Признаюсь сразу и честно: я не экономист. Хотя в свое время мне довелось прослушать основы курса «Экономика», и я даже знаю, что такое «вмененные издержки», экономистом меня назвать трудно. Впрочем, я и не претендую на это почетное звание. Зато постоянно слушаю и читаю наших выдающихся экономистов и отчетливо вижу, что о природе и перспективах всемирного экономического кризиса они имеют столь же смутное представление, что и я. Даже министр финансов, к которому теоретически стекается вся информация по динамике кризиса, то пугает нас тем, что кризис воцарился надолго (аж до 2050 года!), то, наоборот, излучает непонятный оптимизм, утверждая, что «дна» мы уже достигли, теперь начнется экономический рост и за пару-тройку лет мы вернем пресловутый «валовой внутренний продукт» (ВВП) на докризисный уровень. При этом часть публичных экономистов поддерживает пессимистический сценарий, часть — оптимистический, а ряд особо одаренных личностей кризис вообще не замечают, считая его продуктом массовой истерии.
В то же время нам, простым и далеким от сложных экономических расчетов обывателям, важно знать, чего ждать от этого кризиса в дальнейшем: стоит ли дергаться, искать новую работу или страну проживания, скупать ли валюту, запасаться ли чаем-солью-спичками или нужно успокоиться, вздохнуть с облегчени
ем и смело смотреть в будущее. И это для нас — главное. Что ж, попробуем разобраться в проблеме самостоятельно — хотя бы как дилетанты.
Прежде всего имеет смысл вспомнить, как развивалась экономика до кризиса. 1990-е годы, которые россияне вспоминают не в самых радужных тонах, были отмечены бурным ростом мировой экономики. Дело в том, что к концу 1980-х глобализация (то есть вовлечение в единые финансовые институты и производственные цепочки независимых государств) подошла к своему пределу, наткнувшись на «железный занавес», — и внезапное открытие огромных «неосвоенных» рынков СССР, стран Восточной Европы и Китайской Народной Республики, желание новых торговых партнеров брать «дорогие» кредиты и закупать товары даже на невыгодных для себя условиях стимулировали быстрый рост экономик развитых государств. К примеру, в период с 1993 по 2001 годы США, крупнейший международный должник, страна с растущим дефицитом по текущему платежному балансу, который возник еще в 1970-е, развивались не просто успешно, а фантастически успешно — в 1998 году Штаты даже сумели преодолеть многолетний бюджетный дефицит (именно тогда, как мы помним, на Россию обрушился страшный дефолт). А что такое преодоление бюджетного дефицита? Это не только параметр, указывающий, что казна США стала получать денег больше, чем тратить, это и сигнал потенциальным инвесторам (внешним и внутренним), что американские ценные бумаги надежны и прибыльны. Соответственно, приток финансовых ресурсов в США начал расти — деньги потекли не только из Европы и Японии, но и из развивающихся стран, что стало возможным в условиях глобализации.
Первые проблемы появились весной 2001 года. В то время некоторые, причем наиболее «продвинутые», государства Азии и Латинской Америки пережили тяжелые валютно-финансовые потрясения, которые оказали негативное воздействие на международные потоки капитала и финансовые рынки. Кроме того, американцы, буквально купавшиеся в деньгах, всё больше тратили на социальные программы и расширение своего военного присутствия в мире. С другой стороны, глобализация стимулировала миграцию производственных мощностей в развивающиеся страны, обладающие почти неограниченным ресурсом дешевой рабочей силы — в результате Китай сделался лидером по росту экономики, а США стали крупнейшим его должником.
В период своего фантастического роста американцы так привыкли роскошествовать за счет долгов и инвестиций (которые, кстати, тоже являются формой долга—ведь инвесторы дают деньги под гарантии прибыльности и могут при ухудшении экономической ситуации их забрать), что накопили просто чудовищную задолженность.
Если в январе 2001 года внешний национальный долг США (частного и федерального сектора) составлял только 5,7 триллионов долларов, то в марте 2008 года он перевалил через отметку в 13,8 триллионов долларов. Основными держателями государственного долга США при этом являются Япония и Китай. Первой Америка должна 583 миллиарда долларов, второму — 503 миллиарда без учета долгов перед Гонконгом и Макао. В сумме это составляет 40% всего госдолга США.
