По собственной профессии я очень далек от политики и экономики и являюсь незапятнанным технарем. Более 50 лет я занимаюсь созданием принципно новых средств вычислительной техники либо, как на данный момент принято гласить, развитием компьютерных технологий. Не так давно меня попросили написать статью об истории сотворения и развития того направления вычислительной техники, которым я занимаюсь всю жизнь. В процессе работы над этой статьей, систематизируя свои мемуары и изучая ряд исторических материалов, я внезапно себе нашел, что в русской истории существует период необыкновенного развития науки, техники и экономики в целом.
Начиная с середины 40-х годов создается целый ряд инноваторских отраслей, таких, как атомная, ракетная, вычислительная техника, электроника, где мы, как минимум, не уступали США, а часто и опережали. Все другие страны были далековато сзади.
Если атомная бомбы появилась в СССР в 1949 году, через 4 года после США, то 1-ая в мире водородная бомба РДС-6 была уже русской. 1-ая в мире атомная электрическая станция была введена в эксплуатацию в СССР летом 1954 года, на год ранее, чем в Великобритании, и на 2 года ранее, чем в США. Исключительно в СССР были сделаны атомные ледоколы («Ленин» — 1959 г.). Единственный в мире самолет с атомным движком М-50А, поднявшийся в небо в 1960 году, был сотворен в СССР в ОКБ В.М. Мясищева. Только атомные подводные лодки появились в США в 1955 году, на 3 года ранее, чем в СССР.
Заслуги СССР в ракетной технике и астронавтике, начиная с первого спутника, запущенного в октябре 1957 года, общеизвестны.
Уже в 1948 году, когда в США и Великобритании только разрозненные коллективы занимались разработкой единичных образцов компов и в мире не было еще ни 1-го действующего изделия, в СССР по инициативе Сталина были сделаны Институт четкой механики и вычислительной техники (ИТМ и ВТ) АН СССР и Особое конструкторское бюро N245 («СКБ-245»), как было написано в постановлении Правительства: «…для разработки и внедрения в создание средств вычислительной техники для систем управления оборонными объектами». В 1951 году создается 1-ая русская цифровая вычислительная машина МЭСМ — сходу как промышленный эталон. Следует увидеть, что 1-ые промышленные компы в США (UNIVAC 1) и в Великобритании (Ferranti Mark 1) также появились в том же 1951 году. В 1953 году начинается серийное создание машин БЭСМ, «Стрела» и М-2 (для военных применений), которые находились на уровне наилучших американских компов тех пор и значительно превосходили компы других государств.
Необходимо подчеркнуть, что в 50-х годах и русская электроника была на высочайшем уровне. Промышленное создание полупроводниковых транзисторов в США началось в марте 1958 года компанией Fairchild Corp. при стоимости $150 за штуку. А информация о свойствах российских «кристаллических триодов» была помещена в шестом номере пользующегося популярностью журнальчика «Радио» за 1955 год, а в 1956 году, на два года ранее, чем в США, началось промышленное создание. Осенью 1957 года я, будучи студентом третьего курса ЛЭТИ, занимался на кафедре автоматики и телемеханики практической разработкой цифровых устройств на транзисторах П-16. К этому времени транзисторы в СССР были не только лишь общедоступны, да и дешевы (в пересчете на южноамериканские средства наименее бакса за штуку).
Еще больше поразительны успехи экономики в целом невзирая на полное отсутствие наружных кредитов и малые объемы нефтяных средств (газовых средств тогда не было). Уже в 1947 году промышленный потенциал СССР был на сто процентов восстановлен, а в 1950 году он вырос более чем в 2 раза по отношению к довоенному 1940 году. Ни одна из государств, пострадавших в войне, к этому времени не вышла даже на довоенный уровень невзирая на массивные денежные вливания со стороны США. К примеру, Япония достигнула довоенного уровня только в 1955 году, хотя, если не считать ядерных бомбардировок, суровых разрушений там не было. Лимитированное рассредотачивание товаров по карточкам было отменено в СССР в 1947 году, а в Великобритании, невзирая на помощь США, только в 1954 году. В сентябрьском номере журнальчика «Нейшнл бизнес» ("National Business") за 1953 г. в статье Герберта Гарриса «Русские догоняют нас» отмечалось, что СССР по темпам роста экономиче
ской мощи опережает всякую страну и что в текущее время темпы роста в СССР в 2-3 раза выше, чем в США. Год назад кандидат в президенты США Стивенсон оценивал положение таким макаром, что если темпы роста производства в сталинской Рф сохранятся, то к 1970 г. объем российского производства в 3-4 раза превзойдет южноамериканский. Заметим, что темпы роста русской экономики в период после войны были намного выше, чем в довоенный.
Но начиная с середины 50-х годов, ситуация резко изменяется. Понижаются темпы роста, а в ряде областей появляются истинные провалы. Ах так произнес об этом в 1991 году японский миллиардер Хероси Теравама, обращаясь к русским экономистам: «Вы не гласите об основном, о вашей первенствующей роли в мире. В 1939 году вы, российские, были умными, а мы, жители страны восходящего солнца, дурачинами. В 1949 году вы стали еще умнее, а мы были пока дурачинами. А в 1955 году мы поумнели, а вы перевоплотился в пятилетних малышей. Вся наша финансовая система фактически стопроцентно скопирована с вашей, с той только различием, что у нас капитализм, личные производители, и мы более 15% роста никогда не достигали, а вы же при публичной принадлежности на средства производства достигали 30% и поболее. Во всех наших фирмах висят ваши лозунги сталинской поры». Из приведенного выражения можно сделать ряд выводов. В 1939 году в СССР был разработан новый способ увеличения эффективности экономики (МПЭ). МПЭ употреблялся в большинстве отраслей народного хозяйства. МПЭ являлся действенным как для социалистического, так и для капиталистического уклада экономики, но для социалистического уклада эффективность МПЭ была выше более, чем в 2 раза. В 1955 году Япония заимствовала МПЭ, что и обеспечило ее бурный экономический рост за счет, сначала, инноваторских технологий («японское чудо»), а СССР в том же году отказался от МПЭ, что определило следующую деградацию экономики. Итак, в СССР с 1939 по 1955 год применялся магический способ, обеспечивший беспримерный взлет экономики. Об этом способе в текущее время не понятно полностью ничего, хотя в те времена в СССР он применялся везде.
Моя трудовая деятельность началась в 1958 году, когда МПЭ уже был ликвидирован, но я отлично помню рассказы сослуживцев, работавших в те времена, когда МПЭ действовал. МПЭ являлся совокупой отлично обмысленных вещественных и моральных стимулов для активизации творческой активности масс, направленной на понижение себестоимости и увеличение свойства (улучшения черт) разрабатываемой либо уже производимой продукции. Система стимулов варьировалась зависимо от отрасли и типа предприятия. Но в любом варианте эти стимулы не распространялись на начальников хоть какого ранга. Может быть, для руководящих работников была отдельная система стимулов, но мне об этом непонятно.
Вещественные стимулы в организациях, занимавшихся разработками новейшей техники, заключались в коллективных и личных премиях, выплачиваемых сходу после приемки разрабатываемого изделия гос комиссией (практически в тот же денек), если в акте комиссии отмечалось улучшение черт изделия по отношению к техническому заданию. Для каждой свойства, включая время разработки изделия и цена разработки, имелась определенная премиальная шкала, популярная разработчикам еще до начала проектирования. К примеру, за каждый сэкономленный килограмм веса изделия в ОКБ-590, где мне пришлось работать, выплачивалось 500 рублей (половина месячного оклада инженера). Эту премию получали все члены коллектива, участвующего в проекте, в схожем размере независимо от должности. Существовали и личные премии, нужным условием выплаты которых являлось наличие рационализаторских предложений либо заявок на изобретение, благодаря которым и стало вероятным улучшение черт изделия. За каждую новацию создателям выплачивалась дополнительная сумма, кратная вознаграждению, приобретенному каждым членом коллектива, что не отменяло и обыденных вознаграждений за экономический эффект, приобретенный от внедрения изобретения либо рационализаторского предложения. Управляющий проекта, обычно, не занимавший административной должности, также получал дополнительную премию. Моральные стимулы заключались в том, что лица, обеспечившие коллективу получение таких премий, ускоренно продвигались по службе и в главном из их числа назначались руководители проектов. Сразу применялись и обыденные квартальные и годичные премии. Стоит отметить и неплохой моральный климат в научно-технических коллективах. К людям, способным к творческой работе, к
оллеги относились заботливо, стараясь высвободить их от рутинной работы без всяких указаний начальства, потому что успехи 1-го распространялись на всех. Другими словами, человек человеку был другом. Тут разработчики способа учли грустный опыт стахановского движения, когда фуррор 1-го больно лупил по кармашку и статусу других и в коллективе начинался разлад.
