Разложение Империи

В эти августовские дни была издана моя книга «Бю­рократическое государство»; собственно, это было второе, несколько «облегченное» издание фундаментальной моно­графии «Социализм и бюрократия», которая вышла в свет в издательстве «Политиздат» в 1989 г. (сдал я ее в редакцию в

1986 г.), после сокращений, «редактирования», многочис­ленных рецензий и пр. В ней было много и теории бюрокра­тии, и критики врожденных в социализм бюрократических начал в государственном управлении, многие из которых, как мне представлялось, покоились на существовании уни­кальных «двух параллельных систем власти и управле­ния — государства и официальной (по сути, государствен­ной) партии. Работая над вторым изданием этой книги в совершенно новых для себя условиях (на одной из высших государственных должностей в России), будучи абсолют­но свободен от какой-либо цензуры, к тому же обладая об­ширной информацией, — тем не менее я не предполагал ту степень внутреннего разложения системы, которая обна­ружилась в короткие августовские дни. Но именно в эти дни я стал понимать, насколько было слабым строение это­го, казалось, всесильного государства. Сама возможность эффективной деятельности огромной Империи реализова­лась действием многочисленных, взаимно «нейтрализую­щих» подсистем государственно-партийного управления, обладающих «автономными» интересами (хотя движители подсистем непрерывно утверждали «о единстве целей» всех и каждого). Горбачев, ставший па путь достаточно серьезного ограничения власти партийной бюрократии в направлении создания серьезной системы представитель­ной власти, встретит мощное, хотя и глухое сопротивление реакционных сил. Об этом шла речь в моей книге.

Она сразу же, где-то часов с 12 дня, появилась среди мо­сквичей, непрерывно стекающихся к стенам Белого дома, на многих торговых лотках, быстро организованных предпри­имчивыми торговцами-кооператорами. Спрос был огром­ный, и 50 тысяч проданы за эти два дня. Один торговец по­пытался сделать рекламу, установив плакат: «Здесь продается Хасбулатов». Получил «подзатыльник», плакат разорвали в клочья и тут же подняли другой: «Хасбулатов — не продает­ся!» … Разложение любой системы (учреждения, институ­тов) всегда начинается с кадров управления, непрофессио­нальных, неподготовленных либо действующих с позиций (и условий) прошедших времен, соответственно, не способ­ных понимать времена нынешние. Это — помимо известной косности и догматизма самой системы подготовки кадров управления в СССР во всех звеньях — партийном, хозяйст­венном, политическом. Мы, многие московские профессора, зная друг друга в течение десятилетий, при наших встречах (зашита диссертаций, конференции, иногда чаще встреча­лись на зарубежных экономических конференциях, чем в Москве) с недоумением делились своими впечатлениями об отечественной системе подготовки и переподготовки руко­водящих кадров. Она была глубоко архаичной, не соответст­вовала эпохе глобализации. Руководящие кадры воспитыва­лись в классическом духе консерватизма отсталых общест­венно-экономических процессов, в отрыве от современных тенденций мирового развития, пренебрежении к знаниям и опыту, диктуемым бурным развитием информационных тех­нологий с позиций абсолютизации «бессмертных мыслей Маркса—Ленина», пригодных на все времена и эпохи. Они не видели даже самого простого явления — втягивания Со­ветского Союза в орбиту глобализационных процессов, по­мимо их воли и желания, не понимали того, что остатки «же­лезного занавеса» быстро исчезают независимо от того, ка­кую политику они проводят сегодня или будут проводить завтра.

Горбачев (скорее интуитивно) понимал этот объектив­ный вектор всемирного развития и хотел приспособить сис­тему к такому вызову времени. Но рядом не было людей, верных соратников, понимающих эти процессы, которые развивали бы его идеи, шлифовали бы в практической плос­кости. Даже самые «прогрессивные» из них часто ориенти­ровали его на неверные решения — наиболее яркий пример этого — «новый Союзный договор». И самое главное, стоя­щее в практической плоскости, — эти люди из «верхов», на­ходившиеся рядом с Горбачевым, не понимали, что для дос­тижения успеха в начатых им грандиозных преобразованиях нужен прежде всего экономический успех. И конкретно — надо дать людям возможность свободно (без очередей) при­обретать нужные для них товары — продукты питания, оде­жду, бытовые товары, хотя бы на их скудную заработную плату.

