Он не смог спасти СССР

Как свидетельствуют архивные документы секретариата ЦК КПСС и ряда центральных партийных журналов конца 1970-х — первой половины 1980-х гг., К.У. Черненко, выдай­женец Л.И. Брежнева, еще в «брежневский» период настаи­вал на последовательных государственно-ориентированных преобразованиях, в корне отличавшихся от грядущей «пере­стройки» М.С Горбачева.

Так, в конце октября 1979-го Черненко снова предложил Брежневу прислушаться к мнениям А.Н. Косыгина и А.Н. Ше-лепина (в 1961—1967 гг. — секретарь ЦК КПСС, в 1968— 1975 гг.—член Политбюро ЦК КПСС и председатель ВЦСПС) и начать не выборочно, а комплексно выправлять ошибки Хру­щева, в том числе по оценке сталинского периода, роли самого Сталина и некоторых его соратников. Это было особенно важно в свете напряженных советско-китайских отношений. В целом, по мнению Черненко, такая линия потребовала бы усиления роли государства в экономике, большей активности в борьбе со взятками, приписками, фальшивой статастикой, неумелой про­пагандой, дефицитом ширпотреба и т.п. — «со всем тем, что извращает социализм и угрожает ему».

Брежнев, казалось, согласился, но потом, что называет­ся, опять дал «задний ход» (так он поступал и в 1965, 1966, 1967, 1969, 1973 гг., когда в узком руководящем составе об­суждались те же вопросы…). Да и мало что решал сам Бреж­нев за три года до своей кончины. Правда, в печатных СМИ, на радио и телевидении, в историко-политических брошю­рах — особенно в Грузинской ССР — стали опять в поло­жительном ключе вспоминать Сталина в канун 100-летия со дня его рождения. А в «Правде» 21 декабря 1979-го даже опубликовали обширный, в основном уважительный мате­риал памяти Сталина, хотя в этом тексте больше воздава­лось Брежневу и без комментариев упоминались известные решения XX и XXII съездов КПСС.

Итак, — К.У. Черненко. Он родился в 1911-м, рост его партийно-государственной карьеры начался уже в 1940-х.

В 1943—1945 гг. Константин Черненко учился Москве в высшей школе парторганизаторов, которую окончил с отли­чием. В 1946-—1949 гг. работал секретарём обкома по идео­логии в Пензенской области: эту его работу положительно оценили в ЦК ВКП(б) и, соответственно, повысили: с 1950 по 1956 гг. Черненко заведовал отделом пропаганды и агитации в ЦК Компартии Молдавии. Именно в Кишиневе он познакомил­ся с Брежневым, в те годы «первым молдавским секретарём». Отношения переросли в дружбу, которая длилась до конца жизни Брежнева. Именно с его помощью Черненко совершил уникальную партийную карьеру — от основания до вершины партишю-государствехшой власти — членства в Политбюро ЦК КПСС (с 1978-го).

В 1956-м Черненко стал референтом секретаря ЦК КПСС Брежнева, с марта 1965-го руководит общим отде­лом ЦК КПСС, на этой должности он трудился почти 15 лет. Работа именно на таких ругшшых должностях позволяла еже­дневно получать разнообразную подробную информацию со всей страны.

Через Черненко проходило большое количество документов и досье едва ли не на всю тогдашнюю номенклатуру, включая руководителей экономических объектов, СМИ, профсоюзных, комсомольских организаций, издательств и т.п. Он составил бесчисленное множество докладов, пояснительных записок, комментариев в Политбюро ЦК и Президиум Совета мини­стров СССР по очень многим вопросам. Всё это существенно повышало роль К.У. Черненко в высшем руководстве партии и государства.

В советских и российских СМИ упоминались мнения ряда деятелей о Черненко. Так, по мнению Федора Мор­гуна, академика Академии аграрных наук Украины, члена ЦК КПСС и ЦК Компартии Украины, «Константин Устино-вич был «орговиком» высочайшего класса. Все региональ­ные руководители стремились попасть на приём именно к нему. Потому что знали: если обратился к Черненко, тебя внимательно выслушают, может и поспорят, но вопрос будет вскоре решён, а необходимая документация своевременно пройдёт все инстанции».

А.И. Аджубей, бывший главный редактор «Комсомоль­ской правды» и «Известий»: «Я любил приходить к нему на приемы — это был сентиментальный человек. Он был прекрасным заведующим отделом писем ЦК (этим отделом Черненко руководил в сентябре 1964 — феврале 1965-го. — Л.Ч.). Черненко часто выкладывал пачку писем, которые, на его взгляд, надо было передать в газеты, читал их вслух, очень эмоционально реагировал на их содержание».

По воспоминаниям академика ТС. Хачатурова, руково­дителя Отделения экономики АН СССР, главного редактора журнала «Вопросы экономики» в 1970—1980-х гг., «редкие мои встречи с Черненко показали, что это мягкий, но принци­пиальный человек. Он проявлял феноменальную память, знал многие экономические, социальные, политические вопросы. По информационной «насыщенности» немногие могли срав­ниться с Черненко в тогдашнем советском руководстве».

После кончины Ю.В. Андропова 73-летний К.У Черненко стал новым руководителем партии и государства (с 13 фев­раля 1984 г. по 9 марта 1985 г.). Конечно, у него едва остава­лись силы, чтобы руководить. Но тем не менее…

Кстати, у Черненко с Андроповым, согласно многим до­кументам и свидетельствам, были весьма сложные взаимо­отношения.

Черненко решался иногда критиковать Андропова за не­последовательность и, например, за то, что западные корре­спонденты и даже дипломаты почему-то без особых проблем могут встречаться и беседовать с прозападными антисовет­скими диссидентами, последним это, по мнению Черненко, создавало «рекламу». Бывало, Черненко упрекал Андропова и за «однобокость» в борьбе с диссидентами: «прозападных» КГБ почему-то менее жёстко преследует, чем сталинистов или русофилов…

Косвенно подтверждает такую позицию Черненко его вдо­ва, А.Д. Черненко: «Конечно, Андропов был очень умным че­ловеком и руководителем высокого класса. Константин Усти-нович относился к нему уважительно, но Андропов к Чернен­ко — настороженно, и даже с какой-то опаской. Супруг очеггь любил Есенина, Некрасова, знал многие их произведения наизусть, часто их декламировал. Любил также Твардовского, перечитывал и Куприна, Мамина-Сибиряка, Шишкова. И, ко­нечно, боготворил Пушкина и Лермонтова».

Такие воззрения Черненко стали, похоже, философской основой его планов.

Еще в июне 1983 г. — в середине периода руководства Ю.В. Андропова — на пленуме ЦК КПСС Черненко выступил с докладом «Актуальные вопросы идеологической и массово-политической работы партии». В нём Константин Устинович отмстил всё больший формализм идеологической работы, её всё более слабые связи с реальной ситуацией, недостаточный уровень подготовки партийно-идеологических и управленче­ских кадров. Эти изъяны Черненко адресовал и комсомоль­ским, профсоюзным структурам.

Это выступление стало, похоже, своего рода вызовом «ли­беральному эстетству Андропова» (Ив Монтан), фактически обозначив разногласия между Черненко и тощашним руково­дителем СССР—КПСС.

Именно при Черненко наметилось существенное улучше­ние советско-китайских отношений.

Так, в профильном советском журнале «Проблемы Дальнего Востока», да и в других советских СМИ прекратилась критика Китая и его компартии, появились подробные материалы о сути и ходе китайских экономических реформ. А также, подчер­кнём, о позиции Китая в связи с его политико-идеологическим разрывом с СССР и КПСС во второй половине 1950-х. Причем давалось понять, что опыт китайских экономических реформ надо изучать и в СССР. А в магазине книг соцстран — «Друж­ба» (на ул. Горького, ныне Тверской в Москве) существенно расширился китайский, северокорейский, румынский, югос­лавский ассортимент.

Советским профсоюзам с осени 1984-го было разрешено оспаривать в высших партийно-государственных инстанциях те решения руководителей предприятий, партийных и хозяй­ственных структур, которые фактически нарушали трудовое законодательство, тормозили развитие экономической ини­циативы, производительность труда, социальное обеспечение трудящихся. А 1 сентября стал в СССР официальным Днём Знаний.

