Армия

…В соответствии с готовящимся Указом о введении в Москве режима чрезвычайного положения (РЧП) 18 авгу­ста, утром (9.30), министр обороны маршал Язов дал указа­ние своему заместителю генералу Ачалову «привести в дви­жение» войсковые подразделения, выделенные для обеспе­чения указанного режима. Генерал Грачев, командующий ВДВ (соответственно — также заместитель министра оборо­ны), просил у Ачалова конкретных указаний о вводе в дейст­вие воздушно-десантных войск, и с этой целью два генерала вместе разработали «схему» и планы их задействования. Хо­тя очевидно было, что указанное планирование в деталях должно было разрабатываться офицерами Генерального шта­ба, естественно, с участием указанных военачальников. Это, кажется, понимали все, но какая-то общая атмосфера непра­ведности обволакивала всех, создавала неуверенность, она двигала ими. Поэтому с самого начала «дело» шло из рук вон плохо, с самыми элементарными нарушениями всех мысли­мых и немыслимых воинских (штабных в том числе) пред­писаний. В то же время довлела легкомысленная мысль, что одна лишь демонстрация огромной массы воинских подраз­делений и грозной боевой техники вгонит в трепет условно­го противника и подавит его волю — и замысел ГКЧП удаст­ся осуществить…

Прибыв к себе, Грачев немедленно приказал отозвать из командировки в Закавказском военном округе своего замес­тителя генерала Чиндарова Александра Алексеевича и на­значил совещание начальников ВДВ на 13 часов, давая опе­ративные указания. На совещании Грачев сообщил, что в столице вводится чрезвычайное положение и войскам ВДВ отводится решающая роль. Министр обороны отдал приказ привести в боевую готовность войска. Соответственно этой ночью личный состав 106-й воздушно-десантной дивизии должен совершить марш-бросок в столицу. Дивизиям и пол­кам, прибывающим в Москву, необходимо иметь четкие пла­ны действий, а также взаимодействия с подразделениями Сухопутных войск, КГБ и МВД. (Но где они, эти «четкие планы», где объект «применения» этих «четких планов?» — об этом не говорилось.)

…18-го вечером заговорщики приступают к активным действиям. Язов дает задание Ачалову проработать вопрос но переброске войск ВДВ в Москву. В частности, речь шла о двух полках: один полк ВДВ планировалось сбросить на Чка-ловский, второй — на Кубинку, одновременно предусмотреть резервное подразделение для обеспечения «порядка». Затем Язов вызвал командующего войсками Московского военно­го округа генерала Калинина и приказал ему начать разра­ботку плана-схемы для ввода войск округа в Москву с целью «взять под охрану» особо важные объекты. Одновременно приказал ему ввести в Москве комендантский час…

В ночь на 19 августа войска ВДВ стали быстро перебра­сываться в Москву на тяжелых военно-транспортных само­летах, расположенных вблизи Москвы, — марш-броском. Под утро они стали занимать позиции в центре Москвы, в том числе вокруг здания Верховного Совета России.

Но уже с утра, после 10 часов, откликнувшиеся на при­зыв российского руководства москвичи двинулись в центр столицы…

Грачев сообщил своему заместителю Чиндарову, что ба­тальон Рязанского полка блокирован в районе здания Вер­ховного Совета России, надо разобраться и вывести баталь­он в безопасное место, что и было исполнено. (Только кем — Лебедем или Чиндаровым? Каждый говорил, что батальон

Сергеева вывел он…) Ответственным за выдвижение и пере­мещения дивизии Грачев назначил генерала Лебедя. Но в этой суматохе приказы «сыпались» на тех, кто оказывался «под рукой» у Грачева. Так, не найдя Лебедя, в 11 часов Грачев приказал генералу Чиндарову встретить Костромской полк ВДВ на подступах к Москве, один батальон полка выставить для охраны Госбанка СССР, остальные — разместить на аэро­дроме Тушино — до особого приказа…

Весь день 19-го шла концентрация войск в центре Моск­вы. Янаев и Павлов были абсолютно уверены в том, что КГБ, Армия и МВД контролируют обстановку в столице и «рас­чищают» путь для их полного вхождения во власть (как буд­то ее у них было мало и без ГКЧП!). Оба пьянствовали и полностью бездействовали. Бакланов и Шенин метались по коридорам Кремля и Правительства, московский секретарь Прокофьев был в шоке от этого поведения лидеров ГКЧП — он не мог получить разумных указаний, в то же время, види­мо, и сам оказался не таким уж и сильным организатором — так и не сумел поднять московских коммунистов на защиту «дела ГКЧП». Очевидная неправота этого «дела» парализо­вала волю, а у людей вызывала отторжение, негодование. Он сообщил, что для москвичей «указания Ельцина и Хасбула­това выше указаний ГКЧП, а Попов и Лужков отказались подчиняться Янаеву и Павлову. Лужков прямо заявил ему: «Я не хочу сесть в тюрьму, ГКЧП — это неизвестно что, а Ельцин и Хасбулатов — это реальная власть в Москве и Рос­сии — люди подчиняются только им».

…В течение дня к Язову поступали всевозможные сведе­ния как о движении войск, так и об общем положении в сто­лице и вокруг Парламентского дворца, к которому оказалось прикованным всеобщее внимание. В течение длительного времени ни Крючков, ни Язов не предполагали, что их «пред­приятие» окажется в прямой зависимости от действий рос­сийского руководства. Поэтому они даже не обсуждали эту «тему» ранее — оба полагали, что важен процесс отстране­ния Горбачева от власти и обеспечение «спокойного воспри­ятия» в стране этого события.

19 августа. В течение этого дня шли непрерывные сове­щания в «верхах» путчистов. На 14 часов и.о. президента на­значил совещание членов ГКЧП (с письменным уведомле­нием, под «расписку»). Язов, как военный, прибыл ровно к 14.00, никого не было. Вскоре пришел Крючков. К15 часам, один за другим, стали «подтягиваться» другие — Бакланов, Павлов, Шенин, приехал (из больницы) Болдин, а также Ти-зяков и Стародубцев. Эти двое участвовали в заседании ГКЧП впервые. Стародубцев сел в кресло рядом с марша­лом, ему и Тизякову передали утвержденные и уже опубли­кованные «документы». Прочитав состав ГКЧП и увидев свою фамилию, Стародубцев с удовольствием поставил свою размашистую подпись (в уме Язова бессознательно, чисто по-фрейдистски, мелькнула мысль: «Подписал себе приговор»).

Основным докладчиком был Крючков. На этот раз он был конкретен, избегал многословия, сообщил, что все раз­вивается согласно утвержденному «плану», войска выдвига­ются на позиции. Скоро все закончится. У здания Верховно­го Совета России скапливаются люди, до них дошли сведе­ния о том, что Верховный Совет России «не подчиняется нам. Но беспокоиться не о чем. Эти инициативы российского руководства не получат развития, поскольку им и предпри­няты «энергичные меры». Скоро Ельцин и Хасбулатов будут доставлены в Завидово, и они, члены ГКЧП, будут иметь воз­можность начать с ними «переговоры»…

Обменялись мнениями — Павлов согласился с Крючко­вым, сказав, что он — такого же мнения (как и главный че­кист) — каких-либо непредвиденных осложнений не пред­видится. Он, Павлов, назначил на 18.00 расширенное засе­дание Правительства СССР, на котором планируется обсуж­дение вопроса о социально-экономическом положении в стране; намерен предпринять конкретные меры для улучше­ния ситуации, согласно положениям, выдвинутым в «Заяв­лении Советского руководства» (сформулированным в про­екте, подготовленном чекистами Крючкова по поводу введе­ния ЧП). На этом Янаев окончил совещание, некоторые участники совещания ушли. Остались в кабинете Янаев, Павлов, Бакланов, Шенин. Выпили основательно. Павлов вскоре тоже ушел — «проводить заседание Кабинета мини­стров»; остальные — пьянствовали до утра (по словам Крюч­кова).

19 августа: Расширенное заседание

Правительства СССР

(с участием членов ГКЧП

и силовых ведомств)

В 18.00 19 августа Павлов проводил заседание прави­тельства. В нем принимали участие Агеев (КГБ), Ачалов (Армия), члены ГКЧП Бакланов, Шенин, Стародубцев, Ти-зяков.

Павлов, начав заседание, предоставил слово для доклада заместителю главы правительства по материально-техниче­скому снабжению Догужиеву. Докладчик с ходу начал сте­нать и жаловаться, вовсю раскритиковал общую ситуацию, сообщил о полном провале мероприятий по снабжению на­селения потребительскими товарами, продовольствием и т.д. Много говорил о том, что предприятия творят произвол, свер­тывают обязательные взаимные поставки, грубо нарушают дисциплину, игнорируют плановые задания по этим группам товаров и т.д., ссылался на «политическую ситуацию», кото­рая способствует этому, намекая на то, что ГКЧП не «дости­гает целей». То есть ему надо было, чтобы чекисты, МВД и Армия установили «порядок и дисциплину», после чего он, Догужиев, сможет «в полном объеме выполнить задачи по снабжению населения товарами и продовольствием». Вот до такого «обобщения», наконец, дошли высшие правительст­венные чины, которые, по замыслу Горбачева, должны были обеспечить реформирование СССР!

Затем началась перебранка между некоторыми минист­рами, но никто прямо не сказал, что «ГКЧП — это незакон­ный орган власти», говорили как-то витиевато, ловко уходя от конкретных оценок. Сам Павлов (по мнению целого ряда участников этого совещания, был основательно пьян) гово­рил на разные темы, «перескакивая» от одного вопроса к дру­гому. Так, он сообщил, что «не подпишет союзный договор, о чем уведомил президента». Затем вдруг сказал, что ему, Пав­лову, неизвестно, «какие договоренности достигнуты на со­вещании «семерки» в Лондоне» (в это время проходила встреча G-7 в Лондоне).

Интересно, почему Павлову «не были известны» реше­ния G-7? Они ведь были опубликованы во всех мировых СМИ! И что заставило его говорить на эту тему, поскольку «семерка» завершила свою встречу 18 августа, за день до на­чала реализации операции «Гром». А на пресс-конференции G-7 была выражена всего лишь «общая озабоченность» по поводу осложняющихся социально-экономических проблем в СССР и выражена поддержка проводимых под руково­дством президента Горбачева демократических преобразова­ний. Видимо, Павлову было недосуг читать даже эту, доста­точно скупую информацию («молол», что пришло на язык, не думая. Кстати, это — близкий Ельцину стиль выступлений).

…Весьма воинственные позиции занимали Тизяков и Стародубцев, требующие «активных действий» со стороны «нового политического руководства». Бакланов также вклю­чился в хор жалующихся бронтозавров, сказав: «Зачем было начинать, если не предпринимается никаких мер?» Возму­щенные упреки были направлены в первую очередь в адрес военных — почему-то они (павловцы) уверовали, что «воен­ные должны решить проблему» — установить диктаторский порядок, загнать всех в режим ЧП, вручить им, высшим чи­нам ЦК КПСС и правительства, реальную и безграничную власть.

Я, читая стенограмму этого заседания, впервые, с очевид­ностью, наглядно увидел крайнюю примитивность, убогость высшего государственного чиновничества СССР, не способ­ного ни на одно позитивное действие. Вся их хваленая «про­фессиональная подготовка», «умение руководить» и прочее, и прочее, о чем так много говорили (и еще более, писали), покоилась на одном принципе: жестком монопольном отбо­ре посредственностей из «верхов», выдвижение посредст­венностей из нижних и средних ярусов управленческих и партийных кадров — «вверх», во власть. Именно — посред­ственностей. Никаких сильных, самостоятельных людей среди этой огромной армии чиновничества не могло быть органически — если случайно такие попадали в систему, они тут же сжирались и отбрасывались, как «пережеванная жвач­ка». Слабые и посредственные кадры заполнили все ниши управления в СССР — государственный, партийный и адми­нистративный аппарат, офицерство и генералитет Армии, КГБ и МВД. Причем это явление имело тотальный харак­тер, распространившись на все уровни власти и управле­ния — союзный, республиканский, областной (краевой), районный.

Даже в этот критический час, обсуждая самый конкрет­ный вопрос о снабжении населения товарами, когда пробле­ма дефицита, прежде всего продовольствия, приобрела ис­ключительно острый характер, члены правительства не зада­вались вопросом: что надо сделать, чтобы ликвидировать этот продовольственный кризис? Они не знали ситуации в эко­номике, не хотели ее знать, а скорее — не верили в свои спо­собности решить кризисные проблемы и всецело уповали на «установление железного порядка», когда они могут, нако­нец, показать все свои «недюжинные способности». Это бы­ли полные банкроты.