При относительно маленьких издержек эффективность МПЭ была только высока во всех отраслях народного хозяйства. Даже в армии во время войны была жесткая шкала валютных выплат и наград за личное ликвидирование техники либо живой силы противника, также нанесение другого урона (к примеру, взятие в плен офицеров противника, владеющих принципиальной информацией). В оборонной индустрии в годы войны сразу с напряженной производственной деятельностью велась непрерывная работа по совершенствованию технологических процессов. Так, за 4 военных года себестоимость производства большинства образцов вооружений (самолеты, танки и т.д.) была снижена в 2-3 раза. Даже винтовка Мосина, разработанная еще в XIX веке, подешевела в 1,6 раза. МПЭ позволял в наибольшей степени использовать творческую активность рядовых исполнителей и выявлять калоритные таланты. МПЭ применялся и в сельском хозяйстве на уровне совхозов и МТС (машинно-тракторных станций). Об этом гласит узнаваемый факт, что М.С. Горбачев получил в семнадцатилетнем возрасте орден за уборку урожая.
Главной особенностью МПЭ являлось то, что при его использовании не только лишь повышалась творческая активность огромного числа людей и выявлялись таланты, но также изменялась психология всех членов коллектива, также отношения в коллективе. Хоть какой член коллектива понимал свою значимость для общего процесса и с готовностью делал всякую часть работы, даже в этом случае, если эта работа не соответствовала его статусу. Обоюдная благожелательность, рвение оказать помощь друг дружке были совсем обычными чертами. На самом деле, каждый член коллектива считал себя личностью, а не винтиком сложного механизма. Изменялись и отношения начальников с подчиненными. Заместо приказов и указаний начальник стремился объяснить каждому подчиненному, какую роль в общем деле играет та работа, которая ему поручается. По мере становления обществ и формирования новейшей психологии сами вещественные стимулы отходили на задний план и уже не являлись главной движущей силой. Полагаю, что разработчики МПЭ рассчитывали конкретно на таковой эффект.
Все вышеизложенное я знаю не по рассказам свидетелей, а по личным впечатлениям. Хотя я пришел в ОКБ-590 в 1958 году, через 3 года после отмены МПЭ, но психология — вещь инерционная, и она сохранялась долгое время даже при отсутствии наружных стимулов. 1-ые три года я работал в лаборатории цифровых систем, где начал свою деятельность с нижней ступени — настройщика узлов бортовой цифровой вычислительной машины. Эта специальность числилась рабочей, и настройщики (два человека) работали на сдельной оплате, получая существенно больше инженеров, в то время как я работал на фиксированном окладе техника. Мое возникновение безизбежно приводило к денежным потерям 2-ух других настройщиков, так как число узлов было ограничено только опытнейшеми эталонами, после производства которых настройщики занимались только ремонтом при значительно наименьшей оплате. Все же меня приняли очень тепло и в течение месяца знакомили с тонкостями процесса опции. Отношение ко мне не поменялось и через пару месяцев, когда я стал настраивать в пару раз больше узлов, чем мои коллеги, и потом, когда завершилась массовая настройка узлов. Другими словами для обыденных рабочих мужчин общее дело коллектива лаборатории (создание опытнейших образцов БЦВМ) было важнее их личных денежных интересов.
Работа в качестве настройщика длилась недолго. Уже через несколько месяцев меня стали завлекать к инженерной работе, при этом не только лишь в качестве ассистента. Соответствующей чертой лаборатории было полное отсутствие субординации. Все друг к другу обращались по именам, в том числе и к начальнику лаборатории. Этому содействовала и маленькая разница в возрасте служащих лаборатории, самому старшему из которых было наименее 35 лет. Начальник лаборатории либо управляющий группы не просто выдавали задание, а стремились донести до каждого члена коллектива цели этого задания и его роль для решения общей задачки. Рабочий денек длился с 9 утра до 10-11 вечера, при этом на чисто добровольческой базе и без какой-нибудь доп