Величайшая катастрофа XVIII века — лиссабонское землетрясение — привлекла внимание широкого круга людей к этим загадочным природным явлениям. Правда, достигнутые успехи в познании их истинной природы были весьма незначительны, зато вымысел расцвел на благодатной почве. И если ученые пытались как-то разобраться в случившемся, то нашлось немало людей, цинично занявшихся подсчетом наследства, оставленного погибшими во время катастрофы, и доходов каменщиков, которые будут восстанавливать город.
Лиссабонская катастрофа потрясла умы выдающихся людей того времени. В предисловии к своей «Поэме о лиссабонской катастрофе» Вольтер упрекал циников и самодовольных глупцов, не понимающих всего трагизма случившегося. В повести «Кандид» он вновь подробно остановился на этих событиях. Друг Кандида, Панглос, напоминает, что за год до этого город Лима в Южной Америке также подвергся землетрясению. Явления эти весьма сходны между собой, объясняет он, и, по всей вероятности, они возможны лишь потому, что под землей между Лимой и Лиссабоном тянется жила серы!
Автор «Кандида» осуждал и высмеивал популярнейшее в те дни убеждение, будто бы «все к лучшему в этом лучшем из миров». Отношение самого Вольтера к этому превосходно видно из следующего эпизода. Кандид и Панглос, схваченные как безбожники сразу же по прибытии в Лиссабон, в конце концов становятся жертвами аутодафе — церемониального суда и казни еретиков сожжением на костре. Такие процессы были обычным явлением во времена испанской инквизиции. В повести Вольтера богословы из Коимбрского университета заявили, что сожжение нескольких еретиков или грешников послужило бы в будущем отличной мерой предотвращения землетрясений. (Подобное заявление было вполне в духе архиепископа Трира, который широко практиковал такие казни; за полтора столетия до описываемых событий ему ничего не стоило сжечь 120 немцев только за то, что они якобы мешали наступлению хорошей погоды!)
По свидетельству Кандида, власти Лиссабона арестовали одного баска, посмевшего жениться на крестной матери, и двух горожан, которые выдали свое еврейское происхождение отказом съесть цыпленка, зажаренного на свином сале. За эти «преступления» городские власти публично сожгли бедняг на медленном огне; Панглоса чуть не задушили на виселице, а Кандида подвергли порке. И все это во имя того, чтобы застраховать себя от повторных землетрясений! Но это им не помогло: в тот же день город вновь испытал разрушительное землетрясение. Так Вольтер стремился показать, что вовсе не все было «к лучшему в этом лучшем из миров».
Вымышленные события повести всего на несколько лет предвосхитили истинное аутодафе, которое состоялось в 1761 году и последовало за землетрясением. В то время министром иностранных дел, руководившим восстановлением Лиссабона, был маркиз Помбаль. Человек дела, он не терпел кликуш, религиозных фанатиков и всех тех, кто тормозил проведение работ. Его страшно раздражал общий любимец — священник Малагрида, некогда пользовавшийся покровительством королевской семьи, а теперь занятый тем, что усиленно пропагандировал отказ от активных действий и молитвы. Такое поведение священника шло вразрез с планами Помбаля, и он передал его в руки инквизиции. После жестоких пыток Малагрида был приговорен с сожжению, что и было выполнено на площади Россио.
Помбаля раздражало также нежелание населения участвовать в работах по расчистке города. По мнению горожан, не было никакой нужды торопиться с разборкой руин и ликвидацией антисанитарных условий. Некий врач Да Сильва даже уверял, что Лиссабону не грозит эпидемия чумы, ибо эта болезнь может начаться только в Африке. В годовщину землетрясения Помбаль был вынужден арестовывать лиц, которые предсказывали повторное землетрясение. Слухи эти распускали грабители в надежде испугать жителей и заставить их покинуть дома.
События в Лиссабоне вызвали ожесточенные и длительные религиозные споры. Отправным пунктом их был вопрос: являются ли землетрясения «естественным» событием, т. е. катастрофическим природным явлением, или же это проявление гнева Всевышнего, наказание за безнравственное поведение грешни&ов? Но даже те, кто отстаивал точку зрения о естественной природе землетрясений, поспешно добавляли, что, «разумеется, бог может использовать их (то есть землетрясения) по своему разумению как Меру наказания». По-видимому, они боялись преследования инквизиции: в те времена могущество инквизиции страшило многих.
Но основная причина этих бесконечных споров заключалась в том, что никто не знал, отчего происходят землетрясения. Наука была бессильна дать правильный ответ на этот вопрос. Полной ясности не достигнуто и поныне. Современным ученым до сих пор не удалось изучить причины землетрясений столь детально, как им хотелось бы, а в народе продолжают бытовать фантастические представления.