Дефицит, который стал обостряться в стране вскоре по­сле прихода в качестве главы союзного правительства Ва­лентина Павлова, превратился в колоссальный фактор по­литики. И он был результатом, на мой взгляд, крайне не­умелой, непрофессиональной деятельности всей огромной управленческой машины СССР (на всех уровнях — по вер­тикали и горизонтали), следствием его реакционно-догмати­ческого мышления. Помнится, как яростно бился сам Горбачев на съезде народных депутатов СССР, сопротивляясь устра­нению из Конституции СССР 5-й статьи относительно «ру­ководящей и направляющей роли КПСС». И мало кто вспо­минал, что этой статьи не было в сталинской Конституции 1936 г., что не мешало быть партии реально этой самой «ру­ководящей и направляющей». Она была введена в «брежнев­скую» Конституцию 1977 г. — и вряд ли но инициативе само­го Брежнева. Об этом постарались представители партийной олигархии (типа главного идеолога той эпохи бездарного догматика Суслова).

Спрашивается, какой был смысл Горбачеву и Лукьянову так отчаянно драться в ходе заседания съезда народных де­путатов за сохранение этой архаичной (и совершенно избы­точной) статьи Конституции, вызывающей к тому же недо­уменные вопросы на Западе, со сближением с которым Гор­бачев во многом связывал свои надежды на возрождение СССР? Причем в ходе горячих дискуссий парламентариев Горбачев, выходя из себя, унизительно обрывал академика Сахарова, лишая его слова, что наблюдал весь мир на телеэк­ранах, когда он, согбенный, растерянный, в отчаянии прохо­дил по коридору мимо депутатов, стыдливо опускающих го­ловы. Зачем все это надо было этим двум, далеко не глупым лидерам СССР?

Я нахожу единственный мотив их поведения — это страх перед высшей партийно-государственной бюрократией. По­следняя же, представляя собой огромную армию правящего чиновничества, привыкшего к обладанию монопольной вла­стью и безраздельному своему доминированию, желала толь­ко таких «изменений», которые не расшатывали бы ее усто­явшийся со сталинских времен реальный статус. Хрущев­ские реформы и последующая либеральная эволюция при­вели лишь к одному результату — устранение репрессивного элемента из системы и государства несколько пошатнуло позиции этой бюрократической страты, — но в полном объе­ме сохранило ее реальное доминирование в государстве СССР. И вот на этот ее статус посягнул Горбачев, внеся су­щественные перемены, а затем — началось автономное дви­жение общества. И вот, вопреки воле самого главного рефор­матора, народные депутаты СССР начинают демонтаж Сис­темы — устраняют 5-ю статью Конституции, — что «они» предпримут завтра? — Вот что тревожило эти могуществен­ные круги, а не считаться с ними Горбачев никак не мог. При этом «круги», привыкшие к абсолютному доминированию, не видели грозной опасности, которая надвигалась прежде всего в формах недовольства народа своим ухудшающимся материальным положением, нарастанием озлобленности на­селения бессмысленными очередями за мясом, колбасой, ку­рицей, хлебом, пивом и даже сигаретами и спичками в от­дельные периоды.

Огромная мировая Империя, имеющая мощные эконо­мические, политические, военно-стратегические позиции, все еще достаточно прочную внутреннюю стабильность, об­ладающая передовыми позициями в целых направлениях научно-технического развития — и быстро скатывающаяся к позициям чуть ли не голодающего населения, — что может быть более парадоксальным явлением, своего рода мировым феноменом? Конечно же, размышлял я, речь никак не об ор­ганическом кризисе социализма или его нежизненности; нет, этот кризис Системы власти и управления во многом являл­ся результатом организации этой системы, ее управляющих подсистем, и прежде всего людьми, наделенными властью, их неадекватностью.

Решение продовольственного кризиса, по сути, обрушив­шего режим Горбачева, было не таким уж и сложным делом. И многие видные ученые предлагали конкретные пути ре­шения — надо было перейти через границу традиционно по­нимаемых со сталинских времен «принципов социализ­ма» — дать возможность отечественным и иностранным про­изводителям и торговцам обеспечить потребности людей в продуктах питания, не ограничивая их деятельность в этой сфере. (См.: Шмелев Я.Я. Авансы и долги.) Вот и все, люди мгновенно успокоились бы, а у Горбачева появился бы дли­тельный временной лаг для спокойного, более вдумчивого продолжения его политических реформ.

Догматики во власти отвергали саму возможность либе­рализации розничной торговли, доступа в нее частного эле­мента, крупных поставок продовольствия с мирового рынка через действие частной торговой сети. И даже намеки на признание самого принципа частной собственности вызвали озлобление во всех эшелонах власти. И вплоть до августа 1991 г. Горбачев (и даже Ельцин) не осмеливался признать этот принцип. Горбачев вынужден был произносить много­часовые монологи о своей приверженности «социалистиче­ским принципам» в их догматическом толковании. Помнит­ся, когда в одной из тогдашних моих статей я написал, что в недалеком будущем нам необходимо выстроиться в систему отношений, которые исходят из признания частной собст­венности как «священной и неприкосновенной», — это вы­звало и критику, и негодование, и иронию со стороны «руко­водящих кадров». Горбачев на каком-то совещании, правда, беззлобно, с легкой иронией, критиковал этот мой тезис, сказав, что «это — не наш путь». Вот так догматические спо­ры относительно того «наш путь — не наш путь» отодвигали в сторону вопросы конкретного обеспечения народа страны тем, чем жив человек, о чем он думает, а это прежде всего — хлеб насущный. И никакие демократические и прочие посу­лы не могут заменить человеку, его семье конкретные жиз­ненные потребности. Об этом не думали соратники Горбаче­ва. Особенно быстро стало ухудшаться положение людей после прихода к власти правительства Валентина Павлова, человека, всего сшитого из коммунистических догматов и полагающегося исключительно на административные ры­чаги.

Вскоре после того как все члены ГКЧП были арестованы и начали давать признательные показания, я попросил Ген­прокурора представить мне материалы — мне было очень важно знать, как они ведут себя, объясняя мотивы своего предательства. Читал внимательно, одолевала смертная тос­ка от картины, увиденной мной за их беспомощными объяс­нениями. Эти были слабые люди, совершенно непригодные для тех колоссальных должностей, которые они занимали. Примитивные доводы как попытка оправданий, бедный язык, полное отсутствие видения общей картины, способов реше­ния главных проблем, которые тревожили общество. Пороч­ная кадровая политика, утвердившаяся в государстве, шаг за шагом возносила их по служебной лестнице, в отрыве от их реальных способностей и реального вклада в организацию дела, за которое они формально были ответственны. Неуда­чи, провалы — ничто не мешало их карьере. Так созревал тугой узел проблем, в центре которых находилась именно эта проблема — кризис управленческой системы, кадровый кризис.

В эти дни я пришел к твердому убеждению, что весь госу­дарственно-партийный аппарат, снизу доверху, в том числе Армии, МВД, КГБ — в том виде, в каком он существовал, оказался ничтожным, не адекватным. Поэтому он и рухнул как карточный домик, вызвав неподдельное изумление всего Мира. Никакого внешнего заговора против СССР не суще­ствовало. Профессиональная деградация вместе со сниже­нием морально-нравственных стандартов, потеря ориентации в пришедшем движении общества, страх утери своих аппа­ратных позиций и материальных благ (на том, сравнитель­ном уровне, хотя немыслимом по сравнению с позициями современной бюрократии), невежество в общей оценке си­туации, оппортунизм и конформизм, откровенное приспо­собленчество — все это в высшей мере было свойственно всей тогдашней высшей бюрократии СССР во всех институ­тах государства и правящей партии. Интересно, их предста­вители, ныне преуспевающие в бизнесе (как, к примеру, не­кий Владиславлев, бывший крупный функционер ЦК КПСС), пытаются сегодня выдать себя за «носителей» высокой куль­туры, знаний, «знакомых» с теми и теми; они ловко приспо­собились к новым условиям, против которых так яростно выступали вплоть до гибели Системы, которую они же и при­вели к бесславному концу. Теперь, видите ли, они (эти Вла-диславлевы) нагло могут позволить себе давать характери­стики тем или иным историческим персонажам (как будто их мнение кого-то интересует!).

