Цена чеченской авантюры Руцкого

Возможно, ситуация с новым Союзным договором, над которым работали специалисты по заданию Горбачева и Ельцина, получила бы свое позитивное завершение. Если бы не одно событие, которое мы предугадать никак не могли или не смогли. Это вдруг возникший, волей стечения раз­личных обстоятельств, «чеченский фактор».

Суть проблемы заключалась в следующем. Местная власть в лице первого секретаря республиканского комитета КПСС и одновременно главы местного парламента Доку Завгаева поддержала ГКЧП и попыталась сформировать по его указа­нию местный чрезвычайный орган этого пресловутого ГКЧП. Население с настороженностью ожидало развития событий. Но когда до населения республики поступила информация о позиции руководства России и «Обращение к гражданам России» за подписями Ельцина, Хасбулатова и Силаева, их возмущению не было предела. Напомню, что я был избран депутатом России от города Грозный, они гордились мной — и вдруг такая позиция руководителей Республики — это бы­ло предательство! — так полагали мои земляки. И они были правы. Все бросились на центральную площадь, требование было одно — немедленная отставка первого лица, председате­ля местного верховного совета и одновременно — руководи­теля комитета КПСС. «Долой партократию, поддержим на­шего земляка Хасбулатова!» — вот был лозунг граждан рес­публики.

Вот тогда и выдвинулся в роли лидера отставной генерал Джохар Дудаев, который ранее служил в Прибалтике, а по­сле отставки в 1990 г. вернулся в Грозный. Здесь он был приглашен в качестве руководителя националистической организации «объединенный конгресс чеченского народа» (ОКЧН), которая, однако, вплоть до описываемых событий какой-либо серьезной поддержки среди населения не имела. Руководили этой организацией, похоже, люди не глупые — они сразу поняли, какой лозунг им выдвинуть, чтобы получить массовую поддержку среди народа. — «За законную власть России во главе с Ельциным и Хасбулатовым! Долой измен­ника Завгаева!» Ну кто не поддержал бы в августе 1991 г. эти лозунги?

Местная власть так и не смогла принять какое-либо ра­зумное решение. Разбежались все — партийные чиновники, правительство, Верховный Совет республики и т.д. Факти­чески власть повсюду в республике перешла к этому самому ОКЧН.

В целом эта весьма неприятная ситуация мне тогда не пред­ставлялась особенно драматической, я был уверен, что ее мы разрешим без особенных трудностей, постепенно, по мере упорядочения обшей обстановки в Центре и Москве. Так бы и произошло, если бы не внезапно вспыхнувшая политиче­ская активность вице-президента Руцкого. Сбежавшие быв­шие лидеры Чечено-Ингушетии каким-то образом сумели сблизиться с Руцким, внушили ему вздорную мысль, что ес­ли немедленно не возвратить их на грозненский «трон», Ду­даев поднимет весь Северный Кавказ против России. Руц­кой сразу же поверил этой дезинформации, поднял панику, стал внушать «носиться» с идеей необходимости срочного введения «чрезвычайного положения» в Чечено-Ингушетии. Он побывал в Грозном, вернувшись, сделал доклад Ельцину, которого убеждал в важности введения ЧП, выступил перед парламентом и тоже пытался внушить идею о ЧП, но парла­мент его не поддержал в этом намерении. Ельцин также на­стороженно отнесся вначале к этой идее — как опытный парт­аппаратчик, он, видимо, почувствовал, что затея с ЧП не так проста, как представляется Руцкому. Руцкой дважды пытал­ся склонить меня принять его предложение, но я ему отве­тил твердым «нет». Я сказал вице-президенту, что с «пробле­мой Дудаева» мы справимся не через «чрезвычайщину», которая крайне опасна (вспомним ГКЧП), — люди всегда относятся к таким мероприятиям настороженно-враждебно. Этого следует остерегаться на Кавказе — вспомните уроки Тбилиси 1989 г., Карабаха, особенно это неприемлемо для чеченского и ингушского населения, у которого свежи в па­мяти сталинские репрессии и массовые депортации. Более я ничего не слышал о подготовке этого ЧП, вплоть до попытки его введения в ноябре 1991 г. (Уже после отмены указа о ЧП Руцкой почему-то добивался моей «визы» на этом указе.)