Показательный пример. В 1989 году компания «Durst Organization)) вывесила на всеобщее обозрение в центре Нью-Йорка счетчик национального долга США. В 2008 году его «зашкалило», и он некоторое время не работал, поскольку там не оказалось места для чисел более чем с двенадцатью знаками.
Впервые за всю историю внешний долг этой страны превысил ее валовой продукт. По экспертным оценкам, если тенденция сохранилась бы, то в 2050 году долг США составил бы 350 процентов от годового ВВП! Даже человеку, далекому от экономических теорий, становится ясно, что в таких условиях никакая экономика (даже крупнейшая в мире) функционировать не может.
Система долговых обязательств (а внутренний долг США намного больше долга внешнего — около 37 триллионов долларов, из которых 10 лежат на плечах государства) стала напоминать классическую финансовую пирамиду: собственных денег на погашение долговых обязательств уже не хватает и приходится снова занимать, чтобы оплатить хотя бы проценты, набежавшие по старым долгам. Понятно, что в конечном итоге сложится такая ситуация, когда деньги в долг давать перестанут, и тогда вся пирамида рухнет. Из близких нам примеров — обрушение пирамиды МММ, которая существовала до тех пор, пока находились вкладчики, готовые обменять реальные деньги на красивые бумажки, ничем, кроме рекламных роликов, не обеспеченные.
Разумеется, аналитики давно заметили тревожащую тенденцию. И казалось очевидным, что финансовая пирамида, построенная на долговых обязательствах США, вскоре рухнет, приведя Штаты к дефолту и в одно мгновение обесценив доллар. Мы все прекрасно помним 1998 год и то, к чему привел нас свой национальный дефолт: разорение бизнеса, потеря сбережений, обесценивание рубля, крах политической системы. Вроде бы, та же участь ожидала и Америку. Поэтому раз в полгода на телеэкраны вылезали бородатые и мрачные «пророки», которые призывали избавляться от доллара, ибо падение его неизбежно, а закат США близок. «Пророки» ошибались — кризис «подкрался», но совсем с другой стороны.
События развивались следующим образом.
2006 год ознаменовался для США небывалым бумом на рынке жилья, когда цены на недвижимость росли, как на дрожжах, поскольку спрос на нее был невероятно велик. Причина повышенного спроса на жилье заключалась не в резком росте доходов американцев, а в доступности ипотеки практически для любого желающего.
Во-первых, ипотечные кредиты в США как минимум в три раза дешевле российских (средняя стоимость ипотеки за океаном — 5% годовых). Во-вторых, недвижимость, находящуюся в залоге, по законам США можно продавать без каких-либо ограничений и, соответственно, зарабатывать на этом. И в-третьих, ипотечные программы в США предусматривают очень гибкие условия возврата заемных средств, когда первые несколько лет выплаты по кредитам так малы, что даже небогатая семья может позволить себе подобные расходы, и только спустя некоторое время размеры платежей увеличиваются и становятся для некоторых непосильными. Таким образом создавалась иллюзия невероятной доступности жилья, ведь обычно люди стараются не задумываться над проблемами, которые могут возникнуть через пару-тройку лет.
Ситуация в США сложилась так, что большая доля недвижимости оказалась в «subprime-секторе», то есть в собственности заемщиков, не имеющих финансовой возможности расплачиваться за нее или даже не собиравшихся погашать кредиты полностью.
Усугубляло положение дел и то, что ипотечные банки предъявляли крайне низкие требования к финансовой состоятельности потенциальных заемщиков, либо же прилагали минимум усилий для того, чтобы ее проверить. За счет этого процент «рискованных» займов в общем пакете ипотечных кредитов неуклонно рос.
В начале 2007 года это стало заметным. Возможно, ситуация не оказалась бы столь катастрофической, если бы на рынке не присутствовали ипотечные облигации США — один из главных фондовых инструментов страны, считавшихся до недавнего времени наиболее надежным и обеспеченным активом. Примерно две трети жилищных закладных в США конвертировались в ипотечные облигации и продавались как ценные бумаги крупнейшим финансовым институтам, в результате чего банки могли быстро вернуть себе деньги (чтобы опять же выдавать ипотечные кредиты), а облигации начинали обращаться на фондовом рынке и покупаться различными компаниями и корпорациями. Но как только ипотека в США столкнулась с первой серьезной волной невозврата кредитов, ипотечные облигации резко упали в цене, а их держатели столкнулись с огромными убытками.