Кроме того, при Черненко было почти завершено следствие по делу об экономических преступлениях многолетнего гла­вы МВД СССР Н.А. Щёлокова. Дело в отношении хищений экс-директора Елисеевского магазина Соколова завершилось приговором обвиняемого к расстрелу и быстрым приведени­ем этого приговора в исполнение. Правда, некоторые экспер­ты полагают, что эти события позволили избежать куца более опасного продолжения тех расследований в отношении дочери Брежнева Галины…

Черненко инициировал также больший уровень коопе­рации в рамках СЭВа и, в частности, прекращение начатой в брежневский период обструкции «чаушесковской» Ру­мынии в рамках трубопроводных, интеграционных проек­тов и приоритетов в сфере кредитования. Этим вопросам было посвящено совещание глав государств и правительств стран — членов СЭВ в Москве в июне 1984 г. Его главные решения: обеспечение более достоверной и «дееспособной» координации интеграционных планов с обязательным учё­том национально-экономической специфики; пролонгация технологических и общеэкономических связей между от­раслями и предприятиями стран-членов СЭВ на 15—20 лет; составление и реализация перспективных межотраслевых балансов в рамках СЭВа. Черненко настоял и на том, чтобы сотрудничество СССР с другими странами-членами СЭВ не было «подвязано» к позиции этих стран в отношении дей­ствий СССР в Афганистане, советско-китайских и советско-албанских отношений (подробнее см., напр.: «Вопросы эко­номики» 1984. № 8).

Важным содержанием «перестройки по Черненко» стали комплексные мероприятия по исправлению хрущевских дей­ствий в отношении Сталина и, косвенно,—в отношении Китая и Албании. И дело здесь не только в том, что русскоязычные радиопередачи КНР прекратили глушить, а Албании — стали подвергать менее мощному тушению («заглушали» Пекин с Тираной в СССР с 1962 г.).

По инициативе К.У. Черненко в КПСС в 1984-м были вос­становлены исключенные из из партии при Хрущеве В.М. Мо­лотов, Л.М. Каганович и Г.М. Маленков. Причем новый партби­лет Молотову вручал сам Черненко. По свидетельству очевид­цев, да и судя по стенограмме их краткой беседы, престарелый Молотов, получив этот документ, спросил генсека ЦК: «А за что меня исключили из партии?».

Черненко виновато ответил: «Я Вас, Вячеслав Михайлович, не исключал». Молотов быстро отчеканил: «Это — не ответ для руководителя партии».

Пожал Черненко руку и столь же быстро вышел из его ка­бинета. Видимо, Молотов рассчитывал на прямое «антихру­щёвское» заявление Черненко, а тот не решился на открытое разглашение своих планов…

По имеющимся данным, к 9 мая 1985 г. готовилось возвра­щение Волгограду названия — Сталинград: первичные доку­менты по этому вопросу были подписаны Черненко. Вдобавок, уже в четвертый раз готовилось постановление ЦК КПСС «Об исправлении субъективного подхода и перегибов, имевших ме­сто во второй половине 1950-х — начале 1960-х гг. при оценке деятельности И.В. Сталина и его ближайших соратников». По­становление намечалось опубликовать в канун 40-летия Дня Победы и на должном уровне отразить в докладе Черненко по случаю этой даты, но он умер в начале марта 1985-го…

Отметим и то, что в СССР в «черненковский» период была приглашена и проживала до осени 1986-го Светлана Аллилуе­ва. По некоторым данным, весной 1984-го она получила крат­кое письмо от Черненко, в котором он отметил, что «в связи с предстоящим восстановлением справедливости в отноше­нии памяти и наследия И.В. Сталина, Вы, его дочь, должны быть в этот момент на его и своей родине, на мой взгляд…». По прибытии в начале ноября в СССР С. Аллилуева на пресс-конференции утверждала, к примеру, что она «на Западе ни одного дня не была свободной», и все её негативные высказы­вания и публикации в отношении И.В. Сталина «делались под давлением и по принуждению транснациональных сил и эмис­саров иностранных спецслужб» (см., напр.: http: //www.hrono. Мо/Ью§гаСЪю_а/аШ1_8Уе1.Ь1т1).

Однако Черненко не решился вернуть в высшее руководство СССР и КПСС А.Н. Шелепина, одного из самых активных сто­ронников «реабилитации» Сталина и автора проектов соответ­ствующих постановлений ЦК в 1966 и 1969 гг.

Видимо, не только Черненко опасался куца большей извест­ности и популярности Шелепина (в том числе в Китае), кото­рый, вдобавок, был моложе Черненко и мог быстро выйти на первые роли.

