Но вернусь к Новой Земле. Из военных кораблей, которые, как и мы, держались у Белушки, мне помнится минный тральщик. Мазутом, соляркой и водой нас обеспечивал танкер «Волхов». С ним приключилась такая история.
На входе в губу, это все штурманы знали, надо прижиматься к правому берегу, иначе можно сесть на камни. Вот «Волхов» на них и сел левой скулой. Был потом разговор, мол, начальство на танкере было пьяным.
Решили снять «Волхов» своими силами. Наш штурман был чем-то занят, и командир попросил меня узнать, когда будет полная вода. Взял справочник, посмотрел и доложил -полная вода будет в 17 часов. Хотя, как сказать — полная? В прилив там она поднимается всего на 15 сантиметров. В 16.45 подошли к танкеру и через кормовой клюз взяли его на буксир. Ровно в 17 часов наш командир дал обеими машинами «малый назад», и «Волхов» легко снялся с камней. Наверное, сказалось еще и то, что за сутки до происшествия танкер дал нам и на тральщик мазут, солярку и воду. Но пробоина на «Волхове» все же была. Они завели на нее пластырь и ушли в Мурманск.
Но вообще-то, из своей «новоземельской одиссеи» я чаще всего вспоминаю тот день, когда ядерный заряд был «доставлен» к цели ракетой. В тот раз и в море мы ушли дальше обычного — на 60 миль. Позже узнали ракета «промахнулась» и ударила с отклонением на один километр от заданной точки. Какой мощности испытывался заряд, не знаю, но ударная волна нас сильно «качнула» — крен достигал 15 градусов.
Погода выдалась отличная — полный штиль. Снялись с якоря и пошли обратно в Митюшиху и примерно на полпути к берегу встретили полосу горящего моря. Море горит! Не знаю, как и назвать это явление и чем оно вызвано, но, предполагаю, огненной пылью. Ее подняло взрывом с берегов, и затем она осела уже на поверхность возы. Сгущались сумерки, а море ярко полыхало прямо по курсу эсминца. Форштевень резал эту огненную гладь — зрелище очень необычное, зловещее, но красивое.
Мне кажется, испытания в тот юд прекратились из-за известного Карибского кризиса. Мы получили приказ, высадили экспедицию ученых в Белушке, загрузили все корабельные погреба боезапасами, так как всерьез собирались воевать, сначала ушли в Северодвинск, а оттуда — в Североморск.
Северодвинца Геннадия Ефимовича Белозеро-
ва призвали во флот 5 октября 1955 года, а спустя ровно две недели над Арктикой прогремел первый ядерный взрыв. Такой вот нюанс из его биографии. Дальномерщик Белозеров служил срочную на большом охотнике ПК-206 из бригады каперанга Осовского. Базировалсь она в Полярном. В бригаде было два дивизиона — морских тральщиков и больших охотников. Каждую весну, едва отходили льды, бригада снималась и уходила на Север. Служить ей на Новой Земле предписывалось до поздней осени. От моряков не скрывали — соединение обеспечивает испытания ядерного оружия.
— Что такое крейсер, я знал еще до призыва во флот. Когда работал в ЭМП-8 (электромонтажное предприятие Прим. О.Х), довелось ходить в сдаточной команде на заводские испытания «Молотовска». Потому и служить я хотел на крейсере. Когда призвали, втайне надеялся, что в военкомате это учтут. Не сложилось. Направили меня на ПК-206 большой охотник за подводными лодками — такие после войны строили в Зеленодольске. Большими-то они были только по названию, а в ту же длин} — чуть больше 50 метров. И экипаж на них — за пятьдесят душ. Как мы там жили-служили, по нашим временам многим худо представляется. И как в море ходили — гоже, ведь 5-6 баллов для «охотника» предел.
В Баренцевом море, чтоб тихо было это большая редкость, чаще штормит, но нам везло на переходе из Полярного не валяло, а у Новой Земли шлеко ходить не было надобности только в видимости берегов, oi Маточки на Шара до Белушьей губы.
А «Молотовск» мне все же зачелся. Крейсеров в ту пору на Северном флоте было раз-два и обчелся, даже старослужащие в команде ПК-206 их только на картинках и видели Поэтому, когда я пришел на «охотник», меня к салагам не причислили — знали, что я на крейсере в море ходил.