Следует отметить, что Хрущев, все 10 лет своего пребы­вания у власти осуществлявший политику десталинизации, сломал хребет этой всесильной карательной организации и поставил ее под прочный контроль партийной бюрократии. Это — факт. КГБ потерял свои и карательно-репрессивные, и политические функции, это тоже факт. Оставаясь мощной и разветвленной службой, выявляющей общественные на­строения во всех стратах общества, в том числе в Армии, МВД, учебных заведениях, словом — везде, учреждения КГБ информировали партийную бюрократию о любого рода «от­клонениях» от ее «генеральной линии» — в этом состояла отныне ее главная задача. В период длительного пребывания во главе этой организации Андропова (1966—1985) чекисты полностью расправились с «диссидентским движением», приобрели некий «либеральный оттенок» и… установили то­тальный информационный контроль над обществом. Глав­ная задача КГБ заключалась в «охране государства». Эту за­дачу КГБ провалил абсолютно: во-первых, не представив свои аналитические разработки по поводу провокационно-сти самой идеи «нового Союзного договора»; во-вторых, при­няв деятельное участие в заговоре против главы Союзного государства — Михаила Горбачева; в-третьих, (скажем, забе­гая вперед) допустив подписание Беловежских соглашений. Я уже не говорю о войне, которая началась в 1989 г. между Арменией и Азербайджаном — двумя союзными республи­ками одного государства — по поводу Карабаха, — это пол­ностью вина КГБ СССР, не предпринявшего ничего для ее предотвращения и сурового наказания зачинщиков войны. Почему произошла трансформация КГБ в направлении де­градации? Я не ставлю задачу специального анализа дея­тельности этой спецслужбы, постараюсь ограничиться не­сколькими соображениями.

Вернемся несколько назад, к Андропову, он — человек об­разованный, хорошо представляющий сложную картину ми­рового развития, абсолютно преданный идеям социализма, говорят, избрал для СССР нечто схожее с типом китайской модели. И якобы готовился к такому повороту страны. При этом спецслужбы должны были играть очень важную роль — в условиях признания принципа частной собственности и контролируемого капитализма, — который должен был поя­виться в СССР. КГБ на тот период был наименее коррумпи­рованной силой (по сравнению с партийно-государствен­ным аппаратом, МВД и судом), на которую он, Андропов, мог уверенно опираться в грядущих преобразованиях. Но его дела не свидетельствуют об этом. Первое, что он сде­лал, — это «задача укрепления дисциплины в среде чиновни­чества» — рейды на рабочие места бюрократов, магазины, ба­ни и т.д. — с целью выявления чиновников-прогульщиков. Это — так себе, иллюстрация силы, стремление показать, что в стране нужны дисциплина и порядок, и они будут обеспе­чены. Этой задачи он добился без особых усилий — все зара­ботали как единая машина — к большому удовольствию про­стых людей.

Говорят также, что вторая главная задача, которую он ста­вил перед собой, — это завершить войну в Афганистане в пе­риод 1984—1985 гг., с полным выводом войск — она, напом­ним, была развязана в конце 1979 г., прежде всего усилиями престарелого Устинова, которого он, Андропов, поддержал (так же как и Громыко). Возможно, Андропов понял, что эта война не может быть выиграна без крупнейших издержек в экономике и международных отношениях. СССР не оказал­ся в изоляции от мирового сообщества исключительно в си­лу своего статуса второй супердержавы в мире. Особенно тре­вожным было то, что СССР стал стремительно терять свои позиции в третьем мире — и Андропов должен был пони­мать, что такая политика быстро приведет к сокращению влия­ния Советского Союза в мировой политике, резко ослабнут позиции мирового социализма, его может вытеснить Китай, стремительно набирающий вес и влияние в международных делах. Но опять-таки, ничто не свидетельствовало в его дей­ствиях, что он намерен закончить эту войну…

Скорее всего Андропов был изрядным догматиком, «про-священным ортодоксом». При нем вес и влияние спецслужб СССР могли развиваться в направлении общественной экс­пансии. Каких-либо сложных проблем, скорее всего, он не видел после разгрома диссидентов, которые, кстати, не игра­ли какой-либо существенной роли в общественной жизни страны. Поэтому при нем выдвигались в системе КГБ на верхние ступени изрядные догматики типа Крючкова. (Не­сколько в другой ситуации находилась внешняя разведка, ПГУ, в силу специфики деятельности.) Но высшие генералы КГБ — это те же партчиновники, с аналогичным (зеркальное отражение) мышлением, что и у высшего партаппарата, не способные делать самостоятельно лишний шаг.

