Партизаны Оун-Упа и «лесные братья» прибалтики: против нацистов или коммунистов?

В период оккупации западных и северо-западных территорий СССР немецко-фашистскими войсками часть радикально настроенного населения Западной Ук­раины, Белоруссии и Прибалтики именно в Германии увидела залог своей буду­щей государственности, пойдя на пособничество оккупантам. Их акции осуще­ствлялись под флагом национально-освободительной борьбы. В движение вклю­чилась определенная часть населения областей, вошедших в состав СССР в 1939 — 1940 гг. Причины этого явления были разными — от угрозы окончательной ут­раты культурно-национальной самостоятельности до страха перед неизбежной национализацией частной собственности. Не в последнюю очередь это стало следствием непродуманной политики руководства страны по отношению к насе­лению территорий, включенных в СССР перед войной. Огромную негативную роль сыграли массовые репрессии, насильственные депортации, ущемление прав и свобод граждан. Это, в частности, позволило националистическому подполью находить опору в широких слоях населения. С завершением Великой Отечествен­ной войны началась быстрая консолидация этих сил на почве борьбы с «общим врагом». Используя эту тенденцию, страны, стремившиеся ограничить расширя­ющееся влияние СССР на восточно-европейские дела, с началом «холодной вой­ны» пошли на прямую поддержку радикально-национального движения в запад­ных и северо-западных областях Советского Союза. Значительное количество оружия, оставшегося в регионе после перемещения боев на запад, облегчало вы­полнение этой задачи. Борьба с незаконными вооруженными формированиями, быстро прошедшими путь от благородных лозунгов и агитации за национальную самостоятельность до бандитизма и уголовщины, растянулась на годы.

Наиболее мощным из таких антисоветских формирований была «Организа­ция украинских националистов» (ОУН), которая под лозунгом «борьбы за неза­висимую Украину» своей прямой целью ставила развертывание вооруженной борьбы против СССР через повстанчество.

ОУН была создана в 1929 г. одним из бывших петлюровских атаманов пол­ковником австро-венгерской армии Е.Коновальцем. В 1938 г. он был убит аген­том НКВД, а руководство ОУН перешло к петлюровцу А.Мельнику, который в 1938 году был завербован немецкой разведкой. Для консолидации борьбы с СССР по его инициативе в Берлине был создан отдел разведки ОУН.

Наиболее известной фигурой среди руководителей ОУН перед началом Ве­ликой Отечественной войны был С.Бандера. За организацию ряда жестоких тер­рористических актов он в 1936 г. был арестован и осужден на пожизненное за­ключение. В сентябре 1939 г., во время известных событий, ему удалось бежать. Он вернулся во Львов. С этого момента в высших эшелонах власти ОУН началась борьба за власть, ставшая причиной раскола на мельниковцев и бандеровцев. Од­но из направлений представляли бульбовцы — так называли себя отряды Укра­инской народно-революционной армии. Ее лидер, он же командующий, Тарас Боровец присвоил себе псевдоним «Тарас Бульба».

Украинские националисты, независимо от того, к каким политическим группировкам они принадлежали, активно помогали гитлеровцам в подготовке нападения на СССР. В разведывательно-диверсионных школах готовились кад­ры для ведения подрывной работы в тылу Красной Армии. Для маскировки они именовались «лагерями трудовой повинности». Обучаемые в них периодически занимались прокладкой дорог, выкорчевкой леса и другими работами. Так, в 1940 г. абверштелле «Краков» для подготовки к разведывательно-диверсион­ной деятельности на территории западных областей Украины создала в местеч­ках Криница, Дукла, Каменица, Барвинок, Закопане (Польша) и Пишаны (Сло­вакия) так называемые «учебные украинские лагеря». В них, при содействии актива ОУН-Б и ОУН-М, стали направлять для подготовки членов различных националистических группировок. В мае 1941 г. в лагерях Дукла, Каменица, Барвинек, Закопане одновременно обучалось 700-800 членов ОУН-Б, а в Кри­нице — 120-150 ОУН-М. Они проходили военную подготовку и разведыватель­но-диверсионное дело. Инструкторами были немцы из полка специального на­значения «Брандербург-800».

Агентура ОУН составляла «черные списки» подлежащих уничтожению со­ветских и партийных активистов, военнослужащих, работников правоохрани­тельных органов, просто «нежелательных для рейха элементов». Активно соби­рала информацию о дислокации воинских частей, их вооружении, аэродромах, количестве и типах базирующихся на них боевых самолетов, местах расположе­ния командных пунктов и системе их охраны, складах с оружием, боеприпасами, горюче-смазочными материалами, организации ПВО, подробные данные о командном составе, вплоть до домашних адресов, о морально-психологическом состоянии красноармейцев и командиров. Любыми путями оуновцы старались добыть топографические карты Красной Армии, боевые уставы и наставления, образцы документов красноармейцев и командиров.

После оккупации Западной Украины немецко-фашистскими войсками на ее территории была создана разветвленная сеть ОУН. Украинские националисты активно сотрудничали с немецким военным командованием, участвуя в каратель­ных операциях против партизан и подпольных антифашистских организаций.

Так, из членов ОУН были сформированы два батальона особого назначения. Один из них — «Нахтигаль» — отличился массовыми расстрелами поляков и ев­реев во Львове после захвата города немцами в июне 1941 г. Подразделения это­го батальона активно использовались в качестве зондеркоманд на Украине и в Белоруссии. Одновременно оуновцы активизировали работу в тылу Красной Ар­мии. Однако немцы предпочитали держать их под контролем, не давая ОУН по­литической самостоятельности. Более того, если украинские националисты пы­тались вести «свою игру», по отношению к ним принимались жесткие репрессив­ные меры.

Противоречия между задачами немецкого командования и украинских наци­оналистов снимались специальными соглашениями. Так, известно распоряжение бригаденфюрера СС генерал-майора Бреннера от 12 февраля 1944 г. В нем ука­зывалось, что между руководством «Украинской повстанческой армии» (УПА) (таково ее официальное название с 1943 г. Отряды УПА являлись вооруженны­ми организациями ОУН. Руководство ОУН определяло ей цели и ставило зада­чи. Поэтому не случайна прочно закрепившаяся в научной литературе аббревиа­тура ОУН-УПА) достигнуто соглашение, в силу которого участники не будут со­вершать нападений на немецкие военные части, зато обязуются передавать нем­цам задержанных ими советских военнослужащих и партизан, вести разведку в районах, занятых Красной Армией. В свою очередь немцы обязались беспрепят­ственно пропускать участников УПА в свое расположение, не отбирая у них ору­жия. В этом же распоряжении был установлен условный опознавательный знак для УПА — вытянутая левая рука перед лицом.

После изгнания немецко-фашистских войск с территории Украины ОУН-УПА перешла к ожесточенной вооруженной борьбе с Советской властью, что вполне соответствовало планам отступавшей Германии. Вооруженной силой ОУН опять же являлись формирования УПА численностью около 200 тысяч че­ловек, организационно состоявшие из главного командования, непосредствен­но подчинявшегося руководителю главного «провода» ОУН, и военных окру­гов, созданных по областному принципу деления (с февраля 1945 г. во главе УПА Роман Шухевич, псевдонимы — Роман Лозовский, Тарас Чупринка). В со­став военного округа входило несколько так называемых групп УПА, состояв­ших из 5-8 куреней численностью до 200 человек в каждом. Курень разбивался на сотни, в каждую входило несколько взводов (чет). Взводы состояли из отде­лений (роев).

Как было установлено разведотделами Управления войск по охране тыла 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, на территории Волынской, Ро-венской и Тернопольской областей еще до прихода советских войск были тоже созданы и всесторонне подготовлены подобные вооруженные формирования.

В основе действий националистического подполья и так называемых «по­встанцев» лежали скрытность, внезапность, активность и высокая мобильность. Основными видами их деятельности являлись разведывательная и контрразве­дывательная, боевая, диверсионная, террористическая и идеологическая. Важ­нейшей составляющей считалось всестороннее материально-техническое обес­печение. Диапазон их деятельности — от террористических акций и диверсий до специальных операций, проводимых формированиями УПА на территории од­ной или нескольких областей Западной Украины, а также сопредельных районов Польши, Белоруссии и Чехословакии по единому замыслу, плану и под общим руководством.

Службы безопасности осуществляли специальные акции и операции. Напри­мер, ложные явки с повинной «раскаявшихся» боевиков, которые затем вступа­ли в истребительные отряды с целью ликвидации их руководителей, склонения к уходу в лес колеблющихся и т.д.

ОУН-УПА отличали хорошо налаженный сбор информации о намечаемых правоохранительными органами и войсками операций против подпольной сети ОУН и ее вооруженных формирований. В качестве информаторов оуновцы ис­пользовали агентов, внедренных в местные органы управления, милицию, истре­бительные батальоны, отряды самообороны, завербованных работников теле­фонных станций, почты, телеграфа, железнодорожного транспорта, парикма­херских, предприятий общественного питания.

В населенных пунктах, где дислоцировались части и подразделения Совет­ской Армии, пограничных и внутренних войск, создавалась разветвленная сеть осведомителей из числа местных жителей, родственники которых находились в боевках, а также сочувствующих идеям ОУН или обиженных новой властью. Кроме того, в тех случаях, когда за счет местных жителей не удавалось создать сеть осведомителей или существующая уничтожалась органами внутренних дел и госбезопасности, из леса выходили якобы с повинной боевики, которые вос­станавливали агентурные возможности ОУН-УПА.

Информация собиралась путем подслушивания разговоров офицеров, по­сещающих общественные места, прослушивания телефонных переговоров, ве­дущихся по местным линиям связи. О том, какое значение придавалось развед­ке, наглядно говорит указание центрального провода, найденное у убитого надрайонного проводника: «Без изучения методов работы врага невозможно эффективно бороться. Мы должны знать причины наших неудач в прошлом, должны выяснить, что знает враг о нас, что угрожает нам, его планы и намере­ния».

После освобождения западных областей Украины отряды УПА разверну­ли активную диверсионно-террористическую деятельность в тылу Красной Армии. Как отмечает исследователь Д.Николаев, согласно резолюции 3-го съезда бандеровского течения ОУН перед формированиями УПА были постав­лены задачи: совершать нападения на штабы и формирования РККА, внутрен­них и пограничных войск НКВД; истреблять командный состав, сотрудников органов НКВД-НКГБ, партийно-советский актив; уничтожать транспорт, иму­щество, средства производства; готовиться к скоординированному удару в спи­ну советским частям.

Разведка-подразделений УПА помимо сбора информации изучала и обоб­щала методы и способы действий частей Советской Армии, пограничных и вну­тренних войск против организационной сети ОУН и ее вооруженных формиро­ваний. Так, например, осенью 1946 г., внимательно изучив последовательность выхода подразделений внутренних войск на задания, боевики УПА стали пере­двигаться исключительно мелкими группами и, главным образом, с наступле­нием сумерек, когда засады и секреты своих мест еще не успели занять. Или на рассвете, когда засады и секреты внутренних войск уже снимались и следовали в гарнизоны.

Основными способами боевых действий до 1946 г. являлись наступательные и оборонительные бои, налеты, засады, рейды. В них нередко принимали участие формирования УПА численностью более тысячи человек. Рейды представляли собой совокупность боев, диверсионных и террористических действий, пропа­гандистской деятельности, проводимых отрядами и боевками УПА по пути сле­дования.

С 1947 г., в связи с успешными операциями государственных органов по ликвидации бандформирований, отряды УПА изменили тактику действий. Группами от 8 до 50 человек они устраивали преимущественно засады и осуще­ствляли налеты на заранее разведанные объекты, стремясь захватить оружие, боеприпасы, военное имущество и продовольствие. В этот же период произош­ла децентрализация руководства подпольем ОУН и отрядами УПА. В то же са­мое время следует отметить, что, несмотря на это, националистическое движе­ние сохраняло относительное организационное устройство и управляемость практически до последнего дня своего существования. После перехода к дейст­виям мелкими группами большое внимание стало уделяться вопросам обеспе­чения безопасности.

Огромное значение придавалось идеологической и агитационно-массовой работе. ОУН-Б имела собственную полиграфическую базу, издавала несколько газет, журналов, различные сборники и листовки.

Активно использовались разнообразные приемы и способы психологическо­го давления. Основными из них были распространение разнообразных печатных материалов, целенаправленных слухов устрашающего характера, высказывание угроз партийным и советским работникам, активистам о физической расправе над ними (по телефону, с помощью анонимных писем, надписей на стенах адми­нистративных зданий и жилых домов).

Тактика диверсионных действий включала крушение поездов, подрыв желез­нодорожного полотна, мостов, линий электропередач, связи, поджог народно­хозяйственных объектов, запасов зерна, отравление продуктов питания и воды.

Терроризм, особенно начиная с 1946 г., стал одной из основных форм воору­женного насилия для достижения политических целей. В качестве его средств боевики использовали: вооруженные нападения на партийные и государствен­ные учреждения, квартиры руководящих работников, сотрудников правоохра­нительных органов, военнослужащих, журналистов, представителей творческой интеллигенции; убийства должностных лиц; захваты заложников; взрывы в об­щественных местах.

Необходимо отметить, что целью террористического насилия являлось не только физическое устранение неугодных людей, но и оказание таким образом психологического воздействия на население, создание паники, нагнетание в об­ществе страха перед всесилием бандитов, подрыв авторитета государственных органов. Одновременно с этим преследовалась цель обеспечения оуновскому движению широкой политической рекламы и придания ей политической значи­мости.

На первых порах такая тактика давала определенные результаты. Однако со временем именно она стала одной из причин резкого сужения социальной базы националистического движения и его неуклонного перерождения в бан­дитизм.

Банды УПА совершали рейды в форме военнослужащих Советской Армии, пограничных и внутренних войск, убивали активистов, забирали у населения продукты. Оуновцы грабили население, получали необходимую информацию у местных органов власти. В случае угрозы они рассыпались на мелкие группы и скрывались, собираясь зятем в заранее установленных местах сбора. Во время прочесывания лесов, населенных пунктов члены боевок скрывались в искусно сделанных схронах.

Активно применялось внедрение информаторов (пособников) в местные ор­ганы власти для получения оперативных данных о планируемых правоохрани­тельными органами и войсками мероприятиях. В некоторых случаях боевики включались в местную телефонную сеть, вызывали сотрудников правоохрани­тельных органов и войск на место происшествия, где устраивали засады. Чтобы не оставлять следов подхода к схронам, передвижение осуществлялось на ходу­лях.

В ходе боестолкновений бандиты притворялись убитыми, некоторые наибо­лее физически развитые убегали в разные стороны, стараясь отвлечь основные силы войскового наряда, рассеять его на отдельные группы. Для охраны места стоянок и убежищ бандиты активно использовали специально обученных собак.

При выходах войсковых нарядов из гарнизона связники и информаторы банд на лошадях или велосипедах обгоняли их, устанавливая численность, состав и вооружение. Данные о нарядах передавались по цепочке связных для дальнейше­го контроля за действиями войсковых подразделений и оповещения банд.

При возвращении нарядов в гарнизоны связники и информаторы вновь про­изводили подсчет солдат, устанавливая, не оставлены ли нарядами засады в тех районах, где они действовали.

Бандиты орудовали на дорогах под видом милиции, нарядов внутренних или пограничных войск, грабя отдельные автомашины, добывая продовольствие, деньги, совершая террористические акты.

Двигаясь по дорогам в светлое время суток, боевики прятали оружие под одеждой. В руках они несли косы, лопаты, топоры, вилы, маскируясь под лесо­рубов, пастухов, заготовителей и др. В населенных пунктах назначались наблю­датели по секторам, предупреждавшие их условными сигналами о появлении войсковых нарядов. Для проведения диверсионных и террористических актов активно использовали детей. Создавали группы из боевиков, официально явив­шихся с повинной.

В летнее время бандиты устраивали схроны в глухих лесистых местах, на опушках леса, вблизи населенных пунктов, хуторов, у дорог, троп, просек, в по­севах, на кладбищах. В лесисто-болотистой местности убежища устраивались на островах, иногда прямо в воде, на сваях.

Для своевременного оповещения о появлении войсковых нарядов создава­лась система наблюдения. На дальних подступах в качестве наблюдателей ис­пользовались местные жители, которые под видом лесорубов, грибников, заго­товителей сена несли службу в определенное им время. На ближних подступах выставляли непосредственное охранение.

В населенных пунктах боевики, как правило, укрывались зимой. Убежища они оборудовали глубоко под строениями, на чердаках домов, в двойных кры­шах, стенах, печках и дымоходах. В каждом обычно укрывалась группа из трех человек (тройка). Только старший тройки знал вышестоящего руководителя, но не знал, где находится схрон последнего. Для связи в большинстве случаев бан­диты пользовались заранее оговоренными тайниками.

Если на первых порах так называемые «национальные партизанские отря­ды», созданные ОУН-УПА, пользовались поддержкой местного населения, то к лету 1945 г. националисты грабежами, массовыми убийствами настроили боль­шинство селян против себя.

Член банды «Побратимы» А.Мороз по кличке «Байрака» показал на суде, что летом 1945 г. положение боевок было очень тяжелым. Население крайне враждебно относилось к ним. Крестьяне прятали от них продукты, вещи, скот. А главное — в каждом селе были созданы вооруженные отряды самообороны, ак­тивно действовали истребительные батальоны. Террор и запугивание уже не действовали так, как ранее.

В годы «холодной войны» к инспирированию националистической деятель­ности и попыткам реанимации оуновского подполья на территорий Украины не­мало усилий приложили новые покровители украинских националистов — спец­службы ряда западных стран, в первую очередь США и Великобритании.

Для этого в 1951 — 1952 гг. они осуществили заброску нескольких групп па­рашютистов — резидентов и радистов, прошедших специальную подготовку в разведывательных школах. Перед ними ставилась задача установить устойчивую связь с оуновским подпольем, а затем организовать массированную помощь ору­жием, техническими и материально-финансовыми средствами для развертыва­ния вооруженной борьбы на Западной Украине.

Использование агентуры из участников зарубежных националистических центров практически не принесло пользы ни англичанам, ни американцам. Боль­шинство оуновских боевиков были разоблачены, некоторые, так и не установив контакты с подпольем, вернулись на Запад. Как отмечают исследователи («Неза­висимое военное обозрение», 2002), своей диверсионно-националистической де­ятельностью националисты нанесли серьезный ущерб народу и государству. Только согласно официальным данным, к моменту полной ликвидации оунов­ского подполья (1953 г.) в западных областях совершено: 14 424 вооруженных на­падения, в том числе 5099 террористических и диверсионных актов; 1004 поджо­га коллективного имущества, налета на сельсоветы и клубы, вооруженных ог­раблений. Только в 1944 — 1946 гг. от рук боевиков приняли смерть: детей, домо­хозяек, стариков — 850; учителей и врачей — 1931; председателей сельсоветов — 1454; секретарей райкомов партии и комсомола — 30; председателей и зампред-седателей райисполкомов — 32; секретарей обкомов партии и комсомола — 37; священнослужителей — 50. Бандеровцы убили более 22 тысяч военнослужащих Советской Армии, внутренних войск, пограничников, сотрудников органов гос­безопасности и милиции.

Аналогично действовала националистическая эмиграция Прибалтики. Свергнутая в процессе советизации летом 1940 г., национальная верхушка Лат­вии, Литвы, Эстонии рассчитывала восстановить собственную государствен­ность с помощью иностранной военной интервенции и в результате вполне за­кономерно попала в услужение к немецко-фашистским оккупантам. Так, Вер­ховный комитет по освобождению Литвы, утвержденный с благословения гес­тапо 25 ноября 1943 г., после вступления Красной Армии в Литву развернул ан­тисоветскую деятельность под непосредственной опекой американской раз­ведки. К сотрудничеству с разведывательной службой Западной Германии, из­вестной под названием «Служба Гелена», было привлечено несколько тысяч латышей, литовцев и эстонцев.

Националисты в годы войны явились активными пособниками гитлеровцев. Они жестоко расправлялись с представителями Советской власти, не успевшими эвакуироваться, военнослужащими Красной Армии, оказавшимися в окруже­нии, военнопленными, участвовали в карательных операциях против партизан.

Из всех прибалтийских республик наиболее ожесточенно и продолжительно действовало вооруженное националистическое подполье на территории Литвы.

Так, созданная в годы войны литовскими националистами совместно с немец­ко-фашистской разведкой Армия освобождения Литвы имела четкую организа­цию: делилась на округа, отряды, роты и взводы. В приказе Верховного штаба от 4 ноября 1944 г. ей предписывалось: «Для успешной борьбы против НКВД, мест­ной администрации и шпионов борьбу вести без жалости и щепетильности. Со­бирать точные данные о количестве частей НКВД, пограничных и внутренних войсках, их вооружении, постах охраны, бдительности и т.п. Составить планы, в основу которых положить хитрость, изобретательность, но не силу. Операции проводить только ночью, назначая для этого нужное количество людей. Опера­ции производить смело, решительно и по возможности бесшумно. Для этой цели лучше всего играть роль милиции и НКВД, прибывшей из других уездов. По воз­можности надевать русские одежды и говорить по-русски. В случае опасности быть расшифрованными местными жителями носить маски, перекрашиваться и пользоваться вымышленными именами. Отдельных энкавэдистов и небольшие группы военнослужащих ликвидировать без всяких следов, чтобы создалось впе­чатление, что пропали без вести. Для обеспечения оружием и патронами заби­рать все вооружение у ликвидированных, покупать у красноармейцев за само­гон, войти в контакт с немецкими парашютистами, с которыми и взаимодейство­вать при проведении операций».

Истоки литовского сопротивления, писал литовский историк Л.Труска, бе­рут свое начало еще в годы войны. Весной 1944 г. немцы ликвидировали литов­ское военное ведомство, в которое входило около 12 тысяч человек. Из них 3,5 тысячи были вывезены в Германию, а остальные, взяв оружие, осенью объедини­лись в различные партизанские отряды.

Уже осенью 1944 г. партизанские отряды начали сражаться с частями НКВД, причем в ряде мест проходили настоящие крупномасштабные бои с большими потерями с обеих сторон. В то время по всей Литве в лесах концентрировались крупные партизанские подразделения. Общая численность бойцов, по некото­рым источникам, уже весной 1945 г. достигала 30 тысяч человек, а в отдельных отрядах число партизан доходило до нескольких сотен. В больших лесных мас­сивах действовала даже кавалерия.

Литовская армия свободы (ЛЛА) в 1944 г. стала сотрудничать с вермахтом и послала в немецкие школы, готовившие разведчиков, радистов и диверсантов, не­сколько сотен человек. Уже в следующем году, зимой, они самолетами были за­брошены в Литву и рассредоточены по обширной территории. Эти парашютисты стали наиболее мобильной и готовой к решительным действиям партизанской силой, хорошо вооруженной и подготовленной, и включились в партизанскую борьбу, выполняя в большей степени не приказы Берлина, а местного партизан­ского руководства. А с вермахтом сотрудничали постольку, поскольку это было выгодно партизанскому движению. Впоследствии они растворились в широком партизанском движении.

Состав отрядов, дислоцировавшихся в литовских лесах, не был постоянным. Одни уходили из леса, погибали, их арестовывали, другие приходили им на сме­ну — словом, в среднем, как подсчитано, продолжительность пребывания в отря­де составляла лишь около 2 лет. Немногие прошли весь 10-летний путь борьбы, однако в конечном итоге и они были схвачены, посажены в тюрьмы или расстре­ляны. В целом в послевоенные годы партизанило или скрывалось в лесах около 70-80 тысяч человек.

Социальный состав отрядов и соединений был самым пестрым: рабочие и крестьяне, служащие и офицеры Литовской армии, студенты и учащиеся. Были в отрядах и священники — капелланы. И все же главная кузница партизанских кадров находилась в крестьянской среде, которая составляла 4/5 всех жителей тогдашней Литвы. Причем настоящим партизанским краем стала южная Литва, Дзукия, где издавна проживали более бедные слои крестьянства, нежели, ска­жем, в средней и северной Литве, жившей зажиточно. Это обстоятельство под­рывает тезис о том, что основная причина борьбы коренится в «черных кулац­ких замыслах», стремлении с оружием в руках отстоять свое добро, якобы на­житое путем эксплуатации чужого труда. Вот статистика: из 4800 крестьянских семей, высланных из Литвы в 1944 — 1947 гг. за то, что родственники их ушли в лес, 27% владели землей менее чем в 10 га, 30% — от 10 до 20 га и лишь 8% — более чем 50 га.

Партизанские отряды, как правило, были хорошо вооружены — оружием как немецкого, так и советского производства. Большинство бойцов, особенно в начальный период движения, носили военную форму Литовской армии, которая существовала в Литве при Сметоне. Поначалу в лесах преобладали крупные со­единения со своими штабами, четкими границами боевых действий. Проходили партизанские совещания, сборы. Так, летом 1946 г. состоялось первое крупное совещание командиров партизанских округов Литвы. Был образован Главный штаб партизанских сил с центром в Вильнюсе. Он готовил различного рода инст­рукции, приказы, распоряжения, сотрудничал с Объединенным демократичес­ким движением сопротивления (БДПС), которое ранее создали литовские интел­лигенты, претендовавшие на руководство партизанским движением. Однако не­которое время спустя выяснилось, что один из активных членов БДПС является агентом МГБ, что скомпрометировало эту организацию.

В 1949 г. состоялось последнее совещание, на котором было решено реорга­низовать БДПС в Движение борцов за свободу Литвы (КЛЛС), но это была фор­мальная организация, которая, в сущности, ничем себя не проявила.

Вольно или невольно движение сопротивления все больше втягивалось в во­оруженную борьбу и обретало характер насильственных действий. В конце 1944 г. были арестованы оставшиеся в Литве члены ВЛИКа, а в апреле 1945 г. — и ЛИТа, т.е. сторонники идей гражданского неповиновения и пассивного сопротивления. Без политического руководства, в изолированной от мира Литве «всем казалось, что вооруженный отпор — самый эффективный и самый почетный способ борь­бы».

Ответственность за подобный сценарий, который стал раскручиваться по кровавой фабуле, ни в коем случае нельзя снимать с тех, кто железной сталин­ской рукой устанавливал в Литве советский строй. Зачастую людей насильствен­но лишали возможности выбора. Зачистки НКВД, расстрелы беглецов от моби­лизации в армию, массовые высылки и аресты — все это заставляло многих жи­телей Литвы обращать свой взор в сторону леса.

А.Раманаускас, командир партизан Южного округа по кличке «Ванагас» (Ястреб), вспоминал: «Жил в курортном районе Алитуса — улице Вашкгантаса. Каждый день, идя по проспекту Басановичюса на работу и с работы, видел опу­танные проволокой огромные подвалы, в которых содержались заключенные ли­товцы. На всех улицах города в частных домах наиболее вместительные подвалы также были превращены в тюрьмы… Ночью происходили допросы и заключен­ных куда-то тайно вывозили… Много раз видел, как окруженных отрядом МВД истребителей, с завязанными проволокой за спиной руками мужчин гнали по улице к этим подвалам… Все это и целый ряд других событий… на меня необык­новенно подействовало… Я стал непримиримым врагом коммунизма».

Выбор, как видим, был небогат: Сибирь, сотрудничество с НКВД или лес. К тому же Литва прошла урок сталинской «демократии» 14 июня 1941 г., за неде­лю до начала Великой Отечественной войны, когда состоялась первая массовая депортация населения республики. И первые же послевоенные высылки живо напомнили об этом уроке. Семь раз — в 1944 — 1948 гг. и дважды в 1949 г. — лю­дей в массовом порядке высылали из Литвы. После каждой такой акции проис­ходило столь же массовое пополнение партизанских рядов.

Любое недовольство форсированными темпами большевизации сразу же расценивалось как проявление национализма, клерикализма и буржуазного классового сознания. Под вывеской борьбы с этими «проявлениями» происхо­дили аресты, высылки, расстрелы, сжигались «буржуазные» книги, разрушались памятники — символы независимой Литвы, закрывались костелы. Везде, куда бы ни ткнулся тот же крестьянин, он сталкивался с чужой властью, чужим языком, чужим духом.

Представитель американской разведки в Германии Г.Смит летом 1950 г. за­явил руководителям ВЛИКа, к тому времени уже находившимся в эмиграции, что литовским партизанам не следует надеяться на помощь США. Подполью Литвы необходимо якобы ориентироваться не на текущий момент и вести заведомо проигрышную борьбу, а брать в расчет более перспективные цели. Поэтому бу­дет лучше, если Литва обойдется без убийств. Таким образом, на более позднем этапе сопротивления Литва убедилась, что надежды на Запад беспочвенны. И все же она продолжала борьбу вплоть до середины 50-х годов.

Цена иллюзий для послевоенной Литвы была огромной: по имеющимся дан­ным, здесь погибло более 50 тысяч человек. В их числе — около 20 тысяч парти­зан, несколько тысяч «народных защитников» и примерно столько же работни­ков и должностных лиц советских учреждений (больше всего — председателей сельсоветов и колхозов, служащих в волостях и округах) и крестьян. По числу убитых, а также ликвидированных партизанских отрядов можно судить и о мас­штабе всего национально-освободительного движения в Литве. По информации Председателя Литовского бюро ЦК ВКП(б) В.Щербакова, представленной на XI пленуме ЦК КПЛ, в январе — октябре 1946 г. было выслежено и ликвидировано 339 партизанских отрядов и 436 антисоветских организаций, убито и арестовано свыше 10 тысяч партизан, участников подполья и других «антисоветских элемен­тов». И все же, несмотря на «достигнутые успехи», В.Щербаков в своем сообще­нии посетовал, что «деятельность вооруженных контрреволюционных банд и подполья активизировалась».

В этой войне, наряду с действительно героическими страницами (как с одной, так и с другой стороны сражалось немало людей, свято веривших в правоту сво­его дела, в чистоту своих идей), было много наносного. Под вывеской «народных защитников» и партизан действовало значительное число бандитов, воспользо­вавшихся сложной ситуацией гражданского противостояния в корыстных целях. Они не гнушались грабежами и убийствами людей. В лесные соединения было интегрировано немало агентов МГБ, цель которых, наряду с ликвидацией воору­женных группировок, состояла и в дискредитации освободительного движения.

Но и сами партизаны, связанные кровавой порукой антисоветских акций, не всегда руководствовались в своей борьбе принципами гуманизма. А.Раманаускас в своих воспоминаниях признавал, что были партизаны, которые «сознательно перешагивали законность и легко применяли смертную казнь». Другой свидетель тех событий, А.Вайтуленис, 9 лет партизанивший в Дзукии, писал: «В те годы ку­пались в грязи до лба. И что самое страшное, грязь эта была кровавой. Соверше­ны такие подвиги, по которым наши дети могут учиться, и такие преступления, которые тоже не следует забывать, чтобы их не повторяли другие».

Вооруженное сопротивление — это не только героическая борьба с врагом, но и сведение личных счетов, месть, обесценивание величайшей ценности — че­ловеческой жизни. Впрочем, самоволие и жестокость были свойственны всем партизанским войнам. Известный литовский поэт И.Айстис утверждал: «Огром­нейшее несчастье, которое только может существовать для народа,— граждан­ская война, когда брат убивает брата». История, как видим, мало чему учит, ес­ли вспомнить братоубийственную послереволюционную войну в России.

В 1952 г. командир литовских партизан А.Раманаускас издал приказ о пре­кращении партизанской войны. Но очаги сопротивления в отдельных местах ос­тавались до середины 60-х годов. Это были уже не партизаны, а люди, скрывав­шиеся от арестов.

Трагедия партизанского движения, как и всей Литвы, в том, что победить в этой борьбе не было никакой возможности: слишком неравными были силы.

Нельзя не отметить, что в годы войны при содействии националистов десят­ки тысяч призывников Латвии и Эстонии были мобилизованы в латышский доб­ровольческий легион и эстонскую гренадерскую дивизию СС немецкой армии. В 1944 г. генерал С.Раштикис предложил план мобилизации литовцев — до 150 ты­сяч человек. Командные кадры этих соединений составили бывшие офицеры Ли­товской армии и военизированных организаций.