… В Грозный вояжировал и Бурбулис (прихватив зачем-то Генерального прокурора Валентина Степанкова). По-ви­димому, он поддерживал затею Руцкого перед Ельциным, в противном случае, как мне представляется, Ельцин не одоб­рил бы ЧП и не подписал бы указ о его введении.

Эта авантюра Руцкого оказала огромное воздействие на судьбы СССР. В то же время это — пример того, как иногда ничтожная фигура, вознесенная игрой случая на политиче­скую сцену большого государства, может своими бессмыс­ленными действиями вызвать к жизни такие гибельные про­цессы, которые ведут к его исчезновению, имевшие свою проч­ную нишу в современных цивилизационных сообществах. Как оказалось, Руцкой «засекретил» свои приготовления от­носительно ЧП, заверил Ельцина в том, что Верховный Со­вет поддерживает эту инициативу, и добился подписания Ель­циным соответствующего указа о введении чрезвычайного положения на территории Чечено-Ингушетии 7 ноября 1991 г.

Затея с ЧП с большим позором провалилась. Главная причина — полное отсутствие какой-либо подготовки — ни­каких воинских частей для поддержки введенного режима не было направлено в Грозный. Около 200 военных, которые приземлились на бывшем военном аэродроме в Ханкале, ока­зались в заложниках быстро собравшейся группы местных жителей — их первоначальный испуг прошел. Затем стали жарить шашлыки, брататься. Генерал Дудаев «милостиво» выпроводил воинство Руцкого за пределы Чечни. На этом и ограничились все «чрезвычайные мероприятия», предусмот­ренные «планом» Руцкого. Непрерывно растущая толпа в

Грозном ликовала и бесновалась — Дудаев ловко использо­вал заведомо провальное «мероприятие Руцкого» для своей популяризации, обвинения Москвы в «имперской полити­ке», разжигания антироссийских настроений. Конечно, ог­ромное большинство населения республики понимало про­вокационную возню как Дудаева, так и Руцкого, но их откро­венно смушало то, что я не сумел предотвратить этот глу­пейший, провокационный шаг. Сепаратисты, неожиданно для себя, оказались на пике славы, их «доблестью» восхища­лись московские демократические СМИ и ТВ, они победо­носно праздновали поражение России, высмеивали ее руко­водителей, восхищались «мужеством» и «демократизмом» Горбачева, запретившего использовать армию и МВД для наведения правового порядка в Грозном. А Ельцин в эти два дня в Москве где-то прятался — его никто не мог найти, даже я, по просьбе Горбачева, пытался его отыскать и тщетно.

По Конституции России чрезвычайное положение, вво­димое Указом Президента России, должно было в течение трех суток быть или одобренным, или отмененным Верхов­ным Советом. После того как я узнал о введении этого ЧП и начале его провала, я занял позицию его решительной под­держки (коль скоро сделали глупость, надо ее хотя бы ис­править).

По просьбе Руцкого и Шахрая (последний готовил всю нормативную базу Указа о ЧП) я попросил министра оборо­ны Шапошникова и министра МВД Баранникова обеспе­чить войсками введенное в Грозном чрезвычайное положе­ние (ЧП). Они сослались на Горбачева — нужен его приказ. Тогда я обратился с соответствующей просьбой к Горбачеву отдать нужный приказ этим министерствам, обеспечить вой­сками ЧП, но он отказал в этой моей просьбе, как ранее и другим, в том числе Руцкому. Говорит, что не следовало вво­дить ЧП, надо было решать вопрос по-другому, мирно, через договоренности — такие возможности, насколько он, Горба­чев, знает ситуацию, имеются.

Затем Горбачев спросил меня: «Где твой Ельцин?» Отве­чаю, что не знаю. Горбачев: «Найди Ельцина, и приезжайте оба ко мне — что-нибудь придумаем».

Но Ельцина я в тот день «не нашел»…

К концу третьего дня после введения этого пресловутого

ЧП, убедившись в его провале, после бурного обсуждения на сессии Верховного Совета России, этот указ о ЧП был пар­ламентом отменен. Кстати, даже сегодня раздаются голоса в российской печати (причем в той печати, которая в начале 90-х годов прославляла Дудаева), что якобы, «отменив указ Ельцина о ЧП в Грозном, Верховный Совет не дал своевре­менно погасить конфликт в Чечне в зародыше».

О предстоящей отмене ЧП, однако, я сообщил заранее Ельцину (который появился в конце третьего дня), щадя его самолюбие, — и в тот период он воспринял ситуацию вполне адекватно, согласился с этой неприятной необходимостью отмены его указа о ЧП в Грозном.

Однако именно этот провал ЧП, введенного ельцинским указом как следствие неразумной активности вице-прези­дента, сыграл, по моему глубокому убеждению, самую непо­средственную боль в форсировании ельцинистами процесса «раздела СССР».

Дудаевский путч в Грозном и провал намерений сместить мятежного генерала обнажил весьма странную ситуацию, сложившуюся в стране. Как оказалось, униженный и факти­чески отстраненный от власти президент Горбачев, в то же время, согласно все еще действующей союзной конституции, единолично решал вопросы об использовании вооруженной силы, ему подчинялись министры обороны, внутренних дел, спецслужбы — хотя они возглавлялись людьми, отобранны­ми лично Ельциным, — они хорошо знали закон, а примене­ние силы ведет к крови, гибели людей. И, естественно, не­медленно возникает вопрос: на каком законном основании была применена сила? По закону такой приказ мог отдать только Президент СССР. А им был Горбачев.

И в час «X», когда лично от этих министров зависел ис­ход событий в Грозном, они предпочли Закон и союзного президента Горбачева, а не фактического правителя страны Ельцина, не обладающего на принятие такого роде решений (использование силы) законным правом.

С такой точки зрения знаменателен мой разговор 7 нояб­ря с министром внутренних дел СССР Виктором Баранни­ковым и министром обороны Евгением Шапошниковым. В ответ на мое настоятельное требование направить в зону ЧП подразделения внутренних войск МВД Баранников, в частности, сослался на то, что у него нет приказа президента СССР как главнокомандующего всеми Вооруженными си­лами Союза ССР. Он сказал буквально следующее:

— Вам надо, Руслан Имранович, договориться с президен­том СССР о применении сил МВД и Министерства обороны. В противном случае, если прольется кровь в регионе конфлик­та, ответственность по закону вынуждены будем нести мы, работники МВД, как нарушители закона, я этого не хочу…

Аналогичным образом сформулировал свой отказ при­нять участие в подавлении мятежа и министр обороны мар­шал Евгений Шапошников, напомнив о «тбилисских собы­тиях» 1989 г., когда высшие должностные лица СССР «под­ставили Армию», отказавшись подтвердить отданные ими распоряжения по подавлению митингующего грузинского населения. Министров можно было понять — они, научен­ные горьким опытом конца 80-х — начала 90-х гг., просто боялись даже малейшего отступления от духа и буквы Зако­на — им нужны были ясные, четкие, основанные на Законе приказы. К тому же они должны были быть вовлечены в раз­работку операции по введению ЧП на самых ранних стади­ях, чего сделано не было. Не были привлечены к делу служ­бы безопасности ни федерального, ни местного уровня (ре­гионов, примыкающих к Чеченской республике). Конечно, министры не могли не знать о готовящейся операции, но ни­каких конкретных поручений и приказов им никто не отда­вал. Они считали всю эту затею, и не без оснований, аван­тюрой.