Горбачев, став Генсеком ЦК КПСС, приступил к своей политике разрядки, перестройки и демократизации. В этой политике он не определил место КГБ, который подчинялся только ему как Генеральному секретарю ЦК КПСС, но на де­ле — партчиновничеству, в том числе в провинциях Не смог что-либо предложить и Крючков, человек слабый, весь «сши­тый» из совершенно отсталых, догматических представле­ний о роли советских спецслужб, не способный к творчеству. К началу приготовления заговорщических мероприятий ста­раниями Крючкова весь огромный аппарат КГБ, включая его зарубежные подразделения, находился в глубоком кризисе. Процессы разложения охватили и его, он был, по сути, пара­лизован, не зная своих целей, утеряв идеологические ориен­тиры, наблюдая за процессом стремительного сокращения мировых позиций великой державы.

В такой обстановке руководящие деятели КГБ довольно активно (возможно, по инерции) включились в заговор. Ни­кто не сомневался с самого начала, что основной силой в ор­ганизации путча явился КГБ. Реакционность верхушки КГБ стремительно нарастала в горбачевскую эпоху при Крючко­ве по мере того, как из аппарата уходили молодые сотрудни­ки: те, кто пришел в госбезопасность за последние пять-семь лет и не хотел работать по прошлым критериям. С октября 1990 г. КГБ покидало ежемесячно до 600 человек — одни уходили сами, других выживали крючковцы. Один из со­трудников, написавших рапорт об увольнении, приложил к нему письмо на имя председателя КГБ Крючкова. В письме объяснял желание выйти в отставку тем, что КГБ «находит­ся в интеллектуальной могиле». Но… Кто они, эти могиль­щики?

…В 1990 г. в КГБ было создано Информационно-анали­тическое управление (ИАУ) по инициативе заместителя Крючкова, Лебедева, через него проходят все документы, ко­торые поступают в центральный аппарат с мест, и все наибо­лее серьезные документы, которые выходят из центрального аппарата КГБ в государственные и партийные органы. Имен­но ИАУ держало руку на пульсе всего происходящего. Фор­мируя соответствующим образом мнение руководства стра­ны, и в первую очередь центрального аппарата ЦК КПСС, посылая им информацию и свои рекомендации, это же управ­ление получало обратно от них установки, что и как надо де­лать КГБ, основанные все на той же информации и анализе упомянутого управления. Таким образом, оно попросту вво­дило в заблуждение высших руководителей страны. В обя­занности ИАУ входил также анализ информации о внутри­политических процессах в стране, поступавшей из аппарата Президента СССР, на предмет верности обобщений и выво­дов, который осуществлялся в этом аппарате. В то время как порядок должен был быть обратным — информация КГБ должна была подвергаться анализу и проверке специалиста­ми президента. Следует отметить, что практически всю ана­литическую информацию о процессах в стране президент СССР получал от КГБ, поскольку другого института, кото­рый в широком объеме изучал политические процессы и об­щественное мнение, в стране не было — не было доверия к подготовленным специалистам институтов социологии и других общественных наук системы АН СССР А ведь по­следние могли осуществлять эту работу на самом высоком научном уровне.

Как мне рассказывал прокурор России Валентин Степан­ков, в кабинете начальника руководителя аппарата Горбаче­ва Болдина стоял огромный сейф, заполненный исключи­тельно записями разговоров двух лиц — Ельцина и Хасбула­това — с июня 1990 г. по июль 1991 г. Это Крючков лично в конвертах ежедневно передавал ему содержание наших теле­фонных разговоров, и не только телефонных. Все, что мы го­ворили в кабинетах и квартирах, члены наших семей, родст­венники и друзья, звонившие на работу и домой, — все фильтровалось, изучалось, обобщалось.

