Двоюродные братья историков — физики — всякую дискуссию начинают со слов «договоримся о терминах». Историки отлично обходятся без этого. А жалко. Время от времени бы стоило. Вот, к примеру, кто таковой кулак? Ну, здесь и мыслить нечего: это «справный», трудолюбивый владелец, свирепо разоренный и уничтоженный машиной сталинской коллективизации. Да, но за каким лешим машине коллективизации уничтожать «справного» владельца, который ей не соперник и не помеха? Хозяйствует он на собственных десяти-двадцати десятинах обочь колхоза — и пусть для себя хозяйствует, а желает — идет в колхоз. Для чего его разорять?
Не по другому, как из инфернальной злости — ибо экономического ответа тут нет. Его и не будет, так как в директивах власти СССР повсевременно повторяли: не путать кулаков и богатых фермеров! Стало быть, разница меж ними имелась, при этом видная невооруженным глазом.
Так что все-таки лицезрел невооруженный глаз полуграмотного уездного секретаря такового, чего не видно сегодняшнему остепенному историку? Давайте вспомним школьный марксизм — те, кто еще успел поучиться в русской школе. Как определяется класс? И память на автомате выдает: отношением к средствам производства. Чем отношение к средствам производства справного владельца отличается от дела середняка? Да ничем! А кулака?
Ну, раз его собирались убить «как класс», стало быть, он являлся классом, и это отношение как-то отличалось.
Вечно напутают эти горожане!
Так кто же такие кулаки?
Этот вопрос заботил и русское управление. К примеру, Каменев в 1925 году утверждал, что кулацким является хоть какое хозяйство, имеющее выше 10 десятин посева. Но 10 десятин в Псковской области и в Сибири — это совсем различные участки. Не считая того, 10 десятин на семью из 5 человек и из пятнадцати — это тоже две огромные различия.
Молотов, отвечавший в ЦК за работу в деревне, в 1927 году относил к кулакам фермеров, арендующих землю и нанимающих сроковых (в отличие от сезонных) рабочих. Но арендовать землю и нанимать рабочих мог и середняк — в особенности 1-ое.
Предсовнаркома Рыков к кулацким относил отлично обеспеченные хозяйства, применяющие наемный труд, и хозяев сельских промышленных заведений. Это уже поближе, но как-то все расплывчато. Почему бы крепкому трудовому владельцу не иметь, к примеру, мельницу либо маслобойню?
Что соединяет воединыжды Каменева, Молотова и Рыкова? Только одно: все трое — урожденные горожане. А вот «всесоюзный староста» Миша Иванович Калинин, по происхождению крестьянин, дает совсем другое определение. На заседании Политбюро, посвященном кооперации, он гласил: «Кулаком является не обладатель вообщем имущества, а использующий кулачески это имущество, т.е. ростовщически эксплуатирующий местное население, отдающий в рост капитал, использующий средства под ростовщические проценты».
Внезапный поворот, не так ли? И Калинин в таком подходе не одинок. Нарком земледелия А.П.Смирнов еще в 1925 году писал в «Правде», которая служила главным практическим, корректирующим управлением для местных деятелей: «Мы должны в богатой части деревни ясно разграничить два типа хозяйства. 1-ый тип богатого хозяйства чисто ростовщический, занимающийся эксплуатацией маломощных хозяйств не только лишь в процессе производства (батрачество), а приемущественно методом всякого рода кабальных сделок, методом деревенской маленькой торговли и посредничества, всех видов дружественного кредита с божескими процентами. 2-ой тип богатого хозяйства — это крепкое трудовое хозяйство, стремящееся очень укрепить себя в производственном отношении…»
Вот это уже совершенно другое дело! Не только лишь и не столько эксплуататор батраков, но деревенский маленький торговец, посредник в сделках и, главное — ростовщик.
Сельское ростовщичество — явление совсем особенное. Средства в рост на селе фактически не давали. Там была принята система натурального ростовщичества — расчет по кредитам шел хлебом, своим трудом либо какими-либо услугами. (Забегая вперед: вот поэтому так именуемые «подкулачники» — «группа влияния» кулака — это, в главном, беднота.) И в хоть какой деревне все обитатели отлично знали, кто просто дает в долг (даже и под процент, есл
и придется), а кто сделал это промыслом, на котором богатеет.
Разработка мироедства
Колоритная картина такового промысла нарисована в письме в журнальчик «Красная деревня» некоего крестьянина Филиппа Овсеенко. Начинает он, вобщем, так, что не подкопаешься.
«…Про кулака кричат, что он такой-сякой, но только как не крутись, а кулак всегда оказывается и запасливым, и старательным, и налоги больше других платит. Кричат, что, дескать, фермеры не должны воспользоваться чужим трудом, нанимать работника. Но на это я должен сделать возражение, что это совершенно некорректно. Ведь для того, чтоб сельское хозяйство нашему государству поднять, помножить крестьянское добро, нужно засевы прирастить. А это в состоянии сделать только хозяева зажиточные… И что у крестьянина есть работник, из этого только государству полезность и поэтому оно таких богатых должно в первую голову поддержать, поэтому они — опора страны. Ну и работника тоже жаль, ведь если ему работу не дать, ее не отыскать, а и настолько не мало безработных. А при хозяйстве ему отлично. Кто даст в деревне работу безработному, или весной кто прокормит соседа с семьей».
Узнаете аргументацию? Риторика «социального партнерства» за 90 лет практически не поменялась. Но это, вобщем, только присказка, а вот и притча началась — о том, как конкретно хороший человек соседа с семьей кормит…
«Есть много и других горе-горьких фермеров: или лошадки нет, или засеять нечем. И их мы тоже выручаем, ведь сказано, что обожай ближних собственных, как братьев. Одному лошадку на денек дашь, или пахать, или в лес съездить, другому семечки отсыпешь. Да ведь даром-то нельзя давать, ведь нам с неба не валится добро. Нажито оно своим трудом. Другой раз и рад бы не дать, да придет, прям причитает: выручи, дескать, на тебя надежда. Ну, дашь семечки, а позже снимаешь исполу половинку — это за свои-то семечки. Да еще на сходе кулаком назовут, или эксплуататором (вот тоже словечко). Это за то, что доброе христианское дело сделаешь…»
Исполу — это за половину урожая. При урожайности в 50 пудов с десятины выходит, что «благодетель» дает ближнему собственному семечки взаем из расчета 100 % за три месяца, в 35 пудов — 50%. Бальзаковский Гобсек от зависти удавился бы. Он, кстати, еще не упомянул, что берет за лошадка. А за лошадка полагалась отработка — где три денька, а где и неделя за денек. Христос, если мне память не изменяет, как бы как-то по другому учил…
«Выходит по другому: другой бьется, бьется и бросит землю, или в аренду сдаст. Каждый год ему не обработать. То семечки съест, то плуга нет, то еще чего-нибудть. Придет и просит хлеба. Землю, естественно, возьмешь под себя, ее для тебя за долги обработают соседи и сбор с нее снимешь. А владельцу старенькому что ж? Что посеял, то и пожнешь. Кто не трудится — тот не ест. И притом сам добровольно землю дал в аренду в трезвом виде. Ведь снова не возьми ее в аренду, она бы не разработана была, государству прямой убыток. А так я снова выручил — посеял ее, означает мне за это должны быть признательны. Да только где там! За такие труды меня к тому же шельмуют… Пусть все знают, что кулак своим трудом живет, свое хозяйство ведет, соседей выручает и на нем, можно сказать, правительство держится. Пусть не будет в деревне наименования «кулак», так как кулак — это самый трудолюбивый крестьянин, от которого нет вреда, не считая полезности, и эту пользу получают и окружные фермеры и само государство».
Из этого душещипательного письма ясно, почему фермеры зовут кулака мироедом. В нем, как в учебнике, расписана практически вся схема внутридеревенской эксплуатации. Весной, когда в бедных хозяйствах не остается хлеба, наступает время ростовщика. За мешок зерна на пропитание голодающего семейства бедняк в августе даст два мешка. За семенной хлеб — половину урожая. Лошадка на денек — некоторое количество дней (до недели) отработки. Весной за долги либо за пару мешков зерна кулак берет у безлошадного соседа его надел, другие соседи за долги это поле обрабатывают, а сбор полностью отходит «доброму хозяину». За экономической властью над соседями следует и политическая власть: на сельском сходе кулак автоматом может рассчитывать на поддержку всех собственных должников, проходит в сельский совет сам либо проводит туда собственных людей и так делается подлинным владельцем села, на которого сейчас уже никакой управы нет.
Ну, вот это — совершенно другое дело. Это уже класс, который свои средства производства употребляет совершенно не потому что се