В 1984 г. по поручению К.У. Черненко проводилась работа по подготовке комплексной программы экономических реформ, подчеркнём, с акцентами на экономические дискуссии послед­него сталинского пятилетия и на подытоживающую те дискус­сии книгу Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.). Подтверждением тому являются, например, публикации ученых-экономистов в журнале «Экономические науки» во втором полугодии 1984 г. Причем в № 11 того журна­ла впрямую было сказано о научно-практической значимости экономических дискуссий конца 1940-х — начала 1950-х гг. и упомянутой работы Сталина — впервые после 30-летнего заб­вения той книги.

В рамках такой линии в журнале ЦК КПСС «Экономиче­ские науки» в 1984 г. была проведена дискуссия — наподобие тех, что проводились в конце 1940-х — начале 1950-х по ини­циативе Сталина и под руководством Шепилова и Косыгина: о роли хозяйственного расчёта при социализме, о новом учебни­ке политической экономии, об экономических проблемах со­циализма и о новом международном экономическом порядке (1948—1953 гг.).

В рамках журналов «Вопросы экономики» и «Экономиче­ские науки»—почти сразу после кончины Ю.В. Андропова— был объявлен конкурс на создание к 1985 г. нового учебника политической экономии, в котором, в частности, нашли бы от­ражение упомянутые тенденции. Но представленные проекты учебника продемонстрировали, что называется, разброд и ша­тания в научной-экономической и партийно-идеологаческой сферах, как и в государственном управлении экономикой. По­этому было решено дорабатывать лишь три из почти 10 пред­ставленных проектов того учебника (см.: «Вопросы экономи­ки», 1984. № 8). Но такое начинание вскоре перечеркнула «гор­бачевская перестройка», и учебник тот, естественно, так и не создали.

Эти и другие намерения и мероприятия в период руковод­ства страной и партией Черненко были прерваны уже в послед­ние две недели жизни Константина Устиновича. Затем о нём «официально забыли», а с 1986-го стали официально и неофи­циально причислять к «соавторам застоя» и «адептам стали­низма».

Что случилось потом — известно. И небезынтересно в этой связи мнение экономиста и историка Владимира Писарева: «В 1985—1991 гг. всё делалось для того, чтобы положение в экономике усугублялось, поэтому возникли мощные центро­бежные силы, которые привели к распаду СССР. Все «рефор­мы» тех лет были нацелены на ухудшение положения, потому развалились экономика СССР и он сам. Произошло это не из-за преобладания госсобственности на средства производства и не из-за централизованного управления экономикой как таковых, как пытались внушать, а из-за абсурдной экономической тео­рии, дезинформации и нелепых планов экономического и со­циального развития СССР. Ухудшение ситуации было исполь­зовано для обоснования необходимости «обвальной» привати­зации и перехода к дикому рынку с его «либерализацией» цен, разнузданным мошенничеством на биржах и обезьянничаньем с рекламой всего этого безобразия. Прокуратуре России… нуж­но было бы возбудить уголовное дело по факту разорения по­тенциально богатейшей страны мира. По ходу же этого дела, как, например, объяснить безразличие не только ведущих эко­номистов к тому факту, что после выхода СССР в мировые лидеры но потреблению электроэнергии в промышленности (1984 г.) этот показатель вообще исчез из советских статисти­ческих ежегодников?..» (подробнее см.: Писарев В. Маркс, Ле­пил, Сталин… Горбачев и крах СССР. М., 1993).

В честь Черненко были названы город Шарыпово на юге Красноярского края, ще он родился и провёл детские годы, и бывшая Красноярская улица в московском районе Гольяново. В 1988 городу вернули прежнее название, а ту улицу переиме­новали в Хабаровскую.

Словом, планы и деятельность КУ. Черненко—это искрен­няя, последняя и, увы, тщетная попытка предотвратить разру­шение советского государства. Будучи очень больным челове­ком, он не мог должно контролировать осуществление того, что наметил. Впрочем, и сам характер партийно-государственного управления того времени фактически был на грани «саморазва­ла», ибо высшими государственными и особенно партигашми структурами фактически управляли отраслевые, «фамильные» и/или национальные кланы, отнюдь не заинтересованные в восстановлении дееспособности СССР и в комплексном оздо­ровлении партии.