Премьер Павлов и его инсинуации о грядущем голоде в СССР

Премьер Валентин Сергеевич Павлов возглавил Пра­вительство СССР в начале 1991 г. (после отправления в от­ставку Николая Рыжкова) — ранее он занимал должность министра финансов. Будучи финансовым министром, Пав­лов фактически развалил всю финансовую систему страны и, как это часто происходило в СССР, сделал большой ска­чок в своей карьере. Трудно сказать, какими мотивами руко­водствовался Горбачев, выдвигая эту довольно посредствен­ную личность на такую сверхответственную работу. Видимо, теми же соображениями, что и Ельцин (и Горбачев, и Ель­цин, при всей их непохожести, — продукт воспитания одной системы — всемогущей «кадровой» политики КПСС). При этом Горбачев, несомненно, руководствовался и опытом сво­их отношений с Рыжковым — при всей покладистости, Рыж­ков стремился быть самостоятельной фигурой. Павлов ни­когда не мог быть фигурой самостоятельной — он был для этого слишком слаб и безволен. А вот склочником и интри­ганом был незаурядным. Поэтому он раньше других стал со­общником Крючкова (он это, разумеется, категорически от­рицал в ходе следствия и позже). Уже вскоре после того как он стал премьером, Павлов на заседании Верховного Совета потребовал чрезвычайных полномочий для своего прави­тельства. И необычайно разозлил Горбачева. После подписа­ния нового Союзного договора Горбачев его планировал сме­стить. Вот еще один мотив для Павлова принять активное участие в заговоре против президента.

Не умея использовать и привести в активное движение существующий мощный механизм исполнительной власти в целях решения социально-экономических проблем, Павлов увлекся идеей ужесточения административно-бюрократиче­ской системы, с репрессивными элементами. В этом он ус­матривал единственную возможность стабилизации обста­новки в стране. Поэтому он раньше других стал на позиции Крючкова, найдя с ним общий язык. Не случайно 17 августа, на совещании у Крючкова, Павлов, услышав о «списке» в сотню человек, которых необходимо «изолировать при вве­дении в действие режима ЧП», закричал, что «надо тысячу». Павлов, кстати, недовольный вначале «вялым» характером совещания, тогда же проговорился: «Четвертый раз собира­емся, а результатов нет». Ясно, что Крючков, Павлов, Язов, Бакланов и Шенин ранее неоднократно встречались и обсу­ждали «ситуацию». Павлов сообщил также, что дал «бума­гу» президенту относительно Союзного договора, в котором он якобы выразил свое несогласие с этим проектом.

На указанном совещании премьер сообщил заговорщи­кам, что провел заседание президиума и Кабинета минист­ров и все согласны с «нашим подходом» решения «проблемы», хотя некоторые члены Кабинета выступали в «поддержку», но с «позиций закона». Интересно, если они действительно выступали в «поддержку ГКЧП» — как это могло быть с «позиций закона»? Что только не придумают люди в оправ­дание своей подлости I

В своих показаниях на следствии Павлов пытался делать ударение на неумолимо наступающий кризис в экономиче­ской сфере, для решения которого необходимо было ввести режим чрезвычайного положения. Проблемы носили ост­рый характер и трижды ставились и обсуждались на заседа­ниях президиума и Кабинета министров. Причем дважды они обсуждались с участием премьеров всех республик. Один раз этот вопрос рассматривался с участием самого пре­зидента. Но конкретных мер по решению этих вопросов най­дено не было — по мнению премьера — по целому ряду при­чин. И главная из них — неисполнение принятых решений. Выходило, по Павлову, чтобы поднять исполнительную дис­циплину, «надо вводить чрезвычайное положение!». Послед­нее заседание правительства, которое Павлов, по поручению президента, проводил для обсуждения сложившейся в стра­не экономической ситуации, по существу, сводилось к этим трем «моментам» и к вопросу о том, «что следует делать зи­мой». Однако никаких конкретных решений правительство Павлова не приняло, министры жаловались на все и всех, только никто ничего не говорил конкретно, что следует де­лать каждому из министерств и других ведомств.

Оправдываясь, или, точнее, пытаясь оправдаться, Павлов ссылался на «статистику», которую при этом очень вольно трактовал. Так, он рассказывал, что, по якобы «нашим дан­ным», в стране складывается ситуация, которая не позволяет собрать весь урожай текущего года. А урожай этот в целом был не такой уж бедный, как предполагали правительствен­ные чиновники, еще весной — на уровне 180—190 млн т зер­на, против 218 млн в 1990 г., то есть на 25 млн т меньше. Кстати в 1990 г., собрав 218 млн зерна, было закуплено более 30 млн на внешних рынках. Это было сделано, объяснял Павлов, чтобы «дожить до нынешнего (1991 г.) урожая». По его словам, бывали дни, когда даже в Москве хлеба остава­лось на 3—4 дня. А такие крупные центры, как Свердловск или Горький, были на грани остаться без хлеба с запасами на 1—2 дня. Поэтому уменьшение ожидаемого объема зерна для страны было катастрофическим. Кроме того, на заседа­нии Кабинета в начале августа (без участия президента) мы — то есть правительство — пришли к выводу, что, не имея тако­го объема урожая, как в прошлом году, в стране складывается кризисная ситуация со сдачей зерна. Проблема была в том, что крестьяне отказываются сдавать хлеб…» «У нас в по­следние годы товарность крестьянского хозяйства стала резко падать… Мы готовились к тому, что все уменьшение урожая практически ляжет на уменьшение закупок зерна у крестьян, то есть государство вообще не получит того коли­чества зерна, которое нам нужно. А нам необходимо только для питания людей 56 млн тонн, а чтобы вообще прожить до следующего урожая, включая комбикорма и т.д., нужно 96 млн. Если же ставить задачу восстановить те запасы, кото­рые мы съели в прошлую зиму, необходимо иметь 106 млн тонн. По оценкам же специалистов, при нынешнем урожае мы сможем заготовить всего 50—55 млн тонн зерна… К тому времени, когда Президент уехал в отпуск (начало августа 1991 г.), заготовка зерна была всего лишь па уровне 22 млн тонн. И реально мы ожидали, что общий объел заготовок зер­на будет на уровне лишь 35 млн тонн (отметим, урожай был неплохой, но исполнительная власть, в том числе на местах, сумела организовать сбор зерна в пределах 35—40 % уро­жая!)… В такой ситуации страна стояла на пороге голо­да!» — без зазрения совести утверждал этот хитрован от большой политики. И далее: «Да, действительно, хлеб есть у крестьян, но его нет у государства. В связи с этим им невоз­можно маневрировать по стране, поэтому мы решили, что на страну неумолимо надвигается голод… Мои поездки по стране убеждали меня в этом».

В этих показаниях Валентина Павлова необходимо выде­лить три важных момента, которые премьер пытался ис­пользовать как обстоятельства, могущие, на его взгляд, смяг­чить его вину как участника антигосударственного перево­рота. Но ирония истории заключается в том, что все эти три «павловских аргумента», пережив своего автора, были ис­пользованы другими политическими игроками — такими же неудачниками и неумехами, как и Павлов, но, в силу стече­ния иных обстоятельств, обласканными текущей россий­ской политической историей. Так, ученик Павлова (в пря­мом смысле слова), Егор Гайдар, в обосновании «своей ре­формы» (как Павлов — в обосновании переворота) позже оправдывался ссылками на «неумолимо наступающий го­лод». Ну не анекдотично ли это все? Один, «во избежание голода», совершает государственный переворот, вводит в столицу войска, другой — «во избежание того же голода» — обирает до нитки и пускает по миру всех до единого граждан страны! Вот они, «великие реформаторы» — и по Горбачеву, и по Ельцину! Их «кадры»! Повторим, здесь важно остано­виться на следующих трех моментах из крючковско-павлов-ских измышлений относительно «наступающего на Россию голода» в 1991 г. — эту идею взял в качестве ключевой позже Гайдар (как я упоминал, для оправдания своих безумных — не столько реформ, сколько — контрреформ).

Первый момент. Факты и цифры, которые приводит Пав­лов, доказывая, что «сбор зерна был недостаточным», «сбору зерна угрожали срывы», «запасы: на 3—4 дня» и т.д., — все это в какой-то мере соответствовало истине. Но — «в какой-то мере», не больше. Но все это было так далеко от реально­сти и никакого отношения к голоду, наподобие того, что про­исходило в период после Гражданской войны, которой пред­шествовала 4-летняя Первая мировая война, — с их тяжкими последствиями, — а именно на это намекают некоторые пуб­лицисты, сторонники Гайдара, — не имело места в СССР в 1991 г. К тому же, по данным самых авторитетных специали­стов, в 1990—1991 гг. не менее трети всего зерна погибало или транжирилось в результате негодного хранения, зло­употреблений, несанкционированных поставок на зарубеж­ные рынки, скармливания скоту, расхищений через различ­ного рода огромного числа подпольных сделок быстро рас­тущими кооперативными предприятиями. То есть речь шла о неспособности правительства и властей в регионах жестко контролировать всю цепочку отечественного производства зерна — от сбора до переработки и доставки потребителю.

К тому же Павлов приводит искаженную статистику —

«луковые цифры», пытается намеренно запутать ситуацию. Отмечу, немного забегая вперед: после подавления путча в августе—сентябре урожай был собран в России полностью, и вместе с уже осуществленными закупками зерна (и оплачен­ными ранее) его вполне хватило на 1992 г. А если учесть, что с объявленной политикой либерализации с 1 января 1992 г. цены на хлеб буквально взлетели вверх и сельские жители стали резать крупный рогатый скот (который традиционно кормили дешевым хлебом, закупая его в магазинах), хлеба было в изобилии.

Кстати, это никак не было связано с деятельностью пра­вительства Гайдара (исключая резкое повышение цен, для чего не надо было иметь особого ума). Он в ряде своих пуб­ликаций, в оправдание своих безумных действий, прибегает к крючковско-павловской выдумке о «близком голоде», спа­сителем от которого, конечно же, явился он, «великий рефор­матор Гайдар»! Каков шарлатан от пера! И что любопытно, снова эту ничтожную и лживую идейку, как и в гайдаровское правление 1992 г., стали распространять «либеральные» СМИ! Интересно, научатся когда-нибудь эти люди думать головой?

Напомню, в «справке», подготовленной 5—7 августа во­енными (Грачев и др.) на основе анализа огромного фактиче­ского материала, отражающего реальную ситуацию в соци­ально-экономической области страны, «люди Крючкова», вместе с генералом Грачевым, пришли к совершенно пра­вильному выводу о том, что, несмотря на сложившиеся труд­ности, «ситуация далека от того, чтобы назвать ее критиче­ской». Да, были трудности, сложности, причем в основе сво­ей складывающиеся как следствие падения эффективности исполнительной власти на всех уровнях. Но говорить о на­ступающем якобы «голоде» — это было просто несерьезно.

Однако из высказываний самого Павлова очевидно, что множество вопросов, связанных со снабжением продоволь­ствием, организацией поставок, действием финансовой сис­темы и пр., непосредственно сопряжено с дезорганизацией хозяйственной жизни, предельным падением дисциплины поставок предприятиями, разбалансированностью управ­ляющих систем в огромном государстве. А это — непосред­ственная область деятельности правительства СССР и пра­вительств союзных республик, исполнительных органов провинций (областей, краев). Следовательно, речь шла о сильнейшем кризисе исполнительной власти на всей терри­тории СССР и в наибольшей мере — в Российской Федера­ции. Таким образом, правительство СССР во главе с Пав­ловым не смогло обеспечить необходимую координацию с правительством Силаева. Однако российский премьер на за­седании парламента, незадолго до летних каникул (июнь 1991 г.), подробно, со знанием дела, докладывал нам о ситуа­ции со снабжением населения продовольствием на 1991 г., информировал о серьезных проблемах, но ни о каком голоде, естественно, не говорил — поскольку такой угрозы не суще­ствовало. И более того, уверенно сообщил, что в основном эта проблема (то есть снабжение населения хлебом) будет решена совершенно безболезненно, в том числе за счет им­порта. Это не было преувеличением.

Второй момент. Беспомощность правительства, о кото­рой я упоминал выше, иллюстрируется всего лишь одним фактом, на который ссылается Павлов. Так, он говорит, что «мы могли бы собрать урожай в объеме 50—55млн тонн, од­нако сбор урожая к моменту, когда Горбачев уехал в отпуск (начало августа), было на уровне 22 млн тонн, и реально складывается ситуация, когда общий объем заготовок зерна будет на уровне 35 млн тонн». То есть 20 млн тонн урожая зерна гарантированно погибнет! Это разве не позор для пра­вительства? Признание в своей беспомощности, когда бога­тый урожай обречен на гибель только потому, что прави­тельство не в состоянии, оказывается, обеспечить даже сбор урожая! На что оно способно, это правительство, если не мо­жет решить эту простую задачу? Отсюда — намек: для сбора зерна необходимо ввести «чрезвычайное положение»… в Москве! Разумеется, с помощью танков вокруг Парламент­ского дворца! Полная деградация, абсурд какой-то! Других методов мобилизации сил и средства сбора зерна у Павлова, как оказалось, не имеется.

Третий момент. Павлов утверждает: «Да, у крестьян, действительно, хлеб есть, но его нет у государства. В связи с этим невозможно маневрировать в масштабе страны, по­этому мы пришли к выводу, что в стране может повторить­ся голод, и мои поездки по стране убеждали меня в этом».

Разве это не из области фантастики? Что это за «крестья­не» в СССР в 1991 году, которые «имели хлеб», но «не про­давали его государству»? Павлов как бы возвращает нас в эпоху военного коммунизма, с его продразверстками, когда крестьяне-единоличники, «крепкие мужики», «середняки», не желали за бесценок продавать свой хлеб государству. От­куда у премьера такие, совершенно дикие, аргументы? Кол­хозы, совхозы — вот производители и поставщики зерна в СССР. Какие это «крестьяне»? Председатели колхозов и ди­ректора совхозов — они что, могли отказаться сдавать зерно (по плану) государству? Да их тут же немедленно упекли бы в тюрьму! Или, может быть, местные власти этому препятст­вовали? Спрашивается, кто — райкомы КПСС? Или район­ные советы? Да они стерли бы в порошок таких директоров и председателей колхозов! Не говоря уже о районных проку­рорах, надзирающих за всем и вся, сотрудниках КГБ, зорко высматривающих «добычу» среди этих директоров и пред­седателей колхозов. Читая эти разглагольствования быв­шего премьера СССР (и не в меньшей мере других, особен­но — Крючкова и пр.), я приходил буквально в отчаяние — каким ничтожным, мелким людям доверена судьба государ­ства!

Очевидно, можно психологически понять и Гайдара, ко­торый лишь «позаимствовал» «аргументы» ничтожных Пав­лова—Крючкова. Павлов был его «крестным отцом», боль­шим авторитетом для него…

…18 августа был «горячий день». С утра «делегация» за­говорщиков была в Крыму, а кабинет Янаева в Кремле стал фактически их штаб-квартирой. Крючков позвонил Грушко и приказал ему явиться туда же. Здесь шла подготовка «до­кументов», одобренных всеми членами ГКЧП к утренней публикации (19-го). Они сами, во главе с Крючковым, мно­жили их на ксероксе, раскладывали по столам и диванам в кабинете Янаева. К этой «интеллектуальной работе» был привлечен прибывший Грушко. Крючков при этом непре­рывно и назойливо говорил, говорил, жаловался, что «Горба­чев его не слушает», «все кончится плохо, если они не пред­примут решительных мер», «теперь обстановка изменится к лучшему» и т.д.