Приговор русскому пахарю

Целинная, кукурузная «эпопеи» и ликвидация МТС, о которых уже говорилось (в том числе в публикациях «Сто­летия»), потребовали своего, что называется, логического завершения. И начавшийся 50 лет назад процесс привел к фактической ликвидации рентабельного сельского хозяй­ства и появлению так называемых «неперспективных дере­вень» в российском Нечерноземье.

Этот процесс начался в 1958 г. с Северо-Западного ре­гиона РСФСР, в соответствии с «закрытым» решением Пре­зидиума ЦК КПСС и Совмина РСФСР…

Экономически ошибочное и экологически пагубное освоение под пшеницу почти 45 млн га целинных земель, из которых минимум 40 % стали впоследствии пустыней и полупустыней, сопровождалось тем, что свыше 13 млн га в РСФСР только за те же пять «целинных» лет (1954— 1958 гг.) было выведено из сельхозоборота. А это более трети возделываемых земель всей РСФСР! Выведено из-за массированного принудительного перевода специалистов, технологий, капиталовложений и даже растениеводческого семенного фонда из европейской части России сначала в це­линные регионы, а затем — в «кукурузные».

В дальнейшем площади выводимых из сельхозоборота земель России увеличивались, причем вплоть до распада СССР. В том числе, думается, затем, чтобы рассредоточить население и предотвратить возможные протесты русских против такой агрополитики.

Главный идеолог партии М.А. Суслов на одном из засе­даний Политбюро в ноябре 1964-го — уже после отставки Хрущева — заявил, что «второй Новочеркасск страна вряд ли переживёт…» Напомним, что в Новочеркасске в 1962 г. была расстреляна массовая демонстрация против удорожа­ния сельхозпродуктов и 10-кратной девальвации советского рубля.

Складывается впечатление, что и целишю-кукурузные мероприятия, и «ликвидация неперспективных деревень», насаждаемая главным образом в России до конца 1970-х включительно, есть преднамеренное уничтожение именно русской деревни и ее традиционных сельхозотраслей. Ведь национальных автономий в РСФСР эта кампания почти не затронула.

Поэтому неудивительно, что если в целом по СССР до­военный уровень товарного урожая зерновых был достиг­нут к 1955 г., то в Нечерноземье РСФСР — лишь к концу 1960-х гг.!

«Преступлением против крестьянства» назвал русский писатель Василий Белов борьбу с так называемыми «не­перспективными» деревнями. «У нас на Вологодчине, — с чувством горечи отмечал В. Белов во второй половине 1980-х, — из-за пресловутой «неперспективности» прекра­тили существование многие тысячи деревень. А по всему Северо-Западу РСФСР — десятки тысяч. Вдумаемся: из 140 тысяч нечернозёмных сёл в том регионе предполага­лось оставить лишь 29 тысяч!«

Всего же там к концу 1970-х, по данным статистики, осталось около 20 тысяч деревень…

Эта политика привела к резкой перенаселенности горо­дов и, соответственно, к постоянному падению цены рабо­чей силы, как и квалифицированного труда в промышлен­ности и добывающих отраслях. Разумеется, это нередко приводило к конфликтам с горожанами, не говоря уже о так называемых «колбасных десантах» селян в российские го­рода, что, естественно, усиливало социально-политическую напряженность между жителями «элитных» и остальных городов.

Подобное «укрупнение» осуществлялось и в брежнев­ский период, ибо целишю-кукурузные последствия посто-яшю расширяли и углубляли системный кризис сельского хозяйства в Нечерноземье. Правительственным постанов­лением 1974 г. по вопросам «неперспективных» деревень именно в РСФСР — его проект подготовила академик Т. За­славская — предусматривалось, что по российскому Нечер­ноземью за 1975—1980-й гг. сселению подлежали 170 тысяч сельских семей. Причем в приложениях к этому документу только 43 тысячи сельских населенных пунктов РСФСР — немногим более 30 % — были обозначены как «перспектив­ные». Особо подчеркнем: такие меры не предусматривались в отношении сельских регионов других республик теперь уже бывшего СССР. А в нацавтономиях РСФСР количество «неперспективных» деревень было намного меньше, чем в обычных нечерноземных российских областях…

