Ульрич увидел, как на южном склоне волна вздыбилась метров на 165 вверх, а затем хлынула к «Эдри». Он пытался расклепать якорную цепь, но ее внутренний конец был очень плотно закреплен и цепь не поддавалась. Ульрич ухитрился поставить судно носом к волне, и оно стало подниматься все выше и выше. Цепь натянулась, а затем лопнула. Короткий ее конец щелкнул, как кнут, и обвился вокруг ходовой рубки.
Судно, полностью потеряв управление, взлетело вверх над местом, которое только что было сушей, и вновь низверглось вниз, отброшенное встречным бешено крутящимся, вспененным водоворотом. Мотор еще как-то работал, и в течение последующих минут Ульрич пытался спасти судно, маневрируя в ледяном месиве, где каждая льдина могла разнести «Эдри» в щепки. Все время помня о сыне и призывая его по возможности беречься, Уль-рич-старший с величайшим трудом продвигался к выходу из залива.
Момент для этого был самый неподходящий. Вода все прибывала, и беснующиеся мутные волны делали узкий проход опасным как никогда. Но Ульрич знал только одно — он должен попытаться проскочить! Кто знает, что произойдет в следующее мгновенье?! Он не должен задерживаться в Литуйе дольше, чем это необходимо. Обвязав сынишку подушками, он пригнулся к штурвалу — вероятно, это был самый страшный момент в его жизни, да и в жизни Сонни тоже!
Но им сопутствовало счастье. Какой-то рыбак, услышав по радио отчаянный крик Ульрича, мгновенно оценил всю опасность положения. Поставив свою лодку напротив выхода из залива, он зажег прожектор, чтобы Ульрич мог ориентироваться в густом вечернем мраке. И стойкий «Эдри» пошел на него. Течение с бешеной силой швыряло судно то в буруны, то на рифы в проходе. Три огромные волны снесли с него все, что еще уцелело. Шпангоут протестующе стонал. Судно прыгало и сотрясалось, но все же выдержало испытание. Говард Ульрич и его семилетний сын Сонни «оседлали» самую большую в мире волну.