Доброе слово о «мурмане» и Жилинском

В 1954-м мы свернули работы в первых числах октября. Пришел зафрахтованный экспедицией ледокольный паро­ход «Леваневский», командовал им знаменитый капитан А.А. Качарава, забрал людей и мотоботы сначала в губе

Крестовой, а потом и в Маточкином Шаре. В Архангельск «Леваневский» вернулся 6 октября

Еше четыре экспедиционных партии в губе Машигина снимал транспорт «Кола» — его тоже зафрахтовали. Долго мучились с гидрографическими катерами — они не проходи­ли в горизонтальном положении через люк грузового трюма. Поэтому их пришлось сначала «ставить» почти вертикаль­но, опускать в трюм, а потом, уже вручную растаскивать и крепить. Пароход-лесовоз не был приспособлен для пере­возки людей — экспедиционники ехали в трюме, где не было ни воды, ни других «удобств». Вот, где еще пришлось доб­рым словом вспомнить ушедший на ремонт «Мурман»!

На следующий год флот гидрографии пополнился новы­ми кораблями — «Нивелиром» польской постройки и «Сире­ной», построенной в Венгрии. «Нивелир» имел L 370 тонн водоизмещения, а «Сирена» 1860 тонн. Командовали суда­ми соответственно Н.Я. Столяров и Б.Е. Валинский.

Где мы в тот год работали? Группа Л.П. Агафонова — на полуострове Панкратьева, у острова Берха, в заливах Седо­ва и Борзова. Группы В.А. Антипова и С.А. Фридмана — в за­ливах Вилькицкого и Русской гавани. Мы же числились во второй партии и делали промеры от губы Глазовой — в зали­вах Норденшельда и Вилькицкого, в проливе и у острова Баренца.

В 1955-м сворачивать экспедицию начали с полуострова Панкратьева. Подошла «Сирена», взяла на борт людей и ка­тера, а затем, уже в Русской гавани, забрала остальных. Все уже настроились — идем домой. Не тут то было! Из Архан­гельска пришел приказ — снять навигационные буи в губе Черной. А там к этому времени уже взорвали атомную бом­бу! Приказ есть приказ. «Сирена» прошла в Маточкин Шар, там в поселке Лагерном выгрузили с теплохода экспедици­онные катера, чтобы освободить место на палубе под буи.

Пришли в губу Черную. Здесь мы в последний раз были в 1952 году проводили промеры совместно с группой лейтенанта А.И. Шапошникова. Запомнились величест­венная гора Тизенгаузен, по форме напоминающая гранит­ный пьедестал «Медного всадника», губа Воронина, где стояли топографы, мелководная бухта Гусиная, где обита­ли и гнездились птицы. Очень опасную банку Игнатьева мы обнаружили всего в 250 метрах от линии входного створа, когда лотовый постучал наметкой с металличес­ким концом   грунт «камень».

Работа нас, молодых гидрографов, увлекала. В ясные, по­гожие дни мы работали по 16-18 часов. Иногда после ужина команды катеров снова выходили на галс, благо ночи в ию­ле-начале августа были еще белыми. Конечно, никто из нас не знал, что через три года здесь взорвут атомную бомбу.

Теперь, после атомного взрыва, на поверхности Черной губы я увидел какой-то уцелевший старый эсминец, транс­порт и небольшую подводную лодку. Сняли буи и повезли их в Нарьян-Мар, выгрузились и пошли обратно — в Лагер­ное за своими катерами, там снова загрузились под завязку.

На тот рейс в губу Черную, Нарьян-Мар и обратно в Ла­герное ушло суток двадцать. Все это время экспедиционни-ки, это около 400 человек, «катались» туда-сюда на «Сирене». Суточные за это путешествие, конечно, платили, но жить нам пришлось в трюме теплохода, где соорудили нары в три яруса, раскинули палатки и даже поставили кухню. Иногда по вечерам здесь же показывали кино. Заболев, от такой «морской жизни и внезапно свалившихся забот», замполит нашей экспедиции И.М. Вайсман, улучив момент, «укатил» из Нарьян-Мара в Архангельск.

А вот наш начальник, Жилинский, переносил все тяготы неожиданно затянувшегося рейса вместе с нами. Он был прекрасным организатором, умел уважительно разговари­вать с подчиненными, был строг, когда надо, а главное ­заботился о людях: об их бытовой устроенности, профессиональном и должностном росте. Анатолий Кази-мирович никогда не перекладывал ответственность на пле­чи подчиненных, он хорошо знал все трудности работы гидрографов, сам брался за любое дело, показывал пример другим, и его уверенность, энергия всегда передавались людям.

Северодвинец Александр Николаевич Разни-

ЦЫН — рядовой «Спецстроя-700» — воинская часть 20330. Он один из первых поделился со мной своими воспоминани­ями о службе на Новой Земле. Мы встретились в самом кон­це 90-х. Александр Николаевич уже был на пенсии, болел. Комитеты ветеранов подразделений особого риска тогда еще только начинали организовываться в стране, в Северо­двинске, если мне не изменяет память, такого еще не было. Естественно, никакими пенсионными преимуществами или льготами мой собеседник не пользовался и даже не слышал о таких. Вот его рассказ:

— Меня призвали служить в 1954-м. Уже в августе того же года нас на минных тральщиках переправили в губу Черная и высадили практически на пустынном необжитом берегу -не было даже причала. Первые недели выгрузка шла прямо с борта транспортов на шлюпки.

До Нового года наш батальон, в нем было 30 северодвин­цев, размещался в палатках — каждая в 2 яруса на 35 человек. Быт для нас был делом третьим. Первая задача — построить причал, вторая — принять технику и оборудование для про­изводства испытаний. В качестве опытовых объектов транс­порты везли на полигон образцы сухопутной техники, состоявшей тогда на вооружении — танки, бронемашины, ав­томобили, были даже самолеты.

Перед тем самым днем, когда бомбу взорвали, наш бата­льон сначала отвезли за 25 километров от лагеря, где мы жили. Там погрузили на тральщики, и они доставили нас на борт крейсера «Молотовск». На нем мы ушли в море. Что было в это время на полигоне, не знаю, потому что двое су­ток нас держали взаперти в помещениях крейсера — запре­щали выходить даже на палубу. Потом мы вернулись в губу Черную.

Работали мы примерно в семи километрах от эпицентра первого взрыва — готовили площадку для проведения вто­рого. Меры предосторожности соблюдались самые прими­тивные — работали в повязках-«лепестках». А много ли в них наработаешь? Дезактивация тоже была на таком же уровне — просто поливались водой из шланга.

Ходить в зону первого взрыва нам запрещали, но мы же молодые были, глупые, о последствиях радиоактивного за­ражения ничего не знали. Поэтому за колючую проволоку все же бегали — посмотреть.

Там ад творился! Танки и машины в шлак превратились. От ударной волны трещины в гранитных скалах образова­лись А уж потом примечать стали белухи целыми стадами на берег залива выбрасываются, да и другая морская жив­ность, верно, почуяв угрозу, стала обходить наше злосчаст­ное место стороной.

Как и Александр Николаевич Разницын, котлашанин Анатолий ИЛЬИЧ Тифанов прибыл на Новую Землю в числе первых. Более того, есть основания предполагать, что на том же самом корабле. Однако с предыдущим рас­сказчиком он не был знаком, судьба развела их по разным воинским частям. Впрочем, о том, что после призыва во флот ему предстоит освоить строительную специальность, Анатолий Ильич даже не подозревал. Вот что он рассказыва­ет о своей необычной переквалификации и последующих событиях:

— Меня призвали во флот в 1951 году. Служить тогда надо было пять лет. Служил на Балтике, на крейсере «Александр Суворов». И вдруг в 54-м меня списывают с корабля и от­правляют в Балтийск. Куда, зачем — об этом не знали даже командиры. Строжайшая секретность! Прошел медкомис­сию. Потом — Калининград. Снова врачебная комиссия и Се­веродвинск. И опять проверяют здоровье. А потом уже — Новая Земля.

Было нас 21 человек, в основном с Балтики. На двух мин­ных тральщиках пришли осенью в Бел у шью губу. Это был центр, «столица» всей Новой Земли, хотя стоял там единс­твенный рубленый дом с зеленой крышей. Теперь, я слышал, на том месте поселок Русаново, где даже пятиэтажки есть. Несколько дней провели здесь, потом перебрались в губу Черная — километрах в ста от Бел ушки.