По образному выражению русского историка и писате­ля Дмитрия Мережковского, «мерзость запущения» с конца 1950-х всё активнее распространялась по всему Нечерно­земью РСФСР, особенно европейскому. Как следствие, ко второй половине 1980-х гг. свыше 70 % всех совхозов и колхозов европейского Нечерноземья России оказались хронически убыточными, а товарные урожаи большинства сельхозкультур и продуктивность свиноводства с птицевод­ством оказались здесь даже ниже, чем в «доцелинной» пер­вой половине 1950-х гг. Схожие тенденции обозначились на Урале и в Сибири (подробнее см., например: Карпуни-на КБ. Последствия ликвидации «неперспективных» де­ревень в Западной Сибири в 1960—1980-е гг. Новосибирск, Институт истории СО РАН. 2005).

Естественно, резко возросли заболеваемость и смерт­ность сельского паселения в «неперспективных» регионах. Вдобавок, эти и схожие последствия подобной политики продолжали приводить к резкому социально-политическому обострению отношений города с деревней.

С конца 1960-х была сделана ставка на импорт сельхоз­продуктов из восточноевропейского соцлагеря и Кубы, про­изведенные там продукты питания поставлялись отчасти и в российское Нечерноземье.

Подобная продовольственная политика всячески по­ощрялась. Так, например, в журнале «Латинская Америка» в первой половине 1970-х публиковались статьи… о нецеле­сообразности выращивания сахарной свеклы ввиду «таран­тированных поставок тростникового сахара-сырца с брат­ской Кубы…»

К середине 1980-х доля восточноевропейского и кубин­ского импорта в снабжении городов РСФСР мясом (в том числе и мясом домашней птицы), сахаром и плодоовощами превысила 70 %, а деревень — достигла 60 %. «Нечерно­зёмным» же горожанам с 1970-х стали предоставлять так называемые «6 дачных сотою) (причем без элементарной инфраструктуры) для обеспечения личных и семейных по­требностей в продовольствии…

По мнению вологодского экономиста и историка Н.В. Са­виной, «один из главных путей достижения «аграрного бла­гополучия» власти в конце 1950-х усмотрели в быстром укрупнении колхозов и совхозов, и, опять-таки, — прежде всего в РСФСР…

В результате, были созданы новые гигантские, в пода­вляющем большинстве своем неуправляемые хозяйства, включавшие в себя по 120 и более деревень.

Впоследствии руководители таких «субъектов хозяйство­вания» стали быстро перерождаться в продовольственно-сбытовую «мафию», диктовавшую властям свои правила, в том числе цены и объемы поставок. Так, эти «группировки» фактически добились права сбывать «свою» продукцию глав­ным образом на городских рынках по взвинченным ценам».

Одновременно с укрупнением хозяйств и сселением де­ревень осуществлялось тоже «сверхскоростное» преобра­зование колхозов в совхозы, против чего жёстко возражал еще И.В. Сталин в «Экономических проблемах социализ­ма» (М., 1952), обоснованно считавший такую политику (которая предлагалась уже тогда…) бюрократическим экс­проприаторством, опасным «разбуханием» госсектора, око­выванием сельской инициативы и даже поводом для анти­советских выступлений.

Так или иначе, но к середине 1980-х гг. свыше 60 % со­вхозов, созданных в хрущевско-брежневский период в рос­сийском Нечерноземье, оказались убыточными. Что же ка­сается ценовой политики, минимальные закупочные цены на сельхозпродукцию государство устанавливало, подчер­кнем, именно в Нечерноземье РСФСР!.. Так повелось с кон­ца 1950-х гг. и до конца СССР.

