Холодная война и Россия

Цивилизационные различия России и Запада наглядно проявились в холодной войне. Она многое говорит о том, ис­чезли ли эти различия с крахом советского строя.

Вспомним, что понималось под холодной войной. В 1946 году Черчилль произнес в г. Фултоне (штат Миссури, США) историческую речь и заявил: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес опустился через весь Континент».

СССР и Восточная Европа были отделены от Запада лини­ей особого фронта. Запад объявил холодную войну Советско­му Союзу. Почти полвека эта война была главным фоном всей общественной жизни СССР. Как и во время всякой войны, все остальные политические, экономические и социальные про­цессы определялись этим фундаментальным условием.

Метафора «железного занавеса» считается самой удач­ной находкой в политической карьере Черчилля. Эта мета­фора была отобрана из большого культурного арсенала, на­копленного на Западе в борьбе против России. Проведенная Черчиллем линия «железного занавеса» была определена в XVIII веке, когда Запад «изобрел» Восточную Европу. Как пи­шет западный историк, «многие постарались забыть об этом и поверить, что линию раздела между Востоком и Западом Европы придумали Сталин и Черчилль».

Какова природа холодной войны? Опубликованные в по­следние годы документы доктрины холодной войны, вырабо­танной во второй половине 40-х годов в США, показывают, что эта война с самого начала носила характер войны цивилиза­ций. Об этом писал Шпенглер, потом Шубарт, потом Бжезин-ский. Разговоры о борьбе с коммунизмом были прикрытием.

Программные документы США начала холодной вой­ны наполнены ненавистью к России. Вот как она трактуется в важном документе 1948 года: «Россия— азиатская деспо­тия, поимитивная, мерзкая и хищная, воздвигнутая на пира­миде из человеческих костей, умелая лишь в своей наглости, предательстве и терроризме». Никакой связи с коммунизмом здесь нет. Это была именно чэтальная война, причем война на уничтожение.

Холодная война Запада имела мессианский, почти ре­лигиозный характер. Противник в ней был назван «импери­ей зла», а победа в ней названа «концом истории». Главный философ неолиберализма Лео Страусе определил цель этой войны так: «полная победа города над деревней или Запада над Востоком».

Этот мессианизм не был направлен к светлому будуще­му, он был проникнут абсолютным пессимизмом. Л. Страусе дал такое пояснение смыслу предполагаемой победы Запа­да: «Завершение истории есть начало заката Европы, Запада, и вследствие этого, поскольку все остальные культуры были поглощены Западом, начало заката человечества. У челове­чества нет будущего».

Таким образом, уничтожение «империи зла» виделось как конец этого света и конец этого человечества. Из этого выте­кают мистические, на грани безумия, нынешние утопии Но­вого мирового порядка, глобализации, поиски нового миро­вого зла и откат Запада от привычных норм международного права и морали, на которых мир стоял последние три века.

Планы ведения войны поначалу также были, с точки зре­ния рационального мышления, безумными. Власти США, то­гда монополиста в обладании атомным оружием, предпола­гали сбрасывать на СССР атомные бомбы без колебания. Выс­ший военный руководитель США генерал-лейтенант Дулитл в публичной речи заявил, что американцы «должны быть физи­чески, мысленно и морально готовы к тому, чтобы сбросить атомные бомбы на промышленные центры России при пер­вых признаках агрессии. Мы должны заставить Россию по­нять, что мы это сделаем, и наш народ должен отдавать себе отчет в необходимости ответа такого рода»1.

1 Привести верхушку США в чувство удалось благодаря труду советских ученых, инженеров, рабочих и управленцев, которые совершили подвиг, бы­стро создав ядерное оружие, а затем и надежные средства доставки — бал­листические ракеты. Но это — другая тема.

Советская идеология и печать искажали образ холодной войны, многократно занижали опасность, чтобы не нагнетать страхов и не разжечь психоз в стране. Это позволило нашему народу восстановить душевные силы после войны, воспитать три спокойных поколения. Но это и разоружило общество — оно не чувствовало и не осознавало опасности.

Это не было ошибкой Советского государства, в таком же сложном положении находилась Россия и раньше. Труд­ность в том, что Россия с XVI века была тесно связана с Запа­дом — догоняла его и убегала от него одновременно. Поэто­му власть никогда не позволяла раздувать антизападные на­строения, а в элите всегда выставляла вперед ширму в виде слоя «западников».

О намерениях Запада в отношении России не сообщали ни цари, ни генсеки, ни нынешние президенты. Но сейчас мы попали в столь критическое положение, что обязаны сами, «внизу», трезво взглянуть на эти намерения — не нагнетая страсти, но без розовых очков.

Когда началась холодная война против России как особый тип цивилизационного противостояния? Нам очень важно раз­местить ее во времени. Приведем сведения из обзора [86].

Главный американский историк холодной войны В. Ла-фебр в своей книге «Конец какой холодной войны?» выдви­гает тезис, что холодных войн было три:

1) после окончания Первой мировой войны— против Советской России,

2) после окончания Второй мировой войны — против СССР,

3) в настоящее время — после ликвидации СССР.
Все эти войны велись и ведутся против России.
Некоторые европейские историки, в отличие от Лафеб-

ра, считают, что холодная война началась еще до 1917 г., с са­мого начала XX века. В этой концепции Русско-японская вой­на 1904 года была организована уже как операция холодной войны — чтобы ослабить Россию.

Из этих трудов, кстати, видно, что выражение «холодная» война смягчает реальность. Эта война всегда была «горяче-холодной», только ее горячие эпизоды США старались вести чужими руками, держа, однако, наготове свой бронирован­ный кулак. Для ведения холодной войны против СССР Запад создал НАТО, в противовес ему возник Варшавский договор, сплотились два противостоящих блока.

Принципом холодной войны было непрерывное балан­сирование на грани войны горячей. Считалось, что это изма­тывает СССР, истощает его экономику гонкой вооружений. По всему периметру границ СССР была создана сеть воен­ных баз, непрерывно велись провокации с инцидентами на границе, локальные войны, в которые втягивался СССР (в Ко­рее, в Египте, во Вьетнаме). Но после укрепления военного потенциала СССР эти действия служили, скорее, прикрытием. Центр тяжести переместился в ведение войны информаци­онно-психологической. В силу инерции нашего мышления мы понимаем эти слова как метафору. Но речь идет о настоящей войне, которая давно стала особым видом боевых действий, имеет свои виды оружия и свой род войск.

Любой войне предшествует выработка доктрины. Исход­ной для внешней политики США была доктрина Монро — о господстве США над Латинской Америкой. В начале XX века они распространили эту доктрину на весь мир. Главной про­блемой была Россия. Согласно теории английского геополи­тика Мак-Киндера, та страна, которая установит господство над Россией (ее называли Heartland — «Хартлэнд», сердце­вина Земли), будет господствовать над всем миром. Одним из первых идеологов холодной войны был историк Адаме. В 1901 г. он обосновал неизбежность грядущего столкнове­ния с Россией и предвосхитил сам тип холодной войны, под­готовил первый стратегический документ.

Формулируя стратегию захвата Евразии Америкой, Адаме писал: «Американцы должны понять, что это будет война не на жизнь, а на смерть— борьба уже не против отдельной нации, но против целого континента. В мире нет места двум центрам богатства и империи. Один организм должен побе­дить и уничтожить другой».

Во время Первой мировой войны в США была создана специальная правительственная комиссия по геополитике (позже Совет по международным делам). Главную роль в ней играл Исайя Боуман — выдающийся политический стратег США. Он предложил план расчленения России на суверенные государства, которые окажутся под влиянием США. На осно­ве этого плана был выработан секретный протокол, а Госде­партамент США подготовил карту будущего разделения рос­сийской территории.

Еще одна редакция карты была секретной. В ней «Вели-короссия» стягивалась до Среднерусской возвышенности. «Всю Россию следует разделить на большие естественные об­ласти, каждая со своей экономической жизнью,— писал Бо-уман. — При этом ни одна область не должна быть настоль­ко самостоятельной, чтобы образовать сильное государст­во». (Позже, в 1989 г., этот план почти буквально переписал А.Д. Сахаров в своей «Конституции Союза Советских Респуб­лик Европы и Азии»).

Вначале 1918 года были готовы планы отделения Сиби­ри. Автор этого плана полковник Гауз писал, что Россию ни в коем случае нельзя оставить нерасчлененной: «Она слиш­ком велика и слишком гомогенна для нашей безопасности. Я бы хотел видеть Сибирь как отдельное государство, а Евро­пейскую Россию расчлененной на три части». Госдепартамент разработал полную программу экономического освоения си­бирских территорий на несколько лет вперед.

16 августа 1918 г. войска США высадились во Владивосто­ке и взяли под контроль Транссиб и КВЖД. Во Владивостоке и Благовещенске были открыты филиалы американских банков и компаний. Их поддерживала японская армия (73 тыс. шты­ков). Мурманск заняли объединенные силы США, Британии и Франции. Они повели наступление на Севере. Западные по­литики считали, что Советская Россия не сможет оказать со­противления и раздел России будет произведен без войны.

В тот раз они ошиблись, Красную Армию удалось собрать очень быстро, а в Сибири ее поддержало массовое партизан­ское движение. Белые терпели поражения. Летом 1919 г. на­чался вывод войск США с севера России, а к апрелю 1920 г. были выведены войска с Дальнего Востока. Первую кампа­нию столетней холодной войны пришлось свернуть.

Слегка обновленную доктрину Исайи Боумана положили в основу второй кампании— когда США уже обладали атом­ным оружием. Таким образом, старая это война, смена форма­ций и политических режимов в России на нее слабо влияет.

В 1946 г. СССР, который был, как писали на Западе, «наци­ей вдов и инвалидов», делал много попыток предотвратить холодную войну, в частности, через расширение экономиче­ских связей с США (на очень выгодных для США условиях). С января по сентябрь 1945 г. переговоры об этом вели лично Молотов и Сталин. Предлагались и политические уступки — вывод советских войск из Восточной Европы. США на это не пошли. Выбор между войной и миром был сделан на Западе.

В холодной войне СССР в конце 80-х годов потерпел по­ражение, в результате чего был ликвидирован сложившийся вокруг него блок государств. Затем был распущен сам Совет­ский Союз, ликвидирован существовавший в СССР общест­венный строй и политическая система, начата форсирован­ная деиндустриализация и демодернизация страны.

В 90-е годы на Западе открыто говорилось, что Россия — побежденная страна и выплачивает законную контрибуцию победителю, чем и обусловлены ее беды. Фактически идет уничтожение исторической России как большой страны и как «геополитической реальности», причем создаются такие ус­ловия жизни населяющих территорию СССР народов, чтобы сильная независимая держава не могла возродиться.

Поражение в холодной войне не было связано с отста­ванием в военной области (в ее традиционном понимании). Напротив, СССР разбил сильнейшую армию Германии и ее сателлитов, поддержанную ресурсами всей Европы, а потом добился надежного военного паритета с Западом, имел силь­ную боеспособную армию и самое современное вооружение. Сама возможность уничтожить СССР военным путем была на Западе снята с повестки дня как стратегическая линия холод­ной войны.

Один из интеллектуальных авторов доктрины холодной войны Дж. Кеннан сказал в 1965 году, что план войны имел две главных линии: «абсолютное военное поражение Совет­ского Союза или фантастический, необъяснимый и невероят­ный переворот в политических установках его руководите­лей». Военное поражение СССР оказалось невозможным, но второй вариант — предательство верхушки КПСС — осущест­вился, несмотря на то, что в 1965 г. он считался невероятным.

Поражение СССР было нанесено в общественном созна­нии — прежде всего в сознании правящей и культурной эли­ты1. Первый урок на будущее: для такой войны привлекают­ся крупные культурные силы и средства. Для противостояния тоже нужна серьезная культурная база, дубиной тут не помо­жешь.

Все, что сказано выше, — вещи практически общеприня­тые, почти банальные. Проблема холодной войны встала по­тому, что очередное обострение цивилизационного противо­стояния внутри российского общества вынудило власть сде­лать некоторое заявления, проясняющие ее позицию в этом конфликте.

20 ноября 2006 г. В.Ю. Сурков обнародовал манифест «Национализация будущего», в котором выдвинул такую кон­цепцию: «Россия приведена к демократии не «поражением в холодной войне», но самой европейской сущностью ее куль­туры. И еще раз: не было никакого поражения» [87].

Эта концепция очень необычна. Холодная война была и победитель в ней был, этого никто не отрицает, но «не было никакого поражения». Российская Федерация ьыскочила из чрева убитого «тоталитарного монстра», как бабушка Крас­ной Шапочки из Волка (или как «Похищенная Европа»?).

В 90-е годы ни для кого не было секретом, что в холод­ной войне потерпел поражение СССР, то есть историческая Россия. Правда, многие для простоты склонялись к тому, что причиной поражения была государственная измена верхуш­ки КПСС — мол, Горбачев тайком, где-то на Мальте, подписал капитуляцию вместо мирного договора. Поэтому его так не любит (и даже ненавидит) большинство российских граждан старше 55 лет, и эта ненависть передалась молодым, кото­рые перипетий той войны и не помнят. При опросе ВЦИОМ в 2005 г. из 8 вариантов ответа на вопрос «Как вы сейчас отно­ситесь к М. Горбачеву?» среди опрошенных в возрасте 15 —

1 Надо уточнить, что войну «за умы» Запад выиграл прежде всего у себя в тылу — левая интеллигенция перешла на антисоветские позиции и отка­залась от социалистических идеалов. Начался большой откат (неолибераль­ная волна), стерлись различия между левыми и правыми. На партийную но­менклатуру СССР нового поколения установки западной левой элиты оказы­вали сильное воздействие. Интеллектуальная команда перестройки прямо следовала идеям еврокоммунизма и, с отставанием в 10 лет, тоже стала «пя­той колонной» Запада в холодной войне против СССР-России.

24 лет больше всего набрал вариант «с отвращением, ненави­стью» [88, с. 144].

Да ведь и сам Горбачев представлял себя героем, кото­рый сокрушил советское государство. В своей лекции в Мюн­хене 8 марта 1992 г. он сказал: «Понимали ли те, кто начинал, кто осмелился поднять руку на тоталитарного монстра, что их ждет?.. Мои действия отражали рассчитанный план, нацелен­ный на обязательное достижение победы… Несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул» [89, с. 193].

Таким образом, Горбачев признал, что он действовал со­гласно плану, нацеленному на победу. И она была достигну­та — «тоталитарный монстр рухнул». Докладывать об этой же победе ездил в США Ельцин. Но ведь не может быть победы без поражения противника. Кто же этот «монстр», который рухнул? Ясно, что СССР — к чему же мудрить и наводить тень на плетень?

Кто победил? Ясно, что не Горбачев лично. Но эта сторо­на дела уже вряд ли кого-то интересует. Для нас сейчас ва­жен тот факт, что Россия потерпела поражение в цивилиза-ционной войне с Западом, хотя за советский период успела выстроить много систем и матриц, необходимых для сверх­державы. Много, но не все! Каких не хватало, надо знать.

К чему же в прессу запускают странные домыслы о том, что Россия как новое государство не должна рассматривать­ся как проигравшая сторона? Похоже, нам предлагается со­блазнительный вариант: Россия «как новое государство» не проиграла, а вместе со своими союзниками выиграла холод­ную войну над «империей зла»! Если так, то возникает какая-то логика, вновь слышится прерванная песня. Россия — это не продолжение Российской империи и СССР, это новое го­сударство, часть европейской культуры, когда-то «похищен­ная у Запада».

Непонятно только, почему же эта Россия пожинает пло­ды поражения. Динамика всех главных показателей Россий­ской Федерации в 90-е годы отражает именно тяжелое пора­жение в войне — смертность населения, расчленение госу­дарства, экспроприация собственности, вывоз колоссальных состояний за рубеж, демонтаж науки и наукоемкой промыш­ленности и т.д.

Даже если взять только промышленное производство, то в 90-е годы три страны в мире имели одинаковую по ха­рактерным параметрам динамику спада— Югославия, Ирак и Россия. По всем ним прошла война. Да, у нас после 1991 г. была война холодная и гражданская, но под внешним управ­лением. В ней меньшинство с его иностранными военными советниками разгромило неорганизованное большинство и ограбило его.

Отрицая поражение, В.Ю. Сурков, видимо, обращает­ся к меньшинству, которое считает себя победителями. А то их совесть мучает— все-таки родную страну грабили, како­во это духовному человеку. Если бы так не переживали, не­зачем было бы ежедневно с утра до вечера поминать СССР, весь эфир заполнили своими проклятьями. Уж скоро 20 лет, как нет СССР, но продолжают воевать с его призраком!

Есть в концепции В.Ю. Суркова что-то надрывное, но он идет дальше: «Надо сказать, что российский народ сам вы­брал такую судьбу— он отказался от той социальной мо­дели, поскольку увидел, что в своих поисках свободы и справедливости он не туда зашел… Поэтому потеря терри­торий, потеря населения, потеря огромной части нашей эко­номики — это жертва, это цена. И невозможно сказать, какая она, большая или маленькая, но это тг, что наш народ более или менее осознанно заплатил за выход на верный путь».

Куда повел этот «верный путь»— в Содом и Гоморру? (Это выражение самого В.Ю. Суркова о 90-х годах). Что хоро­шего получили народ и страна от этого «выхода на верный путь»? Чем заплатили за это благо: «Потеря территорий, по­теря населения, потеря огромной части нашей экономики — это жертва, это цена». Ничего себе, жертва. Да на алтарь ка­кого идола? Что касается российского народа, то он этого «верного пути» не выбирал. 76% проголосовали за сохране­ние СССР, а потом «народ безмолвствовал». Никто и не спра­шивал его согласия на смену общественного строя, на изъя­тие всех сбережений населения и пр. Да, одно из поколений народа не сумело защитить страну и общее достояние, и за это расплачивается. Но утверждать, что народ «отказался от той социальной модели», просто никуда не годится. Это даже странно слышать от представителя власти.

Социолог Ю.А. Левада — убежденный противник совет­ского строя. Его всегда удручало, что народ не желает «отка­заться от той социальной модели». Ох, этот homo sovieticus! Но никуда не денешься, это факт. Это показали большие опро­сы 1990 г., это показали и «юбилейные» опросы о перестрой­ке 2005 г. На вопрос «Было бы лучше, если бы все в стране ос­тавалось как до 1985 года?» люди возраста 55 лет и старше («то поколение») ответили «согласен» в пропорции с «несо­гласными» 66:26 [88, с. 140]. Две трети! Хотя и вопрос-то лжи­вый. С какой стати «все в стране» должно было быть как до 1985 года? Страна развивалась, болезни можно было лечить.

Но суть ясна — большинство того «выбора» не делало и свое отрицание подтверждает регулярно. Даже половина тех, кто «приспособился к переменам», отрицают тот выбор. Они исходят из главных ценностей, а не личной выгоды.

Если уж думать о судьбе России, то сегодня ей требуется не гипноз, внушающий иллюзию, будто «мы этого и хотели», а достоверное знание, трезвый анализ и «расчет сил, средств и времени». Всегда и у всех народов осознание поражения и извлечение из него уроков были важной предпосылкой к об­новлению и быстрому развитию, даже в самых неблагоприят­ных условиях. Вымывать из сознания дорогой опыт пораже­ния — значит наносить удар по будущему.

Половина населения России — живые свидетели холод­ной войны. Мы должны кратко обобщить наш опыт как урок на будущее. В новой кампании этой войны против России бу­дет использовано и создаваемое сегодня, и уже испытанное оружие. Машина холодной войны не остановлена с ликвида­цией СССР, главное направление ее удара сегодня — Россия и постсоветские страны.