Всесоюзный референдум и избрание Ельцина Президентом России

Ельцин тяготился работой Председателя Верховного Совета, что требовало большой личной организованности, самодисциплины, хладнокровия, чтения огромного количе­ства документов («бумаг»), в общем, скрупулезного знания дела, знания депутатов, умения общаться с ними, войти в кон­такт. Всего этого он был лишен начисто и прежде всего отли­чался малой работоспособностью и леностью, вечно жаловал­ся на здоровье, отличался подозрительностью. Десятилетия руководящих должностей в партийной системе полностью отучили его от нормальной работы. Постоянно ввязывался в споры, делал неуместные реплики, допускал плоские шутки. Я сам большой любитель разного рода иронии, иногда шут­ки и пр., но у Ельцина это выглядело как-то грубо, не вызы­вало улыбку. Намеченная повестка заседаний Верховного Совета, когда эти заседания проводились под его председа­телъством, никогда не выполнялась. Наши депутата того пе­риода — это были сложные люди, прошедшие отбор в жест­кой борьбе с партийной бюрократией, образованные, опытные и самостоятельные — не видели в нем интеллектуальной и организационной силы. И хотя многие из них числились в КПСС, но по своим воззрениям это были люди разных идей­ных установок. Большая группа депутатов (приблизительно четвертая часть всех депутатов) состояла во фракции «ком­мунисты России»; почти столько же входили в «крестьян­скую фракцию»; менее четверти — во фракцию «демократов», какое-то число — во фракции «республиканцев» и «христи­анских демократов». Фракции постоянно находились в дви­жении — «умирали» одни, возникали другие. За исключени­ем фракции коммунистов, какой-либо партийной дисципли­ны при принятии законопроектов (в ходе голосований) не существовало. Поэтому важна была позиция председатель­ствующего на сессии (Председателя Верховного Совета или его заместителя), который смог бы убедить депутатов в необ­ходимости принятия данного закона или иного нормативного акта. Такого дара убеждать депутатов, вызвать у них доверие к своей позиции у Ельцина не было.

Но он как человек опытный (тридцать лет работы в пар­тийной системе) быстро понял, что я могу вести эти заседа­ния лучше его, и почти перестал появляться на сессиях Вер­ховного Совета, предпочитая ездить но регионам, на юг и за границу. Но тогда эти соображения, о которых я пишу ныне, мне и в голову не приходили — я считал необходимым дей­ствовать так, как действовал — эффективно, имея цель всег­да добиваться поставленных нами с Ельциным задач и ус­матривая в этом свой нравственный и служебный долг, в том числе перед ним, Ельциным. Но, как отмечено выше, было очевидно, что Ельцин тяготился работой председателя. Осо­бенно это стало очевидным после сентябрьского (1990 г.) ин­цидента с его автомобилем, когда он заподозрил покушение и впал в длительную меланхолию. И когда как-то в нашей беседе в Архангельском он поведал мне, — а это было в кон­це декабря 1990 г., — что хотел бы внести такие изменения в Конституцию, которые позволили бы ему быть избранным Президентом России, — я все понял с полуслова и взял курс на подготовку конституционных изменений.

Это, однако, было задачей труднейшего характера. У нас с Ельциным не было в парламенте ощутимого большинства, приходилось постоянно лавировать, привлекать на свою сто­рону депутатов логикой доводов, убеждением, красноречи­ем, шуткой или жесткой критикой той или иной позиции оп­понента или противника. Если бы я поставил в повестку за­седания сессии Верховного Совета вопрос о «введении в Конституцию статей о президентстве», они оказались бы не­медленно отвергнутыми почти всеми, в том числе и демокра­тами. Не говоря уже о том, что на съезде народных депута­тов, на котором надлежало их окончательно утвердить, что­бы они приобрели законную силу, на это нечего было даже рассчитывать.

Поэтому я предложил действовать через Конституцион­ную комиссию, которая Первым съездом депутатов была уполномочена подготовить проект новой Конституции Рос­сии. Ее председателем был избран Ельцин, а я стал его за­местителем. Вскоре в этот проект стараниями Олега Румян­цева (ответственный секретарь комиссии) были введены ста­тьи, регулирующие полномочия президента. При докладе Олега Румянцева на заседаниях палат парламента идея пре­зидентства в России была впервые «вброшена» в обсуждение. Постепенно она укрепилась в сознании наших депутатов.

Следующий этап был связан с интенсивной подготовкой Горбачевым (начиная с нового, 1991 г.) страны к референду­му по вопросу единства СССР. В тот период вокруг Ельцина группировались весьма влиятельные люди (называющие се­бя «демократами»), которые внушали ему, что «России не сле­дует участвовать в этом референдуме», что «Горбачев прово­дит этот референдум для укрепления своей личной власти» и т.д. И, к моему удивлению, Ельцин стал публично выска­зывать эти дурные мысли. Я тогда решил основательно пого­ворить с ним. Это было незадолго до того, как Горбачевым было окончательно принято решение о дате референдума в марте 1991 г.

