Особенности становления Российского государства

Аналитики, изучающие современную политическую историю России, несомненно, могут прийти к выводу о том, что его формирование происходило еще в «чреве» Союзного государства. Согласно Конституции СССР, все союзные, и даже автономные республики — это были «государства». В самом деле, они обладали всеми атрибутами: конститу­циями, парламентами, правительствами, судами, уголовны­ми и гражданскими кодексами (союзные республики); в до­полнение — Украинская и Белорусская ССР входили даже в ООН. Но все они были, разумеется, квазигосударствами, они находились в мощных тисках союзной бюрократии — партийной, административной, экономической.

Все союзные республики с периода трагических авгу­стовских событий вынуждены были взять общую ориента­цию на полную независимость от Центра, поскольку он пе­рестал существовать еще до Беловежских событий (7—8 де­кабря 1991 г.). Раньше других на этот путь стала Российская Федерация, ведомая президентом Ельциным.

Однако процесс становления государства в его «класси­ческих» формах и завершенности — это длительный истори­ческий процесс, а провозглашение его «суверенности» дале­ко не означает, что появилось полноценное, дееспособное го­сударство. Примеров этого мы находим множество: так, в начале 60-х гг. десятки африканских стран стали «суверен­ными» и «свободными» от колониальных держав, но немно­гие из них стали подлинными государствами (раздираемые

войнами и вооруженными конфликтами, межплеменными противоречиями, с неразвитой системой правоохранитель­ных и судебных систем, отсутствием профессиональных кад­ров управления и т. д. и т.п.).

Недостаточно создание даже более или менее приемле­мых институтов государства — аппарата управления, армии, полиции, суда. Нужны еще некоторые «неписаные» правила в государстве и обществе, которым придавали принципиаль­ное значение еще античные философы — Платон и Аристо­тель, в частности, обычаи и традиции, являющиеся также не­преложной сутью государства. О том же пишут Ж.-Ж. Мон­тескье в «Духе законов», Гегель в «Философии права» спустя более тысячелетия после античных философов. Они, эти древние философы-провидцы, не менее важное значение при­давали при этом и нравственной природе государства (пра­вителя), идее справедливости, заложенной в государстве, ко­торая непременно должна быть встроена в деятельность го­сударства, его законы, системы правления верховной власти. Видимо, это не может быть случайностью. Но в полной мере она (справедливость), по мнению Аристотеля, может быть осуществлена лишь в том случае, если не просто будут скла­дываться традиции «соблюдать закон», а лишь тогда, когда правители, в силу внутренних своих убеждений, будут пола­гать для себя справедливость высшим законом.

Таким образом, на пути формирования полноценного, «классического» государства имеются серьезные ограниче­ния. Их суть в современных условиях заключается в том, чтобы понять длительность эволюции и постепенно, шаг за шагом, устанавливать такой общественно-государственный порядок, при котором гражданин реально чувствовал бы, что его государство существует для него, что он влияет на фор­мирование управляющей системы, призванной служить ему, человеку, а не наоборот, когда, как это происходит — все­сильное государство, наподобие Левиафана, возвышается над ним, ничтожным маленьким человечком, слабым и бес­сильным. Традиции и обычаи государства неверно сводить также к неким полузабытым дворцовым ритуалам, со свер­кающими гвардейскими или мушкетерскими мундирами, как болванчики, вышагивающими перед важными господа­ми. Очевидно, это призвано, возможно, на подсознательном уровне, вызвать у толпы ощущение «новой сакральности» правителя, включая попытки реанимации торжественных ритуалов — к примеру, вышагивающих «преображенцев» и т.д. Возможно, они порождены смутными страхами, попыт­кой возмещения затаенного в тайниках души, едва ли полно­стью осознаваемого, но реально существующего комплекса неполноценности; достаточно заметно это проявлялось в пси­хологии Ельцина (ранее я упоминал).

Процессу формирования Российского государства была свойственна целая группа специфических особенностей; при­ведем некоторые (основные) из них.

Первая особенность. Наиболее отчетливой, выдающейся особенностью Российской (буржуазной) Республики было то, что ее формирование началось в зародыше советской социа­листической России, находящейся в составе СССР. Горба­чевская демократическая революция позволила свершиться мирному переходу Власти в РСФСР к несоциалистическому парламенту во главе с Ельциным в мае 1990 г. То обстоятель­ство, что многие члены Верховного Совета были формально членами КПСС, не меняет дела — они получили свои депу­татские мандаты как раз в жесткой борьбе с партийной бю­рократией КПСС. Поэтому не случайно фактическое объяв­ление войны этому парламенту союзной партийной властью. Далее, правительство, сформированное парламентом Рос­сии, — по представлению Ельцина — было также не партий­ным. Все законодательство, принятое нашим Верховным Советом со дня своего прихода к власти, было однозначно направлено на формирование буржуазной демократической республики, в которую трансформировалась советская со­циалистическая Россия путем конституционных изменений.

