Осенью 1957 года в губе Черной взорвали вторую атомную бомбу. От эпицентра мы были снова далеко шли часов десять, а у «Эмбы» ход 10-12 узлов, вот и считай. Вспышки не видел, хотя ударная волна до нас все же дошла, но снова не сильная, вроде как порыв ветра. На второй день после этого «Эмба» зашла в Черную губу, стала на рейд, чтобы «науку» на берег высадить Честно говоря, что там было, в этой Черной, я не рассматривал, и как там корабли раскидало, меня мало интересовало. Ну, накренился один, другой оказался ближе к берегу. Для нас, молодых, это вроде картинок и не более.
После, правда, много взрывов было, но мы или далеко в море уходили, или же в заливах за сопками прятались. Поэтому особых впечатлений у меня и не осталось. Разве что один случай я запомнил очень хорошо.
Это, как говорили, был воздушный ядерный взрыв. Погода в тот день выдалась очень хорошая — небо ясное, море спокойное. Видел, как летели два «носителя», так у нас самолеты именовали. Один повыше, другой — ниже, за ними реверсивные шлейфы тянулись. Мы, связисты с управленцами в одной радиорубке, и по докладам слышим: «Изделие сброшено». Тут же самолеты на форсаже стали от места сброса уходить.
Вспышка была очень яркой, ядро — ярче солнца, мы на него через защитные, темные стекла смотрели. Что сказать? Очень красиво! И ударная волна через нас прошла такая, что «Эмбу» покачала. Позже от взрыва образовался высоченный «гриб». Ветра в ту пору почти не было, если был, то слабый, и «гриб» долго еще стоял, прежде чем его снесло.
Страшно ли было? Нам, пацанам, не страшно: ничего мы об атомной бомбе не знали, никакой информации нам не давали в том смысле, что никто не рассказывал — вредно или не вредно. О том, что такое радиация, я узнал уже после службы, когда поступил на завод и работал два года дозиметристом. Какое излучение бывает, чем и когда оно опасно, как от него уберечься — это же целая наука! На службе мы ничего этого не знали — вроде и ни к чему было.
Мой знакомый, Гриша Космачев, сейчас он уже умер, служил офицером на КВН корабле воздушного наблюдения, и тоже плавал у Новой Земли. Вот он мне рассказывал, как однажды у них все приборы вдруг разом зазвенели. Он тогда сыграл боевую тревогу по кораблю — чтобы двери, люки, иллюминаторы задраить. Видно, они попали под радиоактивное облако, а счетчики его засекли, или, может, на них осадки радиоактивные выпали. У нас на «Эмбе» ничего такого не случалось.
На службу свою мне жаловаться грех. Хотел моряком служить — вот и служил. С командирами мне повезло, и на других офицеров я обид не держу. И кормили нас отменно. Но главное — мне тогда, деревенскому пареньку, было интересно, и я много чего повидал. Вы, не смейтесь, но если бы не возраст, я бы и сейчас пошел служить.
В Северодвинске нас, моряков с «Эмбы», из тех, кто после демобилизации в городе остался, было человек восемь. Они в основном, как и я с Валей Крючеком, работали на заводе — кто в цехе 8, кто в 9-м, еще один работал на «ЭРе». Иногда мы виделись. А сейчас кто умер, кто разъехался. Остались мы вдвоем с Валентином.
Валентину Леонидовичу Крючеку уроженцу
Донбасса, выпало служить на штабном судне «Эмба». В мужском роду его с профессиями так сложилось — сначала были машинисты, потом появились моряки. А первым моряком стал дядька — Терещенко Иван Федорович. Призвали его во флот еще до войны. После Кировской учебки подплава служил он на североморской лодке Щ-403, на ней и погиб 17 октября 1943-го. Старшина Крючек в конце 50-х ходил на «Эмбе» там, где «щука» на минах подорвалась и канула в безвестность на десятки лет. Но чаще всего штабное судно брало курс на Север — к Новой Земле. Он вспоминает:
— В Кронштадтской учебке я получил специальность корабельного электрика и направление — на штабное судно Балтийского флота «Эмба». Стояло оно на СРЗ в Таллине, и ставили на него комплекс «Мрамор». Ушли мы очень неожиданно — июльским днем сыграли тревогу и отдали швартовы. Только когда проходили Датскими проливами, смекнули: идти нам на Север, а так и не знали, куда и зачем.
В Баренцевом море нас догнал крейсер, американец. Что нужно балтийскому штабному судну на Севере — зто же все скрывали, крейсер приказал остановиться и поднять флаг, «обозначить свою принадлежность!» Наша «Эмба» даже оборотов не сбавила, хотя американец и пристроился рядом. А через два часа появились два звена наших «МиГов», и он отвернул.
Пришли в бухту Черную на Новой Земле, послали меня работать на опытовые корабли людей там, видно, не хватало Снимали броневые листы с надстроек, чтобы уменьшить парусность — так нам объясняли. А жили мы на берегу, в одной из палаток экипажа «Гремящего», всего человек сорок. Как закончили все, полигонную обслугу и нас отвезли на плавбазу «Неман». Здесь я познакомился с Михаилом Яковлевичем Земчихиным.