…Утром 19 августа начальник Информационно-аналити­ческого управления собрал сотрудников и торжественно объявил, что, наконец, свершилось то, о чем так долго мечта­ли в управлении, восторжествовали «социалистические прин­ципы». Это они вооружили членов ГКЧП разного рода «тео­ретическими» разработками, обосновывая их «победу»…

Не последнюю роль в подготовке переворота в стране сыграло и Управление по защите советского конституцион­ного строя (Управление 3). Это управление было образовано в 1989 г., после реорганизации 5-го Управления. Преобразо­вания тогда лишь немного затронули структуру этого управ­ления и его название. Общие же направления работы оста­лись прежними. В его ведении находились практически все аспекты внутриполитической жизни в стране, совместные предприятия (кроме созданных ЦК КПСС), всевозможные культурные и благотворительные фонды (кроме созданных партийным аппаратом), организованная преступность, мас­совые беспорядки и, конечно, межнациональные отношения. Агентурная сеть, разумеется, была во всех средствах массо­вой информации, включая радио и телевидение, а также на местах и даже, как выяснилось, среди депутатов разного уровня, начиная с Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР (в том числе — в «демократических группах депутатов», бывших «диссидентов»). Через агентуру в орга­нах печати и информации и общественных организациях «управление» могло не только изучать, но и влиять на поли­тические процессы в стране.

Один из примеров. 3 июля 1990 г. бывший начальник управления Евгений Иванов совместно с начальником 6-го Управления генералом Савенковым представил к награ­дам и премиям сотрудников управлений за «мероприятия», проведенные в Новокузнецке, где проходил первый съезд представителей рабочих движений: стачечных комитетов Воркуты, Кузбасса и Донбасса… Вот строки из приказа о на­граждении: «Проявили интерес к работе указанного съезда сотрудники посольства Великобритании, причастные к спец­службам, аккредитованные в СССРинокорреспонденты, пред­ставители польской «Солидарности», открытые члены НТС, а также неформальных организаций антиконституционной направленности «Саюдис», «Рух» и других. В результате принятых мер удалось локализовать подрывные устремления спецслужб противника по сбору негативной информации об обстановке в рабочей среде. Совместные действия по руково­дству источниками, прибывшими па съезд в качестве делега­тов, консультантов и гостей, позволили предотвратить принятие экстремистских решений и действий со стороны отдельных рабочих делегаций и их лидеров, сорвать форми­рование централизованного руководства забастовочным дви­жением в стране и его подчинение радикально настроенным политическим авантюристам и организациям антиконсти­туционной направленности». Вот чем занимались офицеры этого управления вместо серьезных государственных дел.

Накануне съезда народных депутатов России в марте 1991 г. генерал Александр Редькин, который возглавлял от­дел но межнациональным отношениям, внес на рассмотре­ние руководства КГБ предложение: организовать в адрес российского парламента «письма протеста от русскоязычно­го населения прибалтийских республик». Цель — дискреди­тировать парламент России — дескать, русских в Прибалти­ке ущемляют, а они в Москве спокойно на это смотрят и ни­чего не предпринимают. Руководство КГБ, по-видимому, дало добро на предложение Редькина. Тогда же, во время мартов­ского съезда российских народных депутатов, в 3-м Управле­нии КГБ были организованы «специальные группы». Вооб­ще, все происходившее в те дни в Москве очень напоминало ситуацию переворота (вспомним о вводе армейских под­разделений, мои уговоры Горбачева вывести войска из Мо­сквы). Скорее всего, это они и «подсказали» Горбачеву неле­пое решение — ввести войска в Москву, что основательно дискредитировало президента страны.

…Адмирал Жардецкий, упомянутый выше, несомненно, был человеком умным, наблюдательным. Он отмечал, что с конца 80-х непрерывно происходил процесс разложения Ар­мии. Процветает коррупция, часть генералов погрязла в фи­нансовых махинациях. Массовое дезертирство, особенно по­сле создания национальных подразделений вооруженных формирований в некоторых республиках. Быстро растет со­циально-бытовая неустроенность большой части офицеров и прапорщиков (более 200 тысяч бесквартирных). Отсутст­вует четкая программа строительства Вооруженных сил, а отсюда — неуверенность офицерства в своем будущем. Сни­жается ответственность командования практически на всех уровнях Вооруженных сил страны. Все это порождает стрем­ление определенной части генералов и офицеров искать иные, незаконные пути для дополнительного материального обеспечения своих семей.