Все эти «реформы» и «преобразования» добивали русскую деревшо и, соответственно, российское сельское хозяйство. По убеждению костромского экономиста-аграрника Сергея До-втенко: «С 1960-х, в связи с сселением деревень, в российском Нечерноземье возобладала ориентация на крупные сельские поселения городского типа. Но она противоречила традицион­ному сельхозпроизводству, которое — при запредельных про­странствах и неразвитости шгфраструктуры в новых поселени­ях, в том числе бытовой,—фактически самоликвидировалось. А с 1970-х гг. политика ликвидации «липших» деревень стала еще более активной, с очевидным социально-экономическим и экологическим ущербом для всей РСФСР. Все эти и схожие проблемы перешли в нынешнюю Россию, которые при ны­нешней агро- и земельной, да и общеэкономической политике властей не могут быть решены».

Так стоит ли удивляться, что экономическая и социаль­ная инфраструктура нечернозёмных деревень — в хрониче­ской агонии; что к нам с 1991-го поступают мясо, молоко, овощи и даже ягоды, например, из Парагвая, Сальвадора, Уругвая, Люксембурга, Кипра, Новой Зеландии?..

Приведем в этой связи малоизвестный факт. Министер­ство сельского хозяйства США еще в 1962 г. прогнозиро­вало: «Ошибочные административно-политические экспе­рименты в сельском хозяйстве СССР приведут к быстрому роста импорта этой страной сельхозпродукции, что усилит социально-политическую напряженность в СССР, будет ослаблять его внешнеполитические позиции и снижать ав­торитет советского руководства внутри страны…». Так оно и получилось.

Уже в начале 1960-х СССР стал хроническим и с каждым годом все более крупным импортером зерна и мяса. Это было обусловлено последствиями целинной и кукурузной кампа­ний и политики ликвидации так называемых «неперспектив­ных». В первой половине 1960-х гг. во многих городах вы­страивались длинные очереди за хлебом, мясом, крупами, мукой и яйцами, а советские СМИ публиковали материалы о том, что регулярное потребление этих продуктов и даже по­мидоров с растителыгыми маслами вредно для здоровья.

Зато с середины 1970-х в СССР стали защищаться дис­сертации о целесообразности импорта зерна имегаю из Се­верной Америки (который увеличивался с конца 1960-х), а не, скажем, из Аргентины или Австралии (подробнее см.: Куницын А.В. Экономические отношения стран СЭВ с США. М.: Наука. 1981). Тем самым в СССР давали по­нять, что он будет «помогать» североамериканскому АПК в обмен на геополитические уступки со стороны США. Но ориентации в сельхозимпорте исключительно на США со­ветское руководство пыталось избежать.

Начнем с того, что в 1963 г. руководство СССР, стол­кнувшись с тяжелым продовольственным кризисом внутри страны, принимает решение о полном прекращении под­держки восточноевропейских стран — членов СЭВ зерно­выми поставками (Китай отказался от импорта советского зерна по политическим причинам с 1961 г.). На заседании Президиума ЦК КПСС 10 ноября 1963 г. Н.С. Хрущев со­общил о письме, которое необходимо направить руковод­ству европейских соцстран: «Я думаю, его следует написать так. Дорогие товарищи, как вы знаете, этот год сложился для сельского хозяйства СССР очень тяжело. Мы остались без зернорезерва, и, когда сложились такие неблагоприят­ные условия для сельского хозяйства Советского Союза, это стало заметно и вам. Мы вышли на мировой рынок с за­купкой примерно 12 млн тонн зерна, но для нас создались трудности не только в закупке этого количества зерна, но и в его перевозках. Может быть, 3—4 года — просим пра­вильно нас понять — мы не сможем брать на себя никаких обязательств по поставке вам зерновых (и хлопка). Иначе мы дальше не можем жить…» (см.: Президиум ЦК КПСС: 1954—1964 гг. Протокольные записи заседаний, стенограм­мы, постановления. М.: РОССПЭН, 2004).

Такое письмо было в декабре 1963-го направлено всем восточноевропейским странам — членам СЭВ. Этот доку­мент подтверждает именно системный кризис в сельском хозяйстве, пищевой и текстильной отраслях СССР. Внутри­политические же последствия такого развития событий хо­рошо известны.

Итак, СССР стал уже в начале 60-х хроническим импор­тером зерновых (см. таблицу), причем минимум 40 %этого импорта шло из США и Канады.