Память

Известна мрачная роль органов безопасности в исто­рии Союза ССР, начиная уже с первых месяцев после Ок­тября 1917 года, когда Феликс Дзержинский создал знаме­нитую «Чрезвычайную комиссию», ЧК. С того периода зва­ние «чекист» прочно вошло в жизнь общества. И вплоть до нынешних, августовских событий, офицеры КГБ и даже МВД с гордостью называли себя «чекистами». «Чекисты» остави­ли отвратительный след не только в памяти миллионов от­дельных людей, но и в истории целых народов. Эти самые «чекисты» и их главари осуществляли массовые репрессии в Чечне, начиная уже с конца 20-х гг., ликвидируя организато­ров борьбы народа с вторжением на Северный Кавказ армий Деникина. Особенно жестокий характер они приобрели в период коллективизации, когда целые семейства отправля­лись в Сибирь. Тотальная депортация чеченского и ингуш­ского народов готовилась чекистами начиная с 1942 г. — и это несмотря на то, что 50 тысяч чеченцев и ингушей отваж­но сражались на фронтах Великой войны, действовала доб­ровольческая дивизия, сформированная исключительно из чеченцев и ингушей. И ни один сантиметр территории Чече­но-Ингушетии не был захвачен неприятелем. Тем не менее чекисты составили, при участии местных партийных орга­нов, подлую клеветническую картину, в соответствии с кото­рой якобы «чеченцы и ингуши… оказывали содействие нем­цам, сотрудничали с ними». Но как и кто «сотрудничал»? Об этом говорится очень витиевато и неопределенно — дока­зательной базы не существует.

И вот 23 февраля 1944 г., в лютый мороз, весь народ за­гоняется в «столыпинские вагоны» (товарняк) и вывозится в Сибирь, на север Казахстана, Среднюю Азию. Погибает 60% населения. Несогласных, скрывающихся в горах — рас­стреливают и сжигают в горных аулах, как это произошло в селении Хайбах Шатойского района, под командованием чекиста Гвишиани (он был переведен сюда из Магадана). Всей этой «доблестной операцией» руководили Меркулов и Серов (назвав эту операцию «Чечевица»), подручные Берии. Видимо, к этим временам хотел вернуть страну Крючков…

…Генералы от промышленности — их роль недостаточно выявлена, да и некому было это делать. Я обратил внимание на одну любопытную «деталь»: в период заседания прави­тельства, которое вел Павлов, когда он требовал повинове­ния ГКЧП, все министры от военно-промышленного ком­плекса (10 человек) молчали. Оказалось, что с ними Павлов провел отдельное совещание — они все активно поддержали заговор. В свою очередь, эти министры интенсивно вели пе­реговоры со многими генеральными директорами ВПК. Лю­бопытно, что в течение первой половины августа А. Воль­ский несколько раз встречался с Павловым, проводил целый ряд совещаний с производителями вооружений. Хотя я не знаю, затрагивались ли на них вопросы, связанные с возмож­ной «кардинальной» сменой парадигмы развития. В общем, было ясно, что генералы военно-промышленного комплекса, в погонах и без таковых, если и не участвовали в заговоре, то активно сочувствовали путчистам, хотели укрепить свои по­шатнувшиеся позиции, мечтали обуздать демократию, полу­чать от «крепкой власти» новые заказы на производство до­рогостоящих вооружений: что им мир?

Бакланов и Тизяков, члены ГКЧП, не пешки, а высокие генералы оборонно-промышленного комплекса, тесно свя­занные с генералитетом КГБ и Армии. А ведь одна из глав­ных причин плачевного состояния экономики — гигантский военно-промышленный комплекс, тяжким грузом приги­бающий всю экономику страны, препятствующий модерни­зации. Выделяя на его форсированное развитие огромные финансовые ресурсы, правящие круги деформировали весь народно-хозяйственный комплекс, всю структуру экономи­ки. Так, в «накопления» по плану 12-й пятилетки должно было пойти не менее 40 % национального дохода — величи­на, немыслимая в нормально действующей экономике. В та­кой ситуации структура народного хозяйства оказывается глубоко деформированной, она не обеспечивает жизненные интересы народа. В промышленности, например, 75 % всей продукции приходилось на средства производства и только 25 % — на предметы потребления, тогда как нормой для за­падных экономик считается пропорция, близкая к обратной: две трети промышленной продукции — это предметы по­требления, одна треть — средства производства. При наме­ченном правительском приоритете машиностроения (ее во­енной инфраструктуры) произошло бы дальнейшее смеще­ние хозяйства в сторону производства средств производства. Иначе говоря, населению предлагалось еще раз потуже затя­нуть пояса в предвкушении жизненных благ в отдаленном будущем. Специфика ВПК в западных странах состоит в том, что часто происходящие прорывы в области высоких техно­логий военного производства быстро переходят в сферу гра­жданского производства. В СССР, в котором заводы ВПК имеют замкнутый характер, это редкие исключения. Отсю­да — быстрое отставание сравнительно небольшого граждан­ского комплекса машиностроения. Отсюда — развивающаяся тенденция отставания экономики СССР в целом от эконо­мики «великой триады» — США, ЕС и Японии. СССР быст­ро обгоняет Китай и «азиатских драконов», и даже латино­американских «пум».

Правительство Рыжкова правильно обосновало необхо­димость преодолеть отставание от развитых стран в науч­но-техническом прогрессе, материальным носителем кото­рого как раз и является машиностроение. Этот план был ос­новательно разработан в Академии наук СССР, крупных отраслевых институтах, согласован в Госплане. Но этот план оказался нереализуемым — ничего не было сделано для его осуществления. А в цифрах министры были слабы, но не только они; с цифрами оказалось «все в порядке». Однако реальные расчеты показывают: если взять все производи­мое в машиностроении за 100 %, то всего лишь 5—6 % пада­ет на потребительские товары (легковые машины, телевизо­ры, холодильники, бытовая техника, садовое оборудование и пр.), 32 % — на инвестиционные технику и технологию, остальные 62—63 % — это оружие, производимое по пря­мым военным заказам. Получается чудовищная цифра: до 80 % машиностроения занято выпуском оборонной продук­ции. Вот что погубило СССР, а не колебания нефтяных цен на мировых рынках, некие происки ЦРУ да саудовские шейхи, которых якобы «втянул в заговор против СССР» Рональд Рейган.

Отсюда становится понятным истинный смысл объяв­ленного в начале перестройки приоритета машиностроения: это был курс на реконструкцию военно-промышленного ком­плекса — план перевода его отраслей на производство граж­данских товаров. В этом смысле это был реальный план. Правительство его с треском провалило, а Горбачев этого да­же «не заметил». В результате того крупнейшего в истории советской экономики провала все народное хозяйство оказа­лось в зоне глубокого кризиса, а затем и распада. И вот в июле 1991 г., практически перед самым путчем, премьер Ва­лентин Павлов предложил — что вы думаете, он предложил? Нет, не развитие гражданских отраслей, а совсем другое. Он предложил программу «приоритетного развития тяже­лой промышленности». Очевидно, во имя торжества «ста­линского экономического закона приоритетного развития производства средств производства, по сравнению с произ­водством предметов потребления». Этого тоже Горбачев «не заметил». Ну а где были его испытанные соратники — Яковлев, Медведев, группа цветных экономистов в Верхов­ном Совете СССР? Почему они не забили тревогу? Они то­же этого «не заметили»? ВПК и Госплан Союза разработали Государственную программу конверсии оборонной промыш­ленности до 1995 г. Рассмотрим, что это за конверсия по-павловски.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: