится в состоянии вооруженного конфликта либо существует высочайшая возможность его появления, особенное значение приобретает быстрота поставки и способность военного персонала стремительно освоить закупаемое вооружение.
Перспективы
Рассуждая дальше в рамках предложенной мотивационной модели рынков вооружений, несложно увидеть, что Соединенные Штаты имеют более крепкие позиции на части политических и зависимых рынков. К первым сначала относятся страны англосаксонского цивилизационно-культурного поля, некие европейские союзники США и Япония. Эталонными примерами американских клиентов с зависимой мотивацией остаются аравийские нефтяные монархии, сначала, естественно, Саудовская Аравия. Сильны позиции и в странах, где ценностью является обеспечение военной безопасности: южноамериканское вооружение отлично, испытано в боях, стратегия его внедрения отработана самыми сильными на планетке вооруженными силами. Потому Индия предпочла испытанные ударные вертолеты Apache сырым русским Ми-28NE, по той же причине на Вашингтон нацелены Израиль и Южная Корея, хотя эти два рынка также имеют признаки политической и даже зависимой мотивации. Нет оснований считать, что в дальнейшем конкурентоспособность Соединенных Штатов на обозначенных типах рынков снизится.
А вот государствам, для которых ценностью является создание своей индустрии, придется из-за американских ограничений развивать дела сначала с Европой, в особенности с Францией. На данный момент это более приметно в случае с Бразилией, в некой степени в Индии. Но дальше можно ждать активизации евро вектора таких нацеленных сейчас в большей степени на США государств, как Южная Корея либо Сингапур. В общем можно полагать, что структура покупателей американских вооружений остается в целом прежней, конфигурации вероятны приемущественно в случае политической переориентации государств (к примеру, краха саудовского царского дома).
Динамика русских рынков смотрится наименее презентабельно. Бум продаж в нулевые годы обеспечивался за счет массивного китайского и индийского спроса, при всем этом обе страны решали приемущественно задачки развития государственной промышленной и технологической базы. На сей день в КНР эта задачка в некой степени решена, а Индия увеличивает планку технологических требований, которые все почаще уже не могут удовлетворяться русской индустрией. Это не означает, что в наиблежайшие годы индийский и даже китайский спрос на русские системы и технологии совершенно пропадет, но объемы торговли, в особенности с Пекином, уже никогда не повторят тех эпических значений, которые были достигнуты в нулевые годы. Можно представить, что промышленно-технологическая модель сотрудничества будет развиваться в отношениях с такими возрастающими странами, как Вьетнам и Индонезия (вобщем, для Индонезии приоритетным партнером уже стала Южная Корея), но понятно, что эти страны не компенсируют падение китайских и индийских закупок.
Другой большой группой русских клиентов, обеспечивших диверсификацию русского оборонного экспорта в прошлом десятилетии, стали страны, проводящие независимую либо антизападную внешнюю и оборонную политику. Антизападная политическая мотивация при закупках находится у Венесуэлы и Ирана (до введения эмбарго на поставки орудия). В значимой степени политически целевыми были и сирийские приобретения, хотя сирийская модель содержит также военные и блокадные мотивы. Вьетнам, Алжир, Малайзия и Индонезия относятся к странам с независящей наружной и оборонной политикой.
«Антизападные» рынки один за одним запираются в итоге введения интернациональных эмбарго либо политической переориентации соответственных государств. Оставшиеся (как Венесуэла) отличаются высокими политическими рисками и экономической непостоянностью. Алжирский рынок близок к насыщению, а индонезийский и малайзийский открыты для конкуренции, и в ближайшее время фуррор россиянам тут не сопутствует. В прошедшем году, к примеру, Наша родина проиграла южнокорейцам тендер на поставку Джакарте 2-ух подводных лодок. Размеренным и прогнозируемым в этом кластере остается только Вьетнам, который в наиблежайшие пять-семь лет остается нацеленным в большей степени на закупки русских вооружений. Таким макаром, можно предсказывать, что Наша родина, возможно, будет терять свои позиции в пользу европейцев (сначала французов) и израильтян, оставаясь при всем этом одним из главных игроков на рынке.
Создатель: Константин Макиенко — заместитель директора Центра анализа стратегий и технологий.