20 ноября в Лиссабоне пройдет встреча глав 20 восьми стран, входящих в состав Организации Североатлантического альянса (НАТО), чтоб выразить одобрение новейшей «стратегической концепции» — документа, где будут изложены задачки альянса на наиблежайшее десятилетие. Это будет уже 3-я стратегическая концепция, сформулированная после окончания прохладной войны. Прошлые две выходили в 1991-м (в процессе распада Русского Союза) и 1999-м (когда НАТО совершило интервенцию в Югославию, что стало первым суровым военным мероприятием в истории альянса) годах.
Во времена прохладной войны присутствие пятидесяти бронетанковых дивизий СССР и государств Организации Варшавского контракта и армии численностью практически в два миллиона человек (только к западу от Уральских гор) было красноречивее, чем всякое изложение задач. Стратегические концепции формулировались в 1949-м, 1952-м, 1957-м и 1968-м годах, но служили они только подкреплением миссии НАТО, а конкретно — сдерживания СССР. Сейчас же экзистенциальный кризис, в какой опустился союз, только подчеркивается спорами, ведущимися вокруг его стратегической концепции.
Эволюция угроз, окружавших НАТО
Во времена прохладной войны жить было небезопасно, но просто. Мощь русской опасности и разруха, царившая на европейском материке после 2-ой мировой войны, вынудили европейских союзников НАТО положиться в вопросах обороны на США. Всякая надежда на сдерживание полного амбиций СССР была связана с Вашингтоном и его ядерным потенциалом. Дело было не в лояльности, не в выборе на базе культурных ценностей либо исторической общности. У обитателей Западной Европы никакого выбора не было — в потенциале им угрожало нападение СССР. Схожая безальтернативность тесновато сковала европейских и североамериканских союзников по альянсу, также посодействовала понятно сконструировать задачки. НАТО предоставляло дополнительные достоинства в плане безопасности практически без денежных обязанностей, что позволило европейцам сосредоточиться на улучшении актуальных критерий; Европа выиграла время и получила ресурсы на то, чтоб выковать структуры Евро Союза и разветвленные системы «государств благоденствия». Америкосы не сочли это чрезвычайно высочайшей ценой за то, чтоб сдерживать Советы. Если б Европа оказалась под русским господством, то сочетание технической и производственной мощи Европы с природным, человеческим и идейным ресурсом СССР отдало бы Северной Америке угрожающего соперника размером в целый материк.
Угроза нападения СССР на Европу была тем единственным обоснованием, в каком нуждалось НАТО. Союз практически не располагал обыкновенными вариациями ответа на эту опасность. Поближе к концу эры прохладной войны распространение противотанковых технологий позволило несколько поменять баланс сил меж НАТО и Организацией Варшавского контракта, но большая часть этих технологий оставались непроверенными до операции «Буря в пустыне» 1991-го года, а к этому времени русской опасности издавна не было. Эта качественно-техническая инновация обошлась только недешево и стала прямым следствием количественного приемущества противника альянса. В 1988-м году преимущество русского блока в численности танков было двукратным. Не напрасно в Организации Варшавского контракта план боевых действий против НАТО носил заглавие «Семь дней до Рейна» — это был достаточно близкий к реальности вариант итога планируемого нападения (допуская, естественно, что у Советов хватило бы средств его обеспечить, что к 1980-м годам уже было под неким вопросом). Во всю эру прохладной войны Советы были так убеждены внутри себя, что отрешались от внедрения ядерного орудия первыми, потому что верили, что приемущество в обыденных вооружениях принесет им резвый итог. У НАТО таковой роскоши просто не было.
Необходимо отметить, что и в период прохладной войны меж Западной Европой и США существовали разногласия в области интересов и стратегии. Часто Западная Европа стремилась дистанцироваться от США, в том числе и после войны во Вьетнаме, которую США вели в главном для того, чтоб обосновать ей свою верность. В этом контексте принятая в 1969-м году тогдашним канцлером Западной Герма