Лебон о вреде латинского образования

Приведенные выше лекции И. П. Павлова я продолжу обсуж­дать чуть далее, сейчас же уместно отметить, что Павлов был дале­ко не оригинален — состояние массового ума тревожило многих, даже очень далеких от нас предков. Вот, к примеру, книга фран­цуза Г. Лебона «Психология народов и масс», впервые изданная в России в 1898 г. (Психология масс: Хрестоматия по социальной психологии / Под ред. Д. Я. Райгородского. Самара: Издательский дом «БАХРАХ», 1998. С. 53-60).

Я дам из этой книги с сокращением главу «Образование и вос­питание», и хотя эта глава прямо по теме педагогики, похоже, Лебон, за небольшим исключением, именно на педагогов никакого впечатления не произвел. Но думаю, что в этом виноват не Лебон, а педагоги. Ввиду некоторого анахронизма стиля я позволил себе выделить ряд мыслей Г. Лебона.

«В первом ряду идей, имеющих преобладающее значение в какую-нибудь эпоху и обладающих силой, несмотря на свой часто ил­люзорный характер и свою немногочисленность, мы должны по­ставить в настоящее время следующую: образование в состоянии значительно изменить людей и НЕПРЕМЕННО ДОЛЖНО УЛУЧШИТЬ ИХ И ДАЖЕ СОЗДАТЬ МЕЖДУ НИМИ РАВЕНСТВО. Путем повторения это уверение сделалось одним из самых непоколебимых догматов демократии, и в настоящее время так же трудно касаться его, как некогда было трудно касаться догматов церкви.

Но относительно этого пункта, как и относительно многих дру­гих, демократические идеи оказались в полном разногласии с дан­ными психологии и опыта. Многие знаменитые философы, в том числе Герберт Спенсер, без труда доказали, что ОБРАЗОВАНИЕ НЕ ДЕЛАЕТ ЧЕЛОВЕКА НИ БОЛЕЕ НРАВСТВЕННЫМ, НИ БОЛЕЕ СЧАСТ­ЛИВЫМ и не изменяет ни его инстинктов, ни его наследственных страстей, а иногда даже, если только оно дурно направлено, ПРИ­ЧИНЯЕТ БОЛЕЕ ВРЕДА, НЕЖЕЛИ ПОЛЬЗЫ. Статистики подтвердили этот взгляд, показав нам, что преступность увеличивается вместе с обобщением образования или по крайней мере с обобщением известного рода образования. В недавнем своем труде Адольф Гилльо указывает, что в настоящее время на 1000 необразованных преступников приходится 3000 образованных и в промежуток 50 лет количество преступников возросло с 227 на 100 000 жителей до 552 и, следовательно, увеличилось на 143%.

Без сомнения, никто не станет отрицать, что правильно направ­ленное образование может дать очень полезные практические результаты если не в смысле повышения нравственности, то, во вся­ком случае, в смысле развития профессиональных способностей. К сожалению, латинские народы, особенно в течение последних 25 лет, основали свои образовательные системы на совершенно ложных принципах и, несмотря на слова самых знаменитых людей, таких как Брюль, Фюстель де Куланж, Тэн и др., они продолжают на­стаивать на своих печальных заблуждениях. Я указал уже в одной из своих прежних работ, как НАША СОВРЕМЕННАЯ ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА ПРЕВРАЩАЕТ ВО ВРАГОВ ОБЩЕСТВА ТЕХ, КТО ПОЛУЧИЛ ЭТО ВОСПИТАНИЕ, И КАК ОНА ПОДГОТАВЛИВАЕТ ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ САМЫХ ХУДШИХ ВИДОВ СОЦИАЛИЗМА.

Главная опасность этой воспитательной системы, вполне спра­ведливо именуемой ЛАТИНСКОЙ СИСТЕМОЙ, заключается в том, что она опирается на то основное психологическое заблуждение, будто заучиванием наизусть учебников развивается ум. Исходя из такого убеждения заставляют учить как можно больше, и от на­чальной школы до получения ученой степени молодой человек только и делает, что заучивает книги, причем ни его способность к рассуждению, ни его инициатива нисколько не упражняются. Все учение заключается для него в том, чтобы отвечать наизусть и слушаться.Учить уроки, — пишет один из бывших министров на­родного просвещения Жюль Симон, — знать наизусть грамматику или конспект, хорошенько повторять и подражать — вот забавная воспитательная система, где всякое усилие является лишь актом веры в непогрешимость учителя и ведет лишь к тому, чтобы нас умалить и сделать беспомощными.

