Первая ночь путча

…Все «наши силы» брошены на укрепление «пози­ций»: милиция, бойцы ОМОН, сотрудники «Алекса», аф­ганцы, депутаты-военные — все они укрепляют позиции внутри и вне Белого дома. Формируются отряды самооборо­ны, численность защитников колеблется от 20 до 40 тыс. че­ловек — они то собираются, то расходятся. Поздно вечером путчистами объявлен комендантский час. Получаем сообще­ние о том, что они готовятся к штурму. Пошел дождь, на ули­це холодно. …Решил выйти на улицу, ходил в толпе, слушал людей — настроения невеселые. Продрог.

О часов 6 минут. Слышны первые автоматные очереди со стороны американского посольства. По внутреннему радио Белого дома сообщают, что с разных сторон к Парламент­скому дворцу подходят танки и БТРы. Слышен непрерыв­ный рев могучих танковых двигателей, машины медленно маневрируют. Автоматные очереди трассирующими пулями со стороны Белого дома над танками. В нашем здании гасит­ся свет. Фотокорреспондентам запрещено пользоваться вспышками.

О часов 21 минута. Поступает информация: по Москве-реке движется баржа с военными и какими-то крупногаба­ритными баллонами — возможна газовая атака или дымовая завеса — об этом оповещает наша радиослужба. Людям при­казывают срочно смачивать носовые платки и марлевые по­вязки. Конечно, все это наивно. Вдруг новое сообщение — радио «Свобода», со ссылкой на Лукьянова, заявляет о при­частности Горбачева к заговору. Эту «новость» оживленно обсуждают защитники Белого дома.

0 часов 30 минут. В районе Садового кольца колонна БТРов, прорвавшая слабую баррикаду, входит в тоннель под Калининским проспектом. Упирается в баррикаду из трол­лейбусов. Головной БТР открыл огонь из пулеметов — стре­ляют вертикально вверх трассирующими пулями.

Далее развертывается драматическая ситуация — боль­шая толпа людей наступает на бронемашины, вдруг один па­рень прыгает на броню. Он пытается проникнуть в откры­тый люк — и медленно сползает с брони на землю — его за­стрелили в упор. Еще один юноша пытается снять товарища, но машина дает задний ход, и он попадает под гусеницы. Толпа взревела от ярости и негодования. Летят бутылки с за­жигательной смесью. Машина вспыхивает, как стог сена. Экипаж разбегается. Еще два БТРа, вырвавшись из тоннеля, пытаются прорвать баррикаду. В них также летят бутылки с бензином. Один начинает вертеться на месте, и под его гусе­ницами гибнет третий юноша. На асфальте — куски челове­ческого тела, кровь. Из БТРов вылезают военные, некоторые из них в ужасе, они в шоке. Но их не избивают.

1 час 30 минут. Получена информация о том, что Канте­мировская и Таманская дивизии отводятся из Москвы как неблагонадежные. В городе остаются только части КГБ и спецназа. Вскоре новое сообщение — никакие части никуда не выводятся, все они прочно занимают прежние позиции, маневрируя.

2 часа 45 минут. Буксиры пригнали три старые баржи, ко­торыми перегородили Москву-реку напротив здания Вер­ховного Совета РСФСР. Это заместитель Силаева Михаил Малей попросил речников помочь защитникам Конститу­ции — на тот случай, если военные используют военные ка­тера. Такой план у них был.

3 часа 05 минут. Передают, что на сороковом километре Минского шоссе замечено передвижение частей Витебской ВДВ КГБ — по направлению к Москве.

4 часа 15 минут. ГАИ сообщила, что они остановились около мотеля «Можайский» (Минское шоссе).

4 часа 30 минут. Стало известно, что ГКЧП во главе с Янаевым заседает в гостинице «Октябрьская». Как мне со­общили, это было связано с тем, что на одном из совещаний в Кремле Янаев «пожаловался», что все их разговоры в крем­левских кабинетах становятся известными Белому дому! Это, не таясь, громко сказала одна кремлевская буфетчица в присутствии тамошних чиновников. Последние дружно за­смеялись.

…Конечно, вся ночь была предельно беспокойной, ко мне непрерывно заходили депутаты, должностные лица прави­тельства и парламента, военные, журналисты — советские и иностранные. Все хотели получить четкие указания, советы, информацию или давали советы и информацию. Из Хель­синки позвонил академик Георгий Арбатов, рассказал о сво­ей деятельности по разъяснению событий в Москве и пози­ции российского руководства в политических кругах Скан­динавии. Я уполномочил его в качестве своего советника и рекомендовал выехать в Париж или Лондон.Утром он зво­нил уже из Лондона, сообщил, что его немедленно принял советник Мейджора, выяснил, «кто такой Хасбулатов», про­сил передать, что британское правительство поддерживает президента Горбачева, Российский парламент и действия Ельцина и Российского парламента.

Между тем по внутреннему радио парламента непрерыв­но сообщалось о передвижении войск в Москве. Если я не ошибаюсь, где-то перед рассветом позвонил Ландсбергис и сообщил о том, что Янаев приказал оккупировать Прибалти­ку. Я напоминал Ландсбергису о визите Ельцина в Таллинн в январе, подтвердил нашу позицию в отношении балтий­ских стран, кратко обрисовал ситуацию. Он не проявил ин­тереса к «нашему делу». Возможно, было молчаливое неглас­ное соглашение между Прибалтикой и ГКЧП: «не вмеши­ваться». Как позже оказалось, Гамсархудиа тоже поддержал ГКЧП — при том условии, что Грузии «дадут самостоятель­ность».

Большой моральной поддержкой для нас были телефон­ные звонки лидеров целой группы стран. Первыми, кто мне звонил, были главы парламентов Турции, Египта, Греции, Норвегии, а затем — уже во второй половине 19-го — позво­нили премьер-министры Венгрии, Болгарии, Югославии, за­тем венгерский и болгарский президенты, президенты Ар­гентины, Италии и многие другие. Они сочувствовали, рас­спрашивали о судьбе Горбачева, выражали поддержку нашей позиции. Европейцы пока «молчали», если не иметь в виду сообщение академика Арбатова из Хельсинки.

Хотел бы упомянуть из истории этого первого дня один любопытный эпизод. Как оказалось, в 18 часов 19 августа премьер Павлов проводил расширенное заседание Кабинета министров, в котором участвовало около 100 министров и иных руководителей различных союзных ведомств.

Обсуждался один вопрос — необходимость всеми мини­страми и их многочисленным аппаратом полной поддержки путчистов. Именно на этом настаивал Павлов. Почти все вы­ступили «за», лишь двое — министр Воронцов и министр Гу­бенко — выступили «против», хотя и в косвенной форме. Но вопрос в том, что даже эти двое, выступившие «против», не сообщили нам о позиции союзного правительства во главе с Павловым. Почему?

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: