Николай Васильевич Ворошнин — военный летчик, командир огневых установок, как указано в его летной книжке, а проще — стрелок-радист. Служил в полку дальней авиации — в/ч 40567. Базировался полк на эстонских аэродромах, но летал по всей стране, и очень много. В 1962-м несколько экипажей бомбардировщиков Ту-16 перелетели под Мончегорск. Отсюда ходили они на Север — к Новой Земле и даже дальше, бывали на Диксоне.
«В тот год мы возили на Новую Землю водородную бомбу», — рассказывал Николай Васильевич. Так и сказал — не сбрасывали, не испытывали, не как-то иначе, а именно возили. Хотя слово это как раз и подразумевало испытание.
Какая она из себя, водородная бомба, Ворошнин толком не разглядел. Бомба, которую иначе как «изделие» не называли, размещалась на специальной транспортировочной тележке, под брезентом. Вокруг нее выставили охранение из автоматчиков. Когда тележку подкатили к бомбовому люку, экипаж уже был в самолете. Ту-16 мог взять 9 тонн авиабомб. Здесь же брали одну. Один из пилотов, рассчитывая взлетный вес, сказал тогда: «Тяжелая, зараза!»
Даже на пике ядерных испытаний в СССР водородные бомбы «возили» не каждый день. Я спросил: «Николай Васильевич, волновались?» — «Нет, — ответил он. — И по другим ребятам я этого не заметил».
На задание ушли в паре с другим Ту-16, который считался дублером. Взлетели, легли на курс. Линия его не была прямой: Мончегорск — губа Оленья — Канин нос — Рогачево — «полигон 700». В полигон вошли в расчетное время, без осложнений.
Было это в районе Маточкина Шара. На высоте свыше 10000 метров бомбардировщик «освободился» от «изделия» Плавное снижение его обеспечивали парашюты, точнее, целая их система: сначала открылся один, небольшой, который выдернул еще три, больших по площади, а уже те раскрыли купол основного — свыше 1500 квадратных метров. За этим велось наблюдение из кормовой кабины, и с борта дали на КП очередной кодированный сигнал: парашюты раскрылись.
Уже знали о поражающем воздействии атомной вспышки, пилотскую кабину и кабину стрелка, все иллюминаторы бомбардировщика оборудовали светонепроницаемыми шторками. Шторки закрыли, летчики надели защитные очки…
От момента сброса и до срабатывания взрывного устройства, по словам Николая Васильевича, прошло три или четыре минуты. За это время самолет должен был выйти из опасной зоны поражения. Они ушли километров на сорок…
Второе солнце взошло над Новой Землей ближе к полудню и озаряло все на сотни километров больше минуты. Вскоре летчики уловили специфический запах гари — дымилась обмотка жгутов, скопившаяся пыль и мельчайшие ворсинки между остеклением кабины и защитными шторками. Прошел доклад: «Быстро растет температура — жарко…»
Связались с дублером там такое же, хотя этот бомбардировщик держался дальше их километров на 10-15.
Ударная волна догнала самолет минуты через полторы. Точнее, волн было несколько. Ощутимее всех ударила первая. Ее летчики даже увидели, когда открыли шторки иллюминаторов: край сферы бледно-голубого свечения — так чудовищная энергия спрессовала воздух — настиг их, когда они удалились примерно на пятьдесят километров от эпицентра взрыва. Машину дико затрясло, барометрические приборы нервно «задергались», но пилоты самолет удержали. За первой волной, с разницей в полминуты, бомбардировщик настигли вторая и третья, хотя и были они уже слабее.
Позже мы с Николаем Васильевичем пытались уточнить, в какой день осени 1962-го все происходило. Я запросил несколько архивов, в том числе и военные, не из всех получил ответ.
Вероятнее всего, стрелок-радист Ворошнин участвовал в испытании ядерного устройства, что взорвали над островами 15 сентября. По данным «ВеПопа», мощность заряда тогда якобы составила 0,5 мегатонны. Однако информации «ВеНопа» я не доверяю — слишком много в ней недостоверного. Другие источники, и в частности сам начальник Новоземельского полигона того времени адмирал Г.Г. Кудрявцев, называют 5, 10 и даже 20 мегатонн. Думается, это ближе к истине.
В тот год Новую Землю терзали особенно жестоко — бывало по нескольку ядерных взрывов в день. На юге разгорался жестокий Карибский кризис, и на севере, в Арктике, наши показывали американцам, чго в случае военного конфликта на них тоже «кое-что» может упасть». В самом конце сентября над полигоном в районе Митюшихи сослуживцы Николая Ворошнина — летчики дальней авиации, сбросили бомбы мощностью по 25 и 30 мегатонн. Американцы, постоянно державшие корабли разведки у нашего полигона, зафиксировали их.
Гриб ядерного взрыва, каким его обычно демонстрируют на фото и в кинохронике, образовался через 15 минут после вспышки. Когда самолеты развернулись и легли на обратный курс, он уже размывался воздушными потоками, превращался в гигантское и бесформенное облако. Если обходить его на большом удалении — так рассчитал штурман — могло не хватить топлива на последнем отрезке маршрута. Вот тогда бомбардировщик и «задел краешком» радиоактивное облако…
Они вернулись на аэродром. Здесь экипаж уже ждали. Счетчики Гейгера зашкалили. Рядом с местом стоянки самолета в солдатской палатке был оборудован временный пункт дезактивации.
— Сходили мы в эту баню, — рассказывал Николай Васильевич. — Мылились, терлись мочалками часа два. Новый замер — снова счетчик шкалит. Вернулись, помылись еще. Все без толку!.. Тогда оделись и пошли в столовую…
На Николая Васильевича это было так похоже — жить как живется, зачастую отмахиваясь от своих личных проблем. Во всяком случае, он был не из тех, кто плакался о своей непростой судьбе и заострял чужое внимание на своем самочувствии.
Мы познакомились, когда вместе бедовали в больничной палате, — койки стояли рядом. Я проходил курс обследования, он лежал после очередного обострения по кардиологической части. В прошлом у него уже было два инфаркта — в 85-м и 90-м. Кололи его нещадно, а он после каждой обильной порции инъекций все шутил.
Только в последний день перед выпиской, стоя у окна больничной палаты, глядя на стремительные облака в синеве. негромко произнес: «Эх, пожить бы еще годок…» То ли сам себе сказал, то ли обращался к тому, кто всех нас выше.
После этого судьба не отвела ему и пяти месяцев…
Из семи членов экипажа его бомбардировщика к 1999 году в живых оставался только он. Четверых сгубили болезни, двое не стали дожидаться развязки на больничной койке — сами свели счеты с жизнью. Старший воздушный стрелок-радист I класса Ворошнин ушел последним, в марте 2000-го. Было ему 60 лет. Похоронен Николай Васильевич на новом северодвинском кладбище.