Если бы такое воспитание было только бесполезно, то можно было бы ограничиться сожалением о несчастных детях, которым предпочитают преподавать генеалогию сыновей Клотария, или историю борьбы Невстрии и Австрозии, или зоологические клас­сификации, вместо того чтобы обучить их в первоначальной школе чему-нибудь полезному. Но такая система воспитания представ­ляет собой гораздо более серьезную опасность: ОНА ВНУШАЕТ ТОМУ, КТО ЕЕ ПОЛУЧИЛ, ОТВРАЩЕНИЕ К УСЛОВИЯМ СВОЕГО ОБЩЕ­СТВЕННОГО ПОЛОЖЕНИЯ, так что крестьянин уже не желает более оставаться крестьянином и самый последний из буржуа не видит для своего сына другой карьеры, кроме той, которую представляют ДОЛЖНОСТИ, ОПЛАЧИВАЕМЫЕ ГОСУДАРСТВОМ. Вместо того чтобы подготавливать людей для жизни, школа готовит их только к заня­тию общественных должностей, где можно достигнуть успеха, не проявляя ни малейшей инициативы и не действуя самостоятельно. Внизу лестницы такая воспитательная система создает целые армии недовольных своей судьбой пролетариев, готовых к возмущению, вверху — легкомысленную буржуазию, скептическую и легко­верную, питающую суеверное доверие к провиденциальной силе государства, против которого, однако, она постоянно фрондирует и всегда обвиняет правительство в своих собственных ошибках, хотя в то же время сама решительно неспособна предпринять что бы то ни было без вмешательства власти.

Государство, производящее всех этих дипломированных господ, может использовать из них лишь очень небольшое число, оставляя всех прочих без всякого дела, и таким образом оно питает одних, а в других создает себе врагов. Огромная масса дипломированных осаждает в настоящее время все официальные посты, и на каж­дую, даже самую скромную, официальную должность кандидаты считаются тысячами, между тем как какому-нибудь негоцианту, например, очень трудно найти агента, который мог бы быть его представителем в колониях. В одном только департаменте Сены насчитывается 20 ООО учителей и учительниц без всяких занятий, которые, презирая ремесла и полевые работы, обращаются к го­сударству за средствами к жизни. ТАК КАК ЧИСЛО ИЗБРАННЫХ ОГРАНИЧЕНО, ТО НЕИЗБЕЖНО ВОЗРАСТАЕТ ЧИСЛО НЕДОВОЛЬНЫХ, и эти последние готовы принять участие во всякого рода возмуще­ниях, каковы бы ни были их цели и каковы бы ни были их вожди. Приобретение таких познаний, которые затем не могут быть при­ложены к делу, служит верным средством к тому, чтобы возбудить в человеке недовольство.

Это явление свойственно не только латинским странам; мы мо­жем наблюдать то же самое в Китае — стране, также управляемой солидной иерархией мандаринов, где звание мандарина, так же как у нас, достигается путем конкурса, причем все испытание заключа­ется в безошибочном цитировании наизусть толстых руководств. АРМИЯ УЧЕНЫХ, НЕ ИМЕЮЩИХ НИКАКИХ ЗАНЯТИЙ, СЧИТАЕТСЯ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ В КИТАЕ ИСТИННЫМ НАЦИОНАЛЬНЫМ БЕД­СТВИЕМ. То же самое стало наблюдаться и в Индии после того, как англичане открыли там школы не для воспитания, как это делается в Англии, а для того только, чтобы обучать туземцев. Вследствие этого в Индии и образовался специальный класс ученых, бабу, ко­торые, не получая занятий, становятся непримиримыми врагами английского владычества. У всех бабу — имеющих занятия или нет — ПЕРВЫМ РЕЗУЛЬТАТОМ ПОЛУЧЕННОГО ИМИ ОБРАЗОВАНИЯ БЫЛО ПОНИЖЕНИЕ УРОВНЯ НРАВСТВЕННОСТИ. Этот факт, о кото­ром я много говорил… констатируется всеми авторами, посещав­шими Индию.

Вернуться назад теперь, по-видимому, слишком поздно. Только опыт, последний воспитатель народов, возьмет на себя указать нам наши ошибки и только опыт в состоянии будет убедить нас в не­обходимости заменить наши скверные руководства, наши жалкие конкурсы профессиональным воспитанием, которое ВЕРНЕТ НАШУ МОЛОДЕЖЬ К ПОЛЮ, МАСТЕРСКИМ И КОЛОНИАЛЬНЫМ ПРЕД­ПРИЯТИЯМ, ИЗБЕГАЕМЫМ ЕЮ ВСЕМИ СРЕДСТВАМИ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ.

Это ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ, которого так добива­ются теперь все просвещенные умы, существовало у нас некогда, и народы, властвующие теперь над миром своей волей, инициати­вой и духом предприимчивости, сумели сохранить его. Великий мыслитель Тэн ясно доказал в своем замечательном труде, что прежнее воспитание у нас было почти такое же, какое существует в настоящее время в Англии и Америке, и, проведя замечательную параллель между латинской и англосаксонской воспитательной системой, он явственно указал последствия обоих методов.

Быть может, в крайнем случае и можно было бы примириться со всеми неудобствами нашего классического воспитания, хотя бы оно и создавало недовольных да выбитых из колеи, если бы поверхностное приобретение такого множества знаний, заучи­вание наизусть такого множества руководств в самом деле могло бы повысить умственный уровень. Увы, это не так! Рассудок, опыт, инициатива и характер — вот условия успеха в жизни; книги же этого не дают. Книги — это словари, очень полезные для наведения справок, но совершенно бесполезно хранить в своей голове целые длинные отрывки из них!

Насколько профессиональное образование может более клас­сического содействовать развитию ума, Тэн объясняет следующим образом:

Идеи образуются только в своей естественной и нормальной среде. Развитию зародыша этих идей способствуют бесчисленные впечатления, которые юноша получает ежедневно в мастерской, на руднике, в суде, в классе, на верфи, в госпитале, при виде ин­струментов, материалов и операций, в присутствии клиентов, ра­бочих, труда, работы, хорошо или дурно сделанной, убыточной или прибыльной. Все эти мелкие частные восприятия глаз, уха, рук и даже обоняния, непроизвольно удержанные в памяти и тайно переработанные, организуются в уме человека, чтобы рано или поздно внушить ему ту или иную новую комбинацию, упрощение, экономию, улучшение или изобретение. Молодой француз лишен всех этих драгоценных восприятий, соприкосновения с элемента­ми, легко усваиваемыми и необходимыми, и притом лишен в самом плодотворном возрасте. В течение семи или восьми лет он заперт в школе, вдали от непосредственного и личного опыта, который мог бы дать ему точное и глубокое понятие о вещах, людях и различных способах обращаться с ними

Знаменитый психолог указывает нам затем разницу, существую­щую между нашей системой и системой англосаксов. У этих по­следних нет такого множества специальных школ, как у нас; У НИХ

ОБУЧАЮТ НЕ КНИГИ, А САМИ ПРЕДМЕТЫ. Инженер обучается там прямо в мастерской, а не в школе, и это дает возможность каждому приобрести познания, отвечающие его умственным способностям, остаться простым рабочим wrcr сделаться мастером, если он не в со­стоянии идти дальше или же стать инженером, если это дозволяют его способности. Такой метод, без сомнения, гораздо более демо­кратичен и гораздо более полезен обществу, чем такой, который ставит всю карьеру 18- или 20-летнего человека в зависимость от испытания, продолжающегося всего лишь несколько часов.

В госпитале, на рудниках, на фабрике, у архитектора, у адво­ката ученик, поступающий в очень молодых годах, проходит весь курс учения и практики почти так же, как у нас проходит его клерк в конторе или живописец в мастерской. Перед тем, до поступления в учение, он мог пройти уже какой-нибудь краткий общий курс, который служит основой, на которую наслаиваются новые знания. Кроме того, у него под рукой часто имеются какие-нибудь техниче­ские курсы, которые он может посещать в свободные часы, чтобы приводить в порядок вынесенные им из своего ежедневного опыта наблюдения. При таком режиме практические способности ученика увеличиваются и развиваются сами собой, как раз в такой степени, какая отвечает его природным дарованиям, и в направлении, нуж­ном для его будущей деятельности, для того специального дела, к которому он хочет приспособить себя. Таким образом, в Англии и Соединенных Штатах юноше очень скоро удается извлечь всю пользу из своих дарований. В 25 лет, если только в нем нет недо­статка в содержательности и в уме, он уже может быть не только полезным исполнителем, но даже предпринимателем, не только машиной, но и двигателем. Во Франции, где взяла верх противопо­ложная система, принимающая с каждым поколением все более и более китайский характер, общая сумма теряемых сил очень велика.

И великий философ приходит к следующему заключению от­носительно все возрастающего несоответствия между нашим ла­тинским воспитанием и жизнью:

Во всех трех стадиях учения — в детском, отроческом и юноше­ском возрасте — теоретическая и школьная подготовка с помощью книг стала длиннее и обременительнее ввиду экзамена и получе­ния степеней и дипломов и свидетельств. Это удлинение и отяго­щение школьных занятий вызывается применением противоесте­ственного режима, выражающегося в откладывании практического учения, искусственных упражнений и механического набивания головы ненужными сведениями, переутомлением. При этом не принимаются во внимание последующие годы и обязанности, ко­торые выпадают на долю взрослого человека, — одним словом, ни реальный мир, куда должен вступить юноша, ни окружающее его общество, к которому он должен заранее приспособиться, ни житейские столкновения, к которым юноша должен быть заранее хорошо подготовлен, укреплен и вооружен (иначе он не в состоя­нии будет ни устоять, ни защищаться), не принимаются в расчет этой системой воспитания.

Мы нисколько не удалились от психологии толпы в предше­ствовавших строках. Чтобы понять идеи и верования, гнездящие­ся в толпе в настоящую минуту и готовые завтра же проявиться в полном развитии, надо знать, как готовилась почва для этого. ОБРАЗОВАНИЕ, КОТОРОЕ ДАЕТСЯ МОЛОДОМУ ПОКОЛЕНИЮ в какой-нибудь стране, позволяет нам предвидеть, КАКАЯ УЧАСТЬ ОЖИДАЕТ ЭТУ СТРАНУ. Воспитание, получаемое современным поколением, оправдывает самые мрачные предсказания в этом отношении. Об­разование и воспитание до некоторой степени могут улучшить или испортить душу толпы. Необходимо было указать, как действует на нее современная система и как масса равнодушных и нейтральных индивидов превратилась постепенно в громадную армию не­довольных, готовых повиноваться всяким внушениям утопистов и риторов. В ШКОЛАХ-ТО ИМЕННО И ПОДГОТАВЛИВАЕТСЯ БУДУЩЕЕ ПАДЕНИЕ латинских народов».

Добавлю к этому отрывку и выводы Лебона по теме «Избира­тельная толпа».

«Догмат всеобщей подачи голосов обладает в настоящее время такой же силой, какой некогда обладали религиозные догматы.

Ораторы и писатели отзываются о нем с таким уважением и таким подобострастием, какие не выпадали даже на долю Людовика XIV. Поэтому-то и надо относиться к этому догмату, как ко всем рели­гиозным догматам, на которые действует только время. Было бы, впрочем, бесполезно пробовать поколебать этот догмат, так как он опирается все-таки на некоторые доводы, говорящие в его пользу. Во времена равенства, — говорит справедливо Токвиль, — люди не питают никакого доверия друг к другу вследствие своего сход­ства. Но именно это сходство вселяет им доверие, почти безгра­ничное, к общественному мнению, так как они полагают, что ввиду всеобщего одинакового умственного развития истина должна быть там, где находится большинство.

Можно ли предположить, следовательно, что ограничение по­дачи голосов на каких бы то ни было основаниях должно повести к улучшению голосований толпы? Я не допускаю этого на осно­вании ранее высказанных мною причин, касающихся низкого умственного уровня всех собраний, каков бы ни был их состав. В толпе люди всегда сравниваются, и если дело касается общих вопросов, то ПОДАЧА ГОЛОСОВ СОРОКА АКАДЕМИКОВ ОКАЖЕТСЯ НИСКОЛЬКО НЕ ЛУЧШЕ ПОДАЧИ ГОЛОСОВ СОРОКА ВОДОНОСОВ. Не думаю, чтобы голосования, которые так часто ставились в вину всеобщей подачи голосов (например, восстановление империи), были бы иного характера, если бы вотирующие были выбраны ис­ключительно из числа ученых и образованных. Если какой-нибудь индивид изучил греческий язык, математику, сделался архитекто­ром, ветеринаром, медиком или адвокатом, ТО ЭТО ЕЩЕ НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ОН ПРИОБРЕЛ ОСОБЕННЫЕ СВЕДЕНИЯ В СОЦИАЛЬНЫХ ВОПРО­САХ. Ведь все наши экономисты большей частью образованные люди, в большинстве случаев профессора и академики, но разве существует хоть один общий вопрос, протекционизм, биметаллизм и т. д., относительно которого они пришли бы к соглашению? И это потому, что вся их наука представляет собой лишь очень смягчен­ную форму всеобщего невежества. ПЕРЕД СОЦИАЛЬНЫМИ ЖЕ ПРО­БЛЕМАМИ, В КОТОРЫЕ ВХОДИТ СТОЛЬКО НЕИЗВЕСТНЫХ ВЕЛИЧИН, СРАВНИВАЮТСЯ ВСЕ НЕЗНАНИЯ.

Таким образом, если даже избирательный корпус будет состоять исключительно из людей, начиненных наукой, все же их вотум будет не лучше и не хуже, чем нынешние воты избирателей. Они будут точ­но так же руководствоваться своими чувствами и духом своей партии. Наши затруднения нисколько бы не уменьшились, но нам пришлось бы, кроме того, испытать еще тяжелую тиранию каст».