Судьба горячих бонов на руси

После российского дефолта, случившегося в 1998 году, председателем правительства России стал Е.М. Примаков; это было, без сомнений, лучшее правительство за всё время ель­цинских реформ, оно действительно сумело сгладить ситуа­цию. Экономика, ввиду снижения на рынке количества им­портных товаров, пыталась ожить. Но чтобы запустить её всерьёз, не хватало денег! Цены на все товары прыгнули в несколько раз, зарплату тоже надо бы было, по уму, подни­мать — но чем платить?!

Пресловутый «местный производитель» пребывал в сму­щении.

Многие почему-то считают, что не товары определяют ценность денег, а некие золотовалютные резервы. Это совсем не так, потому что золотовалютные резервы — это именно ре­зервы для непредвиденных обстоятельств. Если случится ка­кая-нибудь форс-мажорная ситуация, ими можно будет вос­пользоваться. А стоимость денег, с учётом их оборачивае­мости, зависит только и исключительно от товарной массы. Судите сами: после 19 августа 1998 года наши золотовалют­ные резервы не уменьшились, ведь Россия отказалась платить по долгам и уменьшать эти резервы, однако рубль резко упал. Что же изменилось на нашем рынке? Снизился ввоз товаров и уменьшился общий объём товаров на рынке. Вот рубль и упал.

В тот момент нам по крайней мере было ясно, что введе­ние — пусть не везде, а в виде эксперимента хотя бы в одном регионе! — горячих бонов с демерреджем было бы спасением для такого региона. Потому что он получил бы некие преиму­щества. Удалось бы существенно уменьшить инфляцию, сни­зить уровень безработицы, достичь социальной справедливо­сти в распределении доходов, избежать задержек с выплатой зарплат. Из-за уменьшения процентных ставок на оборотный капитал можно было бы ожидать снижения на 30—50 % цен на товары и услуги. Для промышленности польза — в появлении спроса на продукцию, для торговли — в существенном увели­чении товарооборота. Для работников сельского хозяйства — в получении беспроцентных кредитов и расширении рынков сбыта.

Даже банкиры могли бы выиграть! Они при такой системе получают фиксированный процент за обслуживание денег и не подвергаются постоянной опасности лишиться всего из-за очередного финансового потрясения или восстания оголодав­ших людей.

И мы послали Е.М. Примакову подробное письмо. И по­лучили ответ за подписью его заместителя Ю.Д. Маслюкова: дескать, спасибо, товарищи, нам этого пока не надо, но если мы решим, что поднимать экономику страны следует, начи­ная с регионов, то мы о вас не забудем. Видимо, в головах ру­ководящих персон существует ещё какая-то Россия, помимо регионов.

С тех пор прошло много лет. Проблема нехватки денег не тупеет, а становится всё более острой и так или иначе покалы­вает каждого из нас. Рассчитывать на кремлёвских мечтателей не приходится. Статьи на эту тему, которые мы трудолюбиво носили в редакции множества газет, были повсюду отвергну­ты как «неактуальные». Остаётся надеяться на энтузиастов, которые возьмут на себя внедрение нужного обществу сред­ства обмена в своём городе, районе или области. Для них и пишем.

Как ввести «свою денежку» в малом сообществе, хорошо расписано в книгах Лиетара, а с его слов — в предыдущей гла­ве нашей книги. А вот как наладить это дело в целом россий­ском регионе?.. И каким он должен быть, этот регион?

Прежде всего (для эксперимента) небольшим. Это связа­но с тем, что для успешной работы новой системы нужна дос­таточная мобильность по транспортировке средств; если в ре­гионе действует система электронных денег, то введение го­рячих бонов вообще очень простая задача. В нём должен быть слабо развит банковский капитал; таковыми у нас являются практически все регионы, кроме Москвы. Отсутствие капита­лов делает регион зависимым от притока инвестиций, поэто­му новая система станет некоторым выходом из этой ситуа­ции. А в Москве, скажем, эту систему совсем бессмысленно вводить, Москва живёт как раз в основном с банковского ка­питала.

Регион должен быть в плохом экономическом положе­нии, это понятно — чтобы терять ему было уже нечего. Че­ловек, он существо недоверчивое — пока не поймёт, что хуже уже некуда, будет отказываться от неизвестных лично ему новинок. Тем более если он руководитель региона. А если хуже уже некуда, развал полный и только и ждёшь, что быс­трее: те «оранжевую» революцию устроят или эти с поста снимут, — поневоле согласишься на что угодно… Брать для эксперимента плохой регион выгодно ещё потому, что вве­дение новой денежной системы будет ему особенно полез­но, так как позволит увеличить занятость и оживить произ­водство.

Но вместе с тем регион должен иметь развитую инфра­структуру для достаточно быстрого движения денег, потому что чем выше их оборот, тем выше польза от их введения. Так что вопрос коммуникаций — он здесь определяющий. Очень же­лательно, чтобы регион был способным в достаточной сте­пени находиться на самообеспечении, чтобы боны обслужи­вали внутренний оборот и не было большой нужды конверти­ровать их в рубли для связи с «внешним» миром. В регионе должно быть достаточно развитое сельское хозяйство, чтобы не тратить рубли на приобретение продуктов питания на сто­роне. Однако плохо начинать там, где сильно развито только сельское хозяйство. Такие регионы не самодостаточны, там не будет большого эффекта.

С чего начинать?

Первое — надо убедить начальство региона, что новая сис­тема двойной валюты выгоднее, чем старая. Разъяснить началь­никам, что введение «отрицательных денег» — за счёт того, что денежный оборот увеличится, — эквивалентно получению ими дополнительного кредита. Ведь и впрямь, получив от «цент­ра» миллион и пустив его в оборот, регион только этот милли­он и увидит. А выпустив под эти деньги боны, оборачиваемость которых, судя по опыту Вёргля, вдвое выше, регион получит работы на два миллиона. Ещё важнее, что из миллиона рублей, вкинутых в оборот, значительная часть регион покинет: через азербайджанцев, торгующих фруктами, или молдаван, строя­щих дороги, или китайцев, торгующих игрушками. А боны ни­куда не денутся, все останутся здесь — не нужны они больше нигде.

Важно также объяснить, что боны пойдут на пополнение оборотных средств. Не основных фондов, а именно оборот­ных. Проблема-то вся в стране в том, что у нас фонды-то есть, они пока ещё не все разрушены и разворованы; у нас нет обо­ротных средств.

Что такое оборотные средства? Вот вы решили жить с того, что выращиваете картошку на своём участке. Вы знаете, что когда её вырастите и продадите, у вас концы с концами сой­дутся. У вас есть земля, машина, лопата. Но для того чтобы начать, вам надо купить семена, бензин, какие-никакие удоб­рения. Рассчитывая заработать на этой картошке, предполо­жим, тысячу рублей, вы должны сотню вложить сейчас. Вот эта сотня и есть оборотные средства, без которых весь ваш пре­красный план, при наличии земли, машины и лопаты, ничего не даст. В нашем случае за счёт более быстрого обращения де­нег регион получит эти оборотные средства.

На проведение эксперимента требуется добрая воля, но вовсе не жителей. Жителей, разумеется, надо иметь в виду, но в первую очередь важно, чтобы все значимые экономические субъекты данного региона сознательно сказали, что да, мы уча­ствуем в этом эксперименте на тех условиях, которые выдви­нуты, и согласны на определённые обязательства. А именно: заводы, фабрики и магазины должны чётко понять и принять, что устанавливать разные цены в рублях и в горячих бонах — это нарушение правил. Ведь боны — это ТЕ ЖЕ САМЫЕ РУБ­ЛИ, только с ограничением хождения во времени. Примерно как московские квартально действующие талончики на авто­бус. Следует объяснить: если вы выдержите правила игры, то вот ваши преимущества по сравнению с тем, что вы имели раньше. Если вы имели раньше дорогую колбасу на полках, и она у вас тухла в течение месяца, и вы её выкидывали, пока санэпидстанция не успела оштрафовать, то теперь у вас эта колбаса будет уходить со свистом! Но при условии, что вы не будете нарушать наши правила игры. Вы не будете делать две цены, не будете к концу месяца повышать цены в бонах по отношению к ценам в рублях. Этого мы требуем, это главное правило.

Должно быть определено минимальное время проведения эксперимента, желательно не меньше года, чтобы могли прой­ти целые производственные циклы, например, в сельском хо­зяйстве. Далее, начальство должно осознать, что плата за про­стой денег — демерредж — вводится НЕ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ПРИБЫЛИ, а для правильного функ­ционирования всей системы.

После достижения общего согласия в регионе можно на­чинать.

Ах да, чуть не забыли. Население! Для него следует прово­дить информационную кампанию, рассказывая о том, что та­кое боны и как станет хорошо, когда они появятся. Устраи­вать «деловые игры» для низовых руководителей. Проверить готовность почт и банков.

И вот торжественное начало. В присутствии прессы и ох­раны сумма, эквивалентная, скажем, месячной зарплате всех бюджетников региона, помещается в чемодан и кладётся на депозит в Центробанке. Если нам понадобится допечатывать боны, то есть вывести из оборота энную сумму нормальных рублей, переведя их в боны, то опять по той же процедуре: руб­ли запаковываются, и ровно на эту сумму эмитируются новые горячие боны. Это делается, чтобы никто не боялся проигры­ша. Если в какой-то момент жители скажут: «Всё, нам надое­ли ваши игры», этот чемодан возвращается назад в регион, и все горячие боны, которые были эмитированы, выкупаются у населения за настоящие рубли, а эксперимент завершается.

А пока всё только начинается. Выдали бюджетникам зар­плату в бонах (которые имеют ограниченный срок хождения), и они с ними сразу побежали в магазин. Тут же. Ну, мы знаем наши магазины. Ясное дело, что теперь в них будут сдачу да­вать только бонами, считая их плохими деньгами, а рубли (хо­рошие деньги) придерживать; это психология, она однознач­на. Этими же деньгами магазины будут расплачиваться с за­водом, пекарней, всяким прочим поставщиком товара. А на заводах, как только туда из магазинов боны привезут, первую же зарплату рабочим выдадут именно бонами, — может быть, даже досрочно. А мы этого и хотим.

Мы хотим, чтобы деньги как можно чаще крутились.

Ведь в самом деле много денег не надо. Товарная мас­са определяется наличными деньгами, умноженными на ко­личество оборотов, и всё. Если мы сделаем, скажем, 52 оборо­та — по разу в неделю, — потому что зарплату можно выдавать еженедельно, то у нас получается фантастическая сумма. Если оборачиваемость была 10 %, десять раз в год, то, поднявшись до пятидесяти двух раз, она даст этому региону четыре допол­нительных бюджета.

Чем «хуже» деньги, тем быстрее они крутятся. Этот закон вывел английский банкир XVII века Грэхэм: валюты, которые люди не хотят накапливать, оборачиваются быстрее, чем на­капливаемые. Примечательно, однако, что он выразил это именно в таких терминах: «плохие деньги вытесняют хоро­шие», то есть «хорошие» идентифицируются с функцией на­копления больше, чем с функцией обмена. С этим был согла­сен и Николай Коперник, которого мы знаем как астронома. (Кстати, мы и Ньютона тоже знаем как физика, а на самом деле Коперник и Ньютон — это два известных экономиста.) Не будем придираться к словам, а суть понятна: «хорошие» деньги люди прячут, а «плохие» крутятся в экономике. Вот и в нашем регионе, как только мы впрыснем туда «плохих» денег, только они и будут в обороте, автоматически. Не надо ника­ких специальных мер, чтобы только они и стали ходить. Эко­номика воспрянет, а рубли будут прятать, как сейчас прячут доллары.