Список пострадавших от этих финансовых махинаций (на языке экономистов называемых более благородно — операций с деривативами) в июне 2007 года открыла компания
«Веаг Stern». Следующие весточки экономического кризиса поступили в июле уже из Европы. В Германии сразу три организации объявили о размере своего участия в ипотечном кредитовании США и о снижении прогнозов годовой прибыли. Первым об этом сообщил немецкий банк «1KB», инвестировавший в недвижимость США. Следом за ним о размере своих инвестиций заявили банковский концерн «Commerzbank» и международный холдинг «Allianz». За август этот список пополнили еще несколько организаций, включая три инвестиционных фонда Германии, а также банки «WestLB» и «Postbank». В числе пострадавших оказались и всемирно известный «Deutsche Вапк», а также «Lehman Brothers)) и «Morgan Stanley)) — крупнейшие инвестиционные банки США, выглядевшие «непотопляемыми» (через год первый обанкротился, второй утратил статус «инвестиционного»). Проблемы не обошли стороной и их многочисленных партнеров. Президенты и управляющие некоторых финансовых организаций покинули свои посты.
С августом 2007 года связывают начало мирового кризиса ликвидности ценных бумаг — проще говоря, начало кризиса доверия к ним. Рынок межбанковского кредитования к тому времени фактически остановил работу в связи со слухами о финансовых потерях банков, поэтому Центральные Банки развитых стран были вынуждены самостоятельно его поддерживать, и всего за несколько дней размер вливаний составил более 300 миллиардов евро.
К сентябрю 2007 года в США уже примерно 50 ипотечных институтов объявили себя банкротами. Финансовый кризис стало невозможно скрывать, ведь разорение этих компаний привело к росту безработицы, особенно в строительном секторе. Тогда же в Европе случилась первая массовая паника вкладчиков, осадивших отделения британского банка «Nothern Rock» с целью немедленно обналичить свои накопления.
Октябрь и ноябрь добавили в список потерпевших американский банк «МеггШ Lynch», специализировавшийся на ипотеке. Понесли убытки и другие крупнейшие банки: в США — «Citigroup», в Европе — «HSBC».
Тут о мировом экономическом кризисе заговорили все ведущие финансисты и представители правительств, однако в России его влияние еще не ощущалось.
В декабре правительство Соединенных Штатов разработало пакет антикризисных мер и отдало на проверку рейтинговым агентствам кредитные бумаги на сумму 100 миллиардов долларов. Однако кризис продолжал набирать обороты, распространяясь на остальные секторы экономики. Вслед за США страх перед ним охватил Европу.
В начале 2008 года банки один за другим продолжали списывать потери. Цифры убытков достигли невиданных величин. Многие банки оказывали поддержку друг другу, но со временем выяснилось, что средств не хватает. Так, в феврале «KfW» — немецкий государственный банк, оказавший в свое время поддержку «1KB» — объявил, что больше не способен предоставлять необходимые второму миллиарды евро. «1KB» — ключевой для Германии банк, поэтому недостающие суммы финансовых средств было решено возмещать из государственного бюджета. А для британского «Northern Rock» единственным выходом стала национализация.
На протяжении всей первой половины 2008 года акции банков США и Европы продолжали падать в цене. Снижалась стоимость акций американских агентств, работающих с ипотекой. «Freddie Мае» и «Fannie Мае» пришлось национализировать в сентябре 2008 года.
15 сентября 2008 года ознаменовался сразу несколькими потрясениями, ставшими мощными катализаторами мирового экономического кризиса: «Lehman Brothers)) объявил о своем банкротстве, «Вапк of America Согр» был поглощен «МеггШ Lynch», а также упал рейтинг «American International Group» (AIG) — крупнейшего страховщика в мире, который испытывал острую нехватку «живых» денег из-за убытков, понесенных по ипотеке.
Эти события вызвали стремительный «эффект домино», выразившийся в волне банкротств, слияний и поглощений как в США, так и в Европе. Наконец-то мировой экономический кризис дотянулся до России.
О начале кризисных явлений в нашей экономике заговорили еще в феврале 2008 года, когда Центробанк признал существование определенных проблем с ликвидностью у отечественных банков. В то же время начался спад на фондовом рынке, а большинство инвесторов обратили свой взгляд на рынок недвижимости, в результате чего рост цен на жилье ускорился и прекратился только в мае. К этому моменту индексы РТС и ММВБ, описывающие состояние нашей экономики, начали стремительно падать. Тогда же возник конфликт между Россией и Европой по поводу форм сотрудничества в совместных энергетических проектах. Масла в огонь подлила война с Грузией. Все эти события привели к оттоку иностранного капитала и снижению объемов экспорта.
Однако точкой отсчета настоящего экономического кризиса в России считается именно 16 сентября 2008 года, получившее название «черного вторника», который последовал за событиями предыдущего дня в США. Из-за падения биржевых индексов торги на фондовом рынке были прекращены. И хотя в последующие дни наблюдался рост индексов, биржа оказалась в ситуации полной неопределенности.
Первой российской жертвой экономического кризиса стал инвестиционный банк «КИТ Финанс», имевший неисполненных обязательств на сумму около 10 миллиардов рублей. За ним последовали «Связь-банк», «Собинбанк», «Глобэкс». От полного банкротства их спасла только продажа. Покупателями выступили РЖД и АЛРОСА, ВЭБ — то есть по факту государственные структуры. Чтобы спасти банковскую систему России, правительству пришлось «раскупорить» золотовалютные резервы страны, и только за сентябрь-октябрь они уменьшились на 100 миллиардов долларов.
Акции банков и компаний под негативным воздействием экономического кризиса снижались очень стремительно, начались массовые увольнения в связи с необходимостью сокращать издержки. Российские банки и организации обратились к правительству за экстренной помощью. Но правительство согласилось предоставить эту помощь только ключевым для страны компаниям. В декабре 2008 года был опубликован список, в который вошли 295 таких компаний.
Сегодня экономисты разводят руками: дескать, этот кризис нельзя было предсказать, а потому нельзя было и подготовиться, решения приходилось принимать очень быстро и на интуитивной основе, спасая хотя бы то, что работало и без чего нельзя работать дальше. Однако на самом деле они лукавят. Текущий кризис был предсказан очень давно, почти век назад. И сделал это наш выдающийся соотечественник — советский экономист Николай Дмитриевич Кондратьев.
Николай Кондратьев родился в 1892 году. Выходец из крестьянской семьи, он учился в церковно-учительской семинарии. В 1905 году примкнул к эсерам (социалистам-революционерам), за революционную деятельность был исключен из семинарии и несколько месяцев провел в тюрьме. В 1911 году он сдал экзамен на аттестат зрелости и поступил на юридический факультет Петербургского университета. Учителями Кондратьева были экономист Михаил Туган-Барановский, историк Александр Лаппо-Да-нилевский, социолог Максим Ковалевский. В 1915 году Кондратьев окончил университет и был оставлен при кафедре политической экономии для подготовки к профессуре. Теоретические занятия он совмещал с практической деятельностью — с 1916 года заведовал статистико-экономическим отделом Земского союза Петрограда. В январе 1917 года опубликовал статью «Продовольственный кризис и задача организации хозяйства», в которой развивал идею планомерного государственного регулирования экономической жизни в целях преодоления продовольственного кризиса.
После Февральской революции 1917 года Кондратьев принял активнейшее участие в строительстве нового государства, заняв должность в аппарате Временного правительства. Октябрьский переворот большевиков он принял в штыки, даже ушел в подполье, пытаясь организовать сопротивление. Взгляды Кондратьева на происходящее хорошо отражает статья «Годы революции с экономической точки зрения» (1918), в которой он писал о невозможности «национально-хозяйственного возрождения» до тех пор, «пока нет национальной власти, пока существует чисто классовая утопическая власть и проделывает с народным хозяйством самые дикие опыты».
В дальнейшем отношение Кондратьева к большевикам изменилось. Он переехал в Москву и возглавил Экономический отдел Совета сельскохозяйственной кооперации. Кондратьев руководил разработкой 1-го перспективного плана развития сельского хозяйства РСФСР на 1923/24 — 1927/28 годы («пятилетка Кондратьева»).
Однако его борьба с большевиками не могла остаться без последствий. В августе 1920 года он проходил по делу «Союза возрождения», был заключен в концлагерь «до конца Гражданской войны», но через месяц выпущен. Новый арест последовал в августе 1922 года с целью высылки за границу, но по настоянию Наркомфина Кондратьев был оставлен и выпущен из тюрьмы. В 1928 году «кондратьевщину» объявили «идеологией кулачества», «реставрацией капитализма». Ученого отстранили от руководства созданного им Института конъюнктуры, который в 1929 году был закрыт. В 1930 году Кондратьева снова арестовали, и по делу так называемой «Трудовой крестьянской партии» он был осужден на восемь лет тюрьмы. 17 сентября 1938 года военный трибунал приговорил Кондратьева к смертной казни, в тот же день экономист был расстрелян.
Из-за того, что Кондратьев был репрессирован, его теоретические изыскания оказались на периферии экономической науки, и мощнейший инструмент прогнозирования будущего долгое время оставался невостребованным. А изучать труды Кондратьева стоило бы — ведь он из середины 1920-х годов разглядел и Великую депрессию 1929 — 1933 годов, и глобальный кризис 1973 — 1975 годов, и наши сегодняшние проблемы.
Главным открытием Николая Дмитриевича Кондратьева считаются «большие циклы экономической конъюнктуры» («циклы Кондратьева»). Доклад под таким названием ученый прочитал 6 февраля 1926 года в Институте экономики
РАНИОН. В докладе была четко сформулирована гипотеза Кондратьева о существовании «больших циклов» конъюнктуры (под которой он понимал «направление и степень изменения совокупности элементов народохозяйственной жизни по сравнению с предшествующим моментом»), обозначены временные периоды первых трех циклов в истории капиталистической экономики, а также высказаны некоторые дополнительные соображения, названные «эмпирическими пра-вильностями».
Кондратьев выделял три цикла:
1-й — 1780 — 1790 годы, повышение конъюнктуры, 1810 — 1817 годы, понижение конъюнктуры, 1844 — 1851;
2-й — 1844 — 1855 годы, повышение конъюнктуры, 1870 — 1875 годы, понижение конъюнктуры, 1890 — 1896 годы;
3-й — 1891 — 1896 годы, повышение конъюнктуры, 1914 — 1920 годы, понижение конъюнктуры.
Исследования и выводы Кондратьева основывались на эмпирическом анализе большого числа экономических показателей различных капиталистических стран на довольно длительных промежутках времени, охватывающих 150 лет. Эти показатели: индексы цен, государственные долговые бумаги, номинальная заработная плата, показатели внешнеторгового оборота, добыча угля, золота, производство свинца, чугуна и тому подобное.
Таким образом, Кондратьев показал, что при капитализме экономические рост и спад имеют циклический характер, не зависящий от уровня развития средств производства и количества вовлеченных в экономические отношения государств. Циклы состоят из чередующихся периодов относительно высоких и относительно низких темпов экономического роста. Продолжительность цикла составляет в среднем 50 лет, но с возможным отклонением в 10 лет (от 40 до 60 лет).
Математическая методика исследования, применявшаяся Кондратьевым, была не лишена недостатков и подвергалась справедливой критике со стороны его оппонентов, но все возражения касались лишь точной периодизации циклов, а не их существования.
Ориентируясь на расчеты Кондратьева, мы можем описать те циклы, которые ученый уже не застал:
4-й — с 1945 — 1947 годы по 1981 — 1983 годы; 5-й — с 1981 — 1983 годы по 2018 год; 6-й — с 2018 года по 2060 год.
Для нас наиболее важным здесь является вывод о цикличности глобальных кризисов, которые также случаются раз в 50 лет (плюс-минус 10) и отмечены минимумами конъюнктуры. Исходя из того, что предыдущий кризис начался в 1973 году, можно сделать вывод, что в 2009 году новый кризис только начинается, и нас ждет (как и предвещал министр финансов) много «веселых» дней.
Но не всё так просто, как может показаться. Во-первых, сам Кондратьев не выделял какие-то особые кризисы внутри своих циклов — наоборот, он подчеркивал, что внутри длинных волн конъюнктуры есть короткие циклы капиталистического развития (7 — 11 лет), которые как бы нанизываются на соответствующие фазы и изменяют свою динамику в зависимости от нее: в периоды длительного подъема больше времени приходится на «процветание», а в периоды длительного спада учащаются кризисные годы. Во-вторых, Кондратьев и сторонники его теории заметили, что длинные волны имеют тенденцию к сокращению по мере развития рынков — то есть продолжительность цикла в 50 лет не является жестко заданной некими объективными законами природы, посему теория Кондратьева не может служить в качестве инструмента по «назначению» точных дат грядущих кризисов, а дает нам лишь понимание того, на какой стадии развития экономики (рост или падение) мы в данный момент находимся.