Вторая особенность. Августовская революция мощно подтолкнула этот трансформационный процесс — Верхов­ный Совет в период с августа по декабрь 1991 г., еще до офи­циально признанной даты прекращения существования СССР, действовал как суверенный парламент, не стесняе­мый союзным законодательством. В этот период нами уже были подготовлены, например, законы, обеспечившие введе­ние в Конституцию принципа разделения властей по дена­ционализации государственного сектора экономики, пакет законов «о банках и банковской деятельности», «о рознич­ной торговле», «об отмене государственной монополии на внешнюю торговлю», «о деятельности иностранных компа­ний в Российской Федерации», также целый блок законо­проектов, регулирующих функции Армии, МВД, спецслужб, Прокуратуры, а также судебной деятельности, в том числе введение суда присяжных и мировых судей, а также системы арбитражных судов и многие другие.

Третья особенность заключается в том, что процесс ста­новления новой суверенной российской буржуазной демо­кратической республики развивался в условиях нарастаю­щих противоречий между законодателем, с одной стороны, и нрезидентско-правительственной исполнительной властью — с другой. Неожиданно для меня ельцинисты в этой полити­ческой борьбе (в целом вполне соответствующей той обста­новке и не являющейся чем-то необычным для зрелых демо­кратий, когда в конце концов находятся нужные компромис­сы) стали использовать самые подлые по своему коварству методы и средства, какие не использовались даже партийной бюрократией.

Примечание. При эгом важно отмет и гь, что споры и дискуссии со стороны парламента велись не с позиций «коммунизм — ка­питализм», а в плане профессионального подхода к начатым Михаилом Горбачевым экономическим и политическим ре­формам, И поэтому любое обвинение Верховного Совета в стремлении сохранить «коммунизм» были отвратительной ло­жью, и, более того, эти обвинения со стороны Ельцина носили нечестный, непорядочный характер, учитывая, что именно этот наш парламент неизменно защищал Ельцина в его борьбе с Горбачевым, а в августе 1991 г. — единственный из всех 15 пар­ламентов союзных республик бросил перчатку в лицо ГКЧП. Этим самым спас (уже в который раз!), во всяком случае — от политической смерти, Ельцина.

Четвертая особенность. Она вторгается в сферу проблем прежде всего нравственного плана. Ельцин и его правящая страта показали, что в борьбе за власть, когда внешней фор­мой выдвигаются лозунги «прогрессивного реформаторст­ва», могут быть использованы самые чудовищные и отврати­тельные средства и методы борьбы с более сильным полити­ческим противником, имеющим мощную социальную опору.

А цинизм превращается в тактику этих, по сути, контрре­форматорских сил, ставящих осуществление задачи мгно­венного формирования узкой прослойки сверхбогатой ком­прадорской буржуазии, камуфлируя эту задачу стремлением создать некую квазирыночную экономику. Общую полити­ческую ситуацию усугубляла полная неспособность Ельци­на быть лидером современного государства. (Он мог быть адекватным лишь на вторых-третьих ролях.) Это проявля­лось, в частности, в следующем:

• Неумение Ельцина работать в условиях политического плюрализма и концепции разделения властей, когда парла­мент обладает значительными полномочиями, включая кон­трольные функции над деятельностью высшей исполнитель­ной власти. За десятилетия работы в профессиональных пар­тийных комитетах, причем на руководящих должностях, Ель­цин привык не просто к игнорированию Закона, а к полному пренебрежению им. Для него Закон — это указание, и даже настроение «начальства». Эти традиционные свойства парт-чиновника особенно рельефно стали выделяться в действи­ях Ельцина немедленно после разгрома нами ГКЧП — он чуть ли не открыто стал претендовать на то, что именно его слово — это и есть Закон. Но стиль поведения сформирован­ного Ельциным правительства, чиновников его администра­ции полностью соответствовал его притязаниям на мелкого диктатора-самодура; они, боясь его, бесконечно пресмыка­лись перед ним, создавая иллюзию его некоего величия.

• Обнаружившаяся неспособность Ельцина подбирать умных и толковых людей для сложнейших реформаторских процессов. Не будучи способным к такой деятельности, пра­вительство использовало привлечение целой армии ино­странных специалистов-консультантов, совершенно не пред­ставляющих себе российские реалии. Отсюда — их ущербные рекомендации. Действия по выполнению этих принципи­ально непригодных средств по реформированию экономики буквально привели в рекордно короткое время все народное хозяйство в полный коллапс, с соответствующими произ­водственными, финансовыми и социальными эффектами.

• Как опытный партаппаратчик, Ельцин начал искать ви­новных в своих провалах — он очень боялся гнева народа и потери власти, которую, кстати, получил не благодаря своим способностям и уму. В истории бывают разные обстоятель­ства, и даже — стечение самых разных обстоятельств, когда глупый, но хитрый и пронырливый становится правителем, а умный оказывается на гильотине или в Лефортово. И тако­вых (виновных) нашли в Верховном Совете. Вот и вся хит­рость. Далее — пропаганда, ложь, клевета — в тотальных мас­штабах.