Рубли и так-то всегда исчезают под матрасами. Сколько бы банкнотов Центральный банк ни напечатал, через год воз­вращается не более 93 % этих денег. Чаще — сильно менее. Москва, например, фантастически много денег ест; неизвест­но, куда она их девает…

Теперь вернёмся, наконец, к населению и спросим, о чём оно думает. Впрочем, мы и так об этом знаем: о деньгах. Сред­нестатистический россиянин (если забыть о Москве и об оли­гархах) сегодня имеет доход около 1500 рублей в месяц. Это очень маленькие деньги, но большинство населения не име­ет и их. У нас жуткое распределение богатства: пятьдесят се­мей имеют больше 80 % всех денег России, а все остальные — по такой экспоненточке, если смотреть график, — скидыва­ются вниз.

А с горячими бонами бедные увидят хорошие денёчки.

Посмотрим, что произошло. Выпустили мы эти боны, «плохие» деньги. Дали их людям — бедным, потому что бюд­жетники, как правило, лишних денег не имеют. Они побежа­ли в магазин. В магазине они всё скупили, и дальше — если бы это были простые рубли — магазинщик перевёл бы их в долла­ры и купил на Западе товар, более дешёвый, чем российский, попутно оставив без работы местного производителя. Либо он вообще бы деньги вывез и купил себе особняк в Испании. В бонах он ничего никуда не повезёт, потому что просто их у него никто не возьмёт за пределами региона. Поэтому он волей-неволей вынужден идти на местное предприятие и отдать эти деньги за местный продукт. Цепочка не быстрая, но на мест­ных предприятиях возникают оборотные средства и открыва­ются рабочие места. Безработица в регионе снижается. Бед­ные получают зарплату.

Но и бюджетники, которые на заводах не работают, тоже перестанут бояться задержек зарплаты. Напротив, админист­рация с удовольствием будет платить им раньше срока по той простой причине, что правила в этих деньгах такие: кто на по­следний день оказался с ними на руках, тот и платит за их оформление на следующий месяц.

Зарплаты, может, номинально останутся такими, какие есть, но на самом деле доход людей повысится! Ведь из-за от­сутствия банковского процента (боны, как мы помним, име­ют «отрицательный» процент) уменьшатся цены, так как бОль— шая часть цены продукта — это покрытие банковского про­цента по кредитам. Эти кредиты предприятия вынуждены брать, ибо оборотные средства нужны, взяться им неоткуда, берут в банке под процент, а платит в конечном итоге потре­битель. Теперь этого не станет, а значит, товары подешевеют.

Всякого рода политики во время предвыборных кампаний регулярно обещают бороться с инфляцией, поддерживать со­циальные институты и мероприятия по улучшению экологи­ческой обстановки. А после выборов отчего-то бюджетные расходы на эти цели в первую очередь и попадают под сокра­щение. А в чём дело? В том, что и консервативные, и прогрес­сивно настроенные политики, кто б там ни был, при действу­ющей денежной системе практически не имеют возможности выполнять обещания! А с горячими бонами всё наоборот. День­ги не концентрируются там, где их и так много (в банке), а обес­печивают стабильный обмен товарами и услугами на свобод­ном рынке, и администрация собирает больше налогов, что упрощает решение многих проблем: денег хватает на обще­ственные дела. Уменьшится бюрократический аппарат, зани­мающийся перераспределением доходов между разными со­циальными структурами. Больше будет оставаться на образо­вание, медицину и культуру. Возникнет стабильная, социально ориентированная экономика.

Если так, власть получит на следующих выