Армия блокирует работу российских парламентариев. Мои переговоры с Горбачевым

О том, насколько решительно Горбачев был настроен сместить Ельцина с его поста руководителя России, хорошо иллюстрирует следующий эпизод. Он непосредственно по­казывает степень психологического давления на законно из­бранную народом России власть со стороны союзного цент­ра. Вот что произошло тогда. В день начала работы Третьего съезда народных депутатов в Кремле в центр Москвы были введены вооруженные силы армии. Это фактически означа­ло, что высшая власть России находится в окружении войск, причем значительных, численностью свыше 50 тыс. солдат и офицеров с бронетехникой. Депутаты сильно обеспокоены, спрашивают, с какой целью введены эти войска? Можно толь­ко догадаться, что с целью напугать, «надавить» на съезд, ко­торый и так был созван для того, чтобы свергнуть Ельцина. Этим самым был дан четкий сигнал тем, кто поставил во­прос о смещении Ельцина: «Держитесь! — я к вам пришел на помощь с армией, надо действовать смелее» — смещайте Ельцина. В этом и была суть введения крупного массива во­инских подразделений в центр Москвы в эти дни, — Горба­чев не хотел упускать возможности отстранения Ельцина от руководства Россией.

В такой обстановке чрезмерное силовое давление Кремля вызвало обратную реакцию у большинства депутатов: их воз­мутили действия союзных властей. И я полагаю, что боль­шинство депутатов съезда продемонстрировали достаточно мужества в тех нелегких условиях. Интересно, кстати, и то, что двумя-тремя днями раньше управление московской ми­лиции было выведено из подчинения Моссовета и переведе­но в одностороннее подчинение Министерства внутренних дел СССР. Таким образом, и Вооруженные силы, и москов­ская милиция были противопоставлены властям России. В такой ситуации даже те из парламентариев, кто колебал­ся в своем отношении к Ельцину, заняли позицию его под­держки.

Столкнувшись с Армией, окружившей Кремль в период, когда там только начиналась работа съезда российских депу­татов, этот высокий форум прервал свою работу, выдвинув требование к президенту страны немедленно убрать войска из Москвы. Председатель Верховного Совета Ельцин, с со­гласия съезда, поручил мне, своему первому заместителю, встретиться с Михаилом Сергеевичем, выяснить этот вопрос и потребовать вывести войска из Москвы. С этим поручени­ем я направился к Президенту СССР, в его кремлевские апартаменты. Он принял меня немедленно. Разговор у нас был довольно долгий, тяжелый. Я, как мог, убеждал прези­дента, что Москва — не только столица СССР, но и столица России, — никто не вправе оказывать такое давление на рос­сийскую власть; в его же, Горбачева, интересах немедленно отдать приказ войскам покинуть Москву.

«С какой целью вы окружили съезд войсками?» — спра­шивал я.

Горбачев ответил: «Для того чтобы защитить съезд депу­татов России». И напомнил мне, что поводом для ввода войск послужило обращение 29 депутатов, которые подверг­лись на Втором съезде критике москвичей из-за их голосова­ния, направленного против нашей программы экономиче­ской реформы. Эти депутаты решили почему-то обратиться к Президенту СССР с просьбой «обеспечить их безопасность».

Это — пояснение Горбачева, которое он выдвинул отно­сительно мотивов введения вооруженных сил в Москву в эти дни. Абсурд, конечно, но повод, таким образом, был най­ден, чтобы оказать на нас силовое давление. Я же считал, что это — начало поражения реакционных сил, наметившегося уже с первого дня работы съезда — с введения войск для «ох­раны» 29 депутатов-штрейкбрехеров. Но надо было каким-то образом завершить этот нелепый конфликт — о том, что Горбачев прикажет армии «активно действовать» против нас, я, конечно, не верил.

Горбачев сразу же набросился на меня с обвинениями — дескать, «вы с Ельциным не даете мне завершить демократи­ческий процесс». Я возразил, сказав, что смешно говорить об этом, прибегая к помощи танковых войск и осаде парламен­та. Поэтому нам следует перейти к решению этого главного вопроса — выводу войск из Москвы, в противном случае съезд не будет продолжать свою работу.

Горбачев заявил, что до конца работы Российского парла­мента он войска не выведет. «Примите правильные решения, и проблем с Армией не будет» — так он сформулировал свою мысль. Очевидно, «правильные решения» подразумевали смещение Ельцина.

Я тоже разозлился, стал тверже и жестче. Ответил Горба­чеву, что в условиях вооруженной осады работать Россий­ский съезд не будет до тех пор, пока он не отдаст приказ о выводе Армии из Москвы и прекращении осады съезда.

Горбачев. Это не осада, а помощь, направленная на обес­печение безопасности ваших депутатов.

Я. Михаил Сергеевич, уполномочен съездом заявить вам, что съезд не нуждается в такой «помощи», и я требую от имени съезда убрать войска из Москвы.

—Вы требуете? — взвился в негодовании Горбачев.

—Да, Михаил Сергеевич, — я требую от вас выполнить решение высшего органа власти Российской Федерации и уб­рать войска. Вынужден разговаривать с вами именно таким образом, поскольку вы отказались, прибегли к силе. Вам оста­ется два пути — или применить ее, эту силу, или отказаться от ее применения. Вы выводите войска? Даете нам, съезду народных депутатов, возможность работать или нет? Мне нужен Ваш конкретный ответ, который должен сообщить съезду. Что мне сказать?

Горбачев. Съезд будет работать — без тебя, Руслан, и «твоего» Ельцина.

Я. Без меня и без Ельцина съезд народных депутатов Рос­сии работать не будет. Очень плохо, что вы, Михаил Сергее­вич, этого не знаете.

— Увидим! — бросил Горбачев.

Я заметил ему, что парламент России сильно отличается от съезда депутатов СССР. Нет силы, кроме власти народа России, или божественной силы, которая может заставить работать наш парламент без Ельцина и Хасбулатова. И он, Горбачев, здорово заблуждается на этот счет. «Если прези­дент СССР не желает дальнейшего обострения ситуации в стране, будет лучше отступить — вывести войска, зашть достойную позицию. Другого пути у него нет. К тому же мы, российские руководители, ему понадобимся гораздо раньше, чем он думает». Горбачев рассмеялся: «Ну и самоуверенный ты, Руслан. Откуда это у тебя: Ельцин-то совсем другой!»

Горбачев, кажется, стал смягчаться, он — человек отход­чивый, не злой, но очень упрямый, не хотел явно сдавать по­зицию. В конце разговора заявил, что «пока войска должны оставаться на занятых позициях, пусть ваш съезд работа­ет», а он, Горбачев, «подумает». Он так и сказал: « Я поду­маю. Но ты меня не убедил».

Я вернулся на сессию съезда, прошел в президиум, к пред­седательствовавшему Ельцину, сообщил ему об отказе Гор­бачева вывести войска. Ельцин тут же предложил мне сооб­щить об этом съезду. Я взошел па трибуну и кратко переска­зал содержание моей беседы с Горбачевым. Негодование было всеобщим — это была сильнейшая предпосылка к тому, что исчезли всякие разговоры относительно «отставки Ель­цина» — ради чего и был инспирирован созыв внеочередного съезда.

Этот драматический эпизод, как в капле воды, отражает многие непродуманные, иногда — легковесные решения, при­нимающиеся на самых верхних этажах Союзной власти.

Убедившись в непреклонной позиции российского съез­да и в том, что никакого раскола в нем нет и не предвидится, а всякие уверения «Союза коммунистов» (что они в состоя­нии отстранить Ельцина) беспочвенны, Горбачев — уже по своей инициативе — пригласил меня (через своего помощ­ника) к себе в кабинет. Когда я вошел к нему, он, уже не с та­ким жестким лицом, как при первой встрече, сказал:

— Я тебе, Руслан, говорил, что «подумаю». А ты на съезде сообщил, что «Горбачев непреклонен в своем упрямстве». По­чему ты это сказал? Я не упрямый. Я подумал над нашим разговором, оценил ситуацию, отдал приказ вывести из Мо­сквы войска. Считаю, что съезд ваш примет достойные реше­ния. Желаю успехов!

Я был обрадован этим его решением, поблагодарил его искренне и сказал ему, что от имени Российского съезда на­родных депутатов приглашаю его на наш съезд — хорошо было бы, если бы он выступил перед нашими депутатами. Заверил, что никто не будет его упрекать в чем-либо, по­скольку все желали, надеялись на мирный исход конфликта и его, Горбачева, решения будут для всех всеобщей радостью.

Горбачев принял это мое приглашение вывести Армию из Москвы. Но не пришел. Вернувшись, я обо всем этом рас­сказал Ельцину, с тревогой ожидавшему моего возращения в комнате президиума Верховного Совета. Мы объявили о на­чале работы съезда — депутаты уже знали о результатах мое­го вторичного визита к Горбачеву, поэтому были веселы — напряжение спало. Ельцин с удовольствием сообщил об этом депутатам, что сопровождалось известными «бурными аплодисментами».

Так закончилась эта неожиданная драма. Хотел бы под­черкнуть: я с уважением относился к Горбачеву в бытность его президентом страны, хотя порою критиковал его полити­ческие и экономические решения публично. На заседаниях Верховного Совета и съезда я не позволяю депутатам заде­вать достоинство Горбачева, как и Ельцина. Кстати, позже Горбачев вдруг ни с того ни с сего стал меня упрекать: «Поче­му вы мне письменного приглашения не прислали? Я бы при­шел, вы меня не пригласили». Я говорю: «Как же так? Поми­мо моего приглашения, мы с Ельциным направили к вам целую делегацию с просьбой прийти к нам выступить: вы обещали и не пришли. Я сам звонил вашим помощникам, передавал, что мы ждем вас, идет примирение, желательно, чтобы здесь был президент страны, вы этого не помните?» А Горбачев в от­вет: «Нет, никакого официального приглашения от вас я не получил». Ну, что сказать…