В кабинете Ельцина мы тогда вдвоем провели около 2 ча­сов, обсуждая вопрос: участвовать или не участвовать Рос­сии в референдуме о единстве СССР. Ельцин ссылался на Афанасьева, Попова, Старовойтову и прочих демократов, по мнению которых «Горбачев стремится через референдум за­крутить гайки» — то есть начать «откат» от его же реформ. Я высмеял такую позицию, прямо сказал собеседнику, что мы, российские руководители, даже при огромном нашем противодействии, не в состоянии блокировать этот референ­дум на территории РСФСР. Что же он, Ельцин, не знает си­туации в России, в ее провинциях? Повсюду местные власти обеспечат его проведение — идея единства СССР дорога на­роду. Поэтому нам надо избрать другую тактику, которая должна заключаться в следующем:

• Не препятствовать проведению горбачевского рефе­рендума о единстве СССР, а более того, поддержать это ме­роприятие, занять позицию активного сторонника сохране­ния единого Союза ССР.

• Участвовать в разработке нового Союзного договора, поскольку эта идея получила свое автономное развитие и на нее поставил карту Горбачев. Хотя я лично считаю саму эту идею пагубной, но она уже захватила умы людей, придется с этим считаться, и трудно что-либо изменить в данный мо­мент.

• Внести в референдум наш, российский вопрос: «Со­гласны ли граждане России на то, чтобы в РСФСР действо­вал всенародно избираемый президент?»

Я сказал Ельцину: «Если Горбачев сам помогает нам ре­шить нашу задачу через референдум, зачем же отталкивать эту помощь?»

Ельцин был в восторге от этой идеи, он оглушительно хо­хотал. «Ну, Руслан Имранович, вы молодец! Замечательная идея! Мы переиграем Горбачева! — азартно воскликнул Ель­цин. — А ведь меня убеждали в обратном!» Кто его «убеж­дал», для меня не было тайной.

С этого периода Ельцин активно поддержал и референ­дум, и Союзный договор Горбачева. Поэтому мартовский 1991 года Внеочередной съезд народных депутатов России, созванный по инициативе «шестерки» для свержения Ель­цина с поста председателя, закончился нашим триумфом (об этом ниже). В докладе Ельцин решительно заявил о необхо­димости участия России в разработке нового Союзного до­говора с учетом проведенного референдума и необходимо­сти подготовки к выборам Президента России, поскольку эта идея получила поддержку в ходе референдума. Налом­ню: на мартовском референдуме более 63% всех избирателей проголосовали за сохранение СССР, при этом около 80% из­бирателей России высказались в пользу учреждения в Рос­сии поста президента. Мы, сторонники Ельцина, получили беспроигрышный козырь для внесения в Конституцию соот­ветствующих поправок, регламентирующих права и обязан­ности Президента России как высшего должностного лица Российской Федерации (но не главы государства; коллек­тивным главой Российской Федерации — государства — яв­лялся съезд народных депутатов как высший орган власти).

Однако справедливыми были требования народных де­путатов, чтобы предусмотреть гарантии того, чтобы «прези­дент России в один прекрасный день не стал диктатором». Для этого Конституционная комиссия и Верховный Совет должны были разработать, принять и представить очередно­му съезду народных депутатов комплект законов в едином пакете:

• Закон о Президенте России,

• Закон о Конституционном суде,

• Закон о Чрезвычайном положении.

Пакет из этих трех законов нами был разработан (плюс Закон о введении президента в систему власти), принят на Верховном Совете и представлен IV съезду депутатов.

Все эти фундаментальные законы подверглись серьез­ному многодневному анализу и обсуждению парламента­риями и были приняты съездом народных депутатов. Был избран Конституционный суд во главе с одним из наиболее опытных юристов в СССР профессором Валерием Зорьки­ным. В действующую Конституцию России были введены дополнительные статьи, укрепляющие принцип разделения властей, ее демократический характер.

В результате 12 июня 1991 г. первым Президентом Рос­сии был избран Борис Ельцин. Я, как исполняющий обязан­ности главы Верховного Совета, который фактически руко­водил его избирательной кампанией, — в Кремле, на торже­ственном заседании съезда народных депутатов России, приводил первого президента к присяге на Конституции Рос­сии. И которую он, Ельцин, спустя два года, расстрелял из танковых пушек вместе с парламентом, который привел его к Власти. Очень интересно и то обстоятельство, что россий­ское TV, часто показывающее момент принесения присяги первым Президентом России, тщательно «вычеркивает» всю картину, в том числе иллюстрирующую того, кто приводил к присяге Ельцина. Такая в России странная демократия. Такие нравы, мораль.