При активном участии добровольческих полицейских батальонов за годы ок­купации в Литве было уничтожено до 700 тысяч гражданских лиц и военноплен­ных, вывезено в Германию до 36 тысяч человек. На территории Латвии уничтоже­но более 600 тысяч гражданских лиц и военнопленных, увезено в Германию более 280 тысяч человек. Жертвами нацистского террора в Эстонии стали 125 тысяч мирных жителей и военнопленных. Предчувствуя скорый конец войны, пособни­ки гитлеровцев предпринимали попытки попасть в западные земли Германии, за­нятые американскими, английскими, французскими войсками, или бежать в Шве­цию. Так, генеральный инспектор латышского легиона СС Р.Бангерский приказал латышским частям гитлеровской армии «…интернироваться в зонах, занятых ан­гличанами, американцами или французами». Во исполнение этого приказа в плен английским и американским войскам сдались остатки 15-й латышской дивизии и 20-й дивизии СС немецкой армии. В конце войны на Запад бежали высшие чины окруженной в Курляндском котле 19-й латышской дивизии СС.

При активной поддержке общественных деятелей Швеции, посольств США и Великобритании в конце войны начали формироваться центры националистиче­ской эмиграции: «Прибалтийское гуманистическое общество», «Организация эстонской помощи», «Эстонский комитет» и др. При их содействии по соглаше­нию между Швецией и фашистской Германией под видом «транспортов ране­ных» в Швецию было вывезено 7 тысяч лиц шведской национальности, прожи­вавших на островах и западном побережье ЭССР. В их числе было немало эстон­цев — порядка 3000-3500 человек.

После окончания войны на территории таких стран, как ФРГ, Австрия, Да­ния, Бельгия и Швеция, оказалось около 260 тысяч так называемых перемещен­ных лиц из Советской Прибалтики, которые в дальнейшем явились важнейшим источником пополнения кадров для подрывной деятельности против СССР.

Период с 1946 по 1951 г. для прибалтийской эмиграции стал временем боль­ших надежд и активной деятельности. При этом западные оккупационные влас­ти делали все возможное, чтобы латыши и эстонцы из соединений СС, которые лично руководили расправами над мирными жителями Прибалтики и Белорус­сии, смогли избежать заслуженного наказания, как того требовал приговор Нюрнбергского военного трибунала.

Во время оккупации западных районов Белорусской ССР здесь были созда­ны польские формирования, которые под флагом борьбы за «независимость ве­ликой Польши» участвовали в подавлении партизанского движения, расправля­лись над белорусским населением.

Подобные же действия против Советской власти осуществляли отряды айз-саргов в Латвии, националистические элементы в Эстонии. Организации нацио­налистов часто изображали оппозиционность и независимость по отношению к германскому фашизму, а на деле были тесно связаны с ним.

Одним из основных принципов действий боевых формирований националис­тов была изуверская жестокость, направленная на устрашение населения. В од­ной из своих инструкций националистическому подполью С.Бандера заявлял: «Наша власть должна быть страшной». А в другой инструкции лиц, поддержива­ющих Советскую власть, предлагалось ликвидировать всеми доступными мето­дами (расстрел, повешение и даже четвертование) с запиской на груди: «За со­участную работу с НКВД». На практике так действовали не только оуновцы, но и представители других незаконных вооруженных формирований. Например, в ночь на 30 ноября 1944 г. в селе Сцянка Львовской области они сожгли 30 строе­ний и убили 15 жителей. Нападение сопровождалось дикими зверствами — в го­рящие дома бандиты бросали раненых, взрослых и детей. В ноябре этого же го­да в деревне Леваны Литовской ССР многие ее жители были убиты за то, что взя­ли помещичью землю.

Не получая поддержки от широких слоев населения, националисты и их во­оруженные отряды становились на путь террора и диверсий. От рук боевиков в 1944 — 1951 гг. погибли тысячи советских людей, прежде всего из числа партий­ного и советского актива, личного состава армии, пограничных и внутренних войск, органов МВД и МГБ.

Лишившись поддержки местного населения, утратив связь и материальную базу, националисты и их вооруженные отряды на территории СССР были повсе­местно разгромлены. Ликвидация банднационализма в западных областях Укра­ины, Белоруссии и в республиках Прибалтики способствовала установлению спокойствия в этих районах, вовлечению в активную созидательную деятель­ность широких масс трудящихся.

Нельзя не отметить, что повстанческое движение имело довольно широкий размах. Продолжительность борьбы, ее острота свидетельствуют о том, что противоречия, существовавшие в стране в тот период, имели глубокие корни. Дольше эта борьба длилась на Украине и в Литве, чем в Латвии и Эстонии, от­куда наиболее агрессивные и враждебные советскому режиму группы стреми­лись уйти за рубеж. Последние очаги сопротивления были подавлены лишь в 1950 — 1951 гг.

Факты позволяют говорить об этом явлении как о партизанской войне в севе­ро-западных районах СССР (с 1944 по 1951 г.), имевшей свои характерные осо­бенности, связанные с национальными и социально-экономическими традиция­ми Украины, Белоруссии, республик Прибалтики.