Так вот, мы находимся на «понижательной» фазе, приблизившись к минимуму экономической конъюнктуры. До начала «повышательной» фазы пройдет еще несколько (от пяти до семи) лет, то есть уверенного роста нужно ждать не раньше 2015 года.
Однако это вовсе не означает, что до указанной даты мы будем прозябать в нищете и голоде, а потом всё вдруг зацветет и заколосится — нет, процесс гораздо сложнее и многообразнее.
Ведь Кондратьев в рамках своей теории сделал еще одно важное открытие — он описал, какие изменения в уклад нашей жизни привносят кризисы, происходящие на стыке старой «понижательной» и новой «повышательной» фаз.
На протяжении исследуемого периода ученый выделил «эмпирические правильности». В частности, он указал, что в самом начале «повышательной» фазы происходит глубокое изменение всей жизни капиталистического общества. Этим изменениям предшествуют значительные научно-технические изобретения и нововведения.
В «повышательной» фазе первого цикла это были развитие текстильной промышленности и производство чугуна, изменившие экономические и социальные условия общества.
В «повышательной» фазе второго цикла началось строительство сети железных дорог, которые позволили освоить новые территории и преобразовать сельское хозяйство.
В «повышательной» фазе третьего цикла произошло широкое внедрение электричества, радио и телефона.
Перспективы нового подъема Кондратьев видел в автомобильной промышленности. Сегодня мы знаем, что он был прав: начиная с середины 1940-х годов автомобили, двигатели внутреннего сгорания и нефтепереработка уверенно захватили все сферы жизни, нефть стала кровью цивилизации, обеспечивая не только транспортные, но энергетические нужды.
Больше того, на наших глазах произошла и научно-техническая революция «повышательной» фазы пятого цикла (1980-е годы): она была отмечена бурным развитием электроники, вычислительной, лазерной и телекоммуникационной техники. Благодаря ей появились предметы быта, без которых мы сегодня уже не представляем себе комфортное существование: мобильные телефоны, персональные компьютеры, информационные сети, системы глобального позиционирования.
Какая революция ждет нас на «повышательной» фазе шестого цикла, начало которой придется на период с 2015 по
2018 годы? Этого пока не знает никто. Ведь, согласно тому же Кондратьеву, новые «прорывные» технологии зародятся (а возможно, уже зародились!) в небольших малоизвестных лабораториях и фирмах — именно маленькие компании за четверть века вырастут в колоссальные международные корпорации, изменив своей продукцией нашу жизнь. Отдельные футурологи говорят, что, возможно, прорыв произойдет в области высокотехнологичной медицины и генной инженерии — там уже накоплен серьезный потенциал для рывка. Если это так, то мы стоим на пороге эры «лекарств от всех болезней», регенерации поврежденных органов и детей «из пробирки». Но может оказаться и так, что прорыв произойдет в другом направлении — например, в сфере энергетики.
Теория Кондратьева находит сегодня поддержку у ведущих экономистов, анализирующих развитие мирового экономического кризиса. Они прямо указывают на то, что современный кризис является следствием циклического спада, на который наложило сь стремительное сдувание ипотечного «пузыря». Сегодня, по мнению экономистов, мы достигли «дна» кризиса, и хотя некоторые скачкообразные колебания еще будут, уже в начале 2010 года (самое позднее — осенью 2010 года) мировая экономика пойдет в рост.
Следует учитывать, что настоящий кризис заметно отличается от всех предыдущих. В него оказались вовлечены почти все страны мира, благодаря тому, что глобализация к началу XXI века практически завершилась. Соответственно, и пути из кризиса искали сообща. На грани банкротства сегодня оказались не только крупнейшие компании, но и государства: например, Исландия и Швейцария, которые предпочитали наполнять свои бюджеты за счет спекуляций с ценными бумагами, в том числе с ипотечными облигациями. В другие времена им легко позволили бы рухнуть в бездну дефолта, но в современном мире, где все зависят друг от друга, подобная практика ведет к углублению кризиса, которого никто не хочет.
Весьма энергичные действия по снижению воздействия кризисных явлений предприняли и США. Американские лидеры хорошо помнят уроки Великой депрессии, которая привела к возвышению нацистов и Второй мировой войне. Мрачные прогнозы тех, кто предсказывал крушение американской экономики, не оправдались. Доллар не только устоял, но и укрепил свои позиции— мир подтвердил, что и в дальнейшем будет им пользоваться при международной торговле. А это означает, что американцы могут прибегать к полному набору финансовых инструментов для снижения долгового бремени и будут продолжать получать свой немалый процент со всех финансовых сделок. Не следует забывать и о том, что страны мира задолжали США ничуть не меньше, чем США задолжали им— доля американских инвестиций в развивающихся экономиках (в том числе Китая) очень велика, и если начнется «бегство» от доллара и американских ценных бумаг, в первую очередь могут пострадать именно эти, менее развитые, экономики. Мы уже ощутили неравенство весовых категорий, когда столкнулись с кризисом осенью 2008 года, потеряв из-за бегства инвесторов треть золотовалютных запасов страны.
Умело предотвратив Великую депрессию, Соединенные Штаты способствовали выходу из мирового экономического кризиса. И мы видим, что уже Китай (главный торговый партнер США) начинает идти в рост, за ним подтягиваются и другие. Экономики развитых государств хотя и демонстрируют рецессию, но зато успешно выводят из обращения «лишнюю бумагу», то есть обесценившиеся акции и переоцененные активы— происходит очищение фондовых рынков, характерное для любых кризисов в рамках капиталистической экономики, но если раньше оно сопровождалось массовыми самоубийствами, скатыванием в нищету городов и целых районов, то сегодня ситуация ухудшилась незначительно. Скажем, Россия по макроэкономическим показателям откатилась всего лишь на два года назад. Знаете, 2007 год был не самым худшим в нашей истории!
Преодолевая кризис, американцы уже задумываются о том, как будет выглядеть мир на «повышательной» фазе шестого цикла. И когда читаешь выступления их политических лидеров, то складывается впечатление, будто бы последние очень внимательно штудировали труды Николая Кондратьева и запомнили его «эмпирическую правильность» о неизбежности научно-технической революции, которая последует сразу за кризисом.
Вот, например, что сказал президент Барак Обама 27 апреля 2009 года на ежегодном собрании Американской национальной академии наук:
«В такой трудный момент находятся те, кто говорит, что мы не можем позволить себе инвестировать в науку, что поддержка исследований — это что-то вроде роскоши в то время, когда приходится ограничивать себя лишь самым необходимым. Я категорически не согласен с этим. Сегодня наука больше, чем когда-либо раньше, нужна для нашего благосостояния, нашей безопасности, нашего здоровья, сохранения нашей окружающей среды и нашего качества жизни. <...> Мы будем выделять более трех процентов ВВП на исследования и разработки. Мы не просто достигнем, мы превысим уровень времен космической гонки, вкладывая средства в фундаментальные и прикладные исследования, создавая новые стимулы для частных инноваций, поддерживая прорывы в энергетике и медицине, и улучшая математическое и естественнонаучное образование. Это — крупнейшее вложение в научные исследования и инновации в американской истории. Только подумайте, чего мы сможем достичь благодаря этому: солнечные батареи, дешевые, как краска; зеленые здания, сами производящие всю энергию, которую потребляют; компьютерные программы, занятия с которыми столь же эффективны, как индивидуальные занятия с учителем; протезы, настолько совершенные, что с их помощью можно будет снова играть на пианино; расширение границ человеческого знания о себе и мире вокруг нас. Мы можем это сделать. Использование открытий, совершенных полстолетия назад, питало наше процветание и успехи нашей страны в последующие полстолетия. Решения о поддержке науки, которые я принимаю сегодня, будут питать наши успехи в течение следующих 50 лет. Только так мы добьемся, что труд нынешнего поколения станет основой прогресса и процветания в XXI столетии в глазах наших детей и внуков».
Прекрасные слова! Казалось бы, нечто подобное мы должны услышать и от наших лидеров — ведь не хотят же они, чтобы Россия после кризиса стала еще более отсталой, чем была до него.
И действительно, летом 2009 года президент Дмитрий Медведев сделал несколько заявлений, которые связывают с желанием руководства России приступить к созданию в стране высокотехнологичной промышленности и национальной инновационной системы (НИС).
Прежде всего в ряду президентских инициатив надо отметить два заседания, в июне и в июле, Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики: первое — в компьютерной антивирусной Лаборатории Касперского, второе — в Федеральном ядерном центре «Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики» в Сарове. Именно на этих мероприятиях президент обозначил приоритеты инновационного развития российской экономики в «посткризисный» период: энергоэффективность и энергосбережение, ядерные технологии, космические технологии, технологии в сфере медицины и стратегические информационные технологии. В конце июля состоялось заседание Совета безопасности, посвященное производству суперкомпьютеров: в ближайшие годы на эти цели будет выделено 2,5 миллиарда рублей. Наконец, совсем уж беспрецедентный шаг — экстренное возвращение депутатов Госдумы из отпусков специально для того, чтобы принять президентский законопроект о создании малых инновационных предприятий при вузах.
Подобные инициативы внушают надежду на то, что ситуация с наукой в России изменится в лучшую сторону. Однако давайте посмотрим на цифры. В настоящее время в нашей стране на науку выделяется не более 2% бюджета, который в свою очередь составляет около 20% ВВП России. Учитывая, что наш ВВП в десять раз меньше ВВП США, то совершенно ясно, что российская наука в следующие пятьдесят лет не обеспечит конкурентоспособность России не только в соревновании с США, но и в соревновании, например, с Португалией. В настоящее время ВВП США составляет 14,3 триллионов долларов, ВВП России — 1,2 триллиона. Вследствие этого в США расходы государства на науку будут составлять свыше 400 миллиардов, а расходы на науку в России — 6,4 миллиардов.
Может быть, российское правительство предполагает резко увеличить расходы на науку, новые технологии и образование в ближайшем будущем, обогнав в этом намерении самого Обаму? Посмотрим другие цифры, а именно — изменения в бюджете 2009 года, внесенные Министерством финансов в связи с кризисом.
Уменьшение расходов: инфраструктура (-56,4%), субсидии бюджетам субъектов РФ (-19,9%), функционирование Вооруженных сил (-8%>), дорожное хозяйство (-26,2%), высшее образование (-6,4%о), культура (-22%о), фундаментальные исследования (-9,4%о), органы безопасности (-3,4%). Увеличение расходов (то есть прямая антикризисная поддержка): помощь дотационным регионам (+34,2%о), безопасность транспорта (+19,2%), телевидение и радиовещание (+34,9%), топливно-энергетический комплекс (+40,3%).
Дотационные регионы, безусловно, нуждаются в адресной поддержке, но так ли уж тяжело приходится нашим нефтяникам и газовикам? А наши телемагнаты так обнищали, что им уже не хватает денег рекламодателей? На том ли экономит наша экономика?..
Унизительными выглядят сегодня и доходы научных работников. Средний оклад рядового преподавателя с высшим образованием составляет в целом по стране 10 тысяч рублей в месяц, кандидата наук — 13 тысяч, доцент с кандидатской степенью зарабатывает 16,2 тысяч, а с докторской — 20,2 тысяч рублей. В Европе же, где основные разработки ведутся именно в вузах, начальная зарплата молодого ученого составляет в среднем более двух тысяч евро.
К неутешительному выводу о перспективах российской науки пришел и наш знаменитый соотечественник — нобелевский лауреат академик Жорес Алферов.
«Самая главная проблема российской науки сейчас,— сказал он в интервью «Новым известиям»,— это даже не низкое финансирование, которое, несмотря на его улучшение за последние восемь лет, по-прежнему в несколько раз ниже, чем в советское время. Сейчас самая главная проблема заключается в том, что наши практические результаты не востребованы в своей стране ни экономикой, ни обществом. Поэтому единственное, что может возродить Россию — это возрождение промышленности высоких технологий…»
Похоже, шансы на восстановление научно-технического потенциала в современной России невелики. Если наука никому не нужна, значит, она не может развиваться, и никакой кризис ситуацию не изменит, а если изменит, то в худшую сторону.
Это очень печально, ведь Николай Кондратьев в своих работах указывал еще на одну «эмпирическую правильность»: «повышательные» фазы экономических циклов, которые следуют за кризисами, очень богаты на социальные потрясения, на революции и войны. А новая наука, как известно, — это и новое оружие. Сможем ли мы противостоять угрозам, которые несут нам войны будущего? Сэкономив копейки в кризис, не потеряем ли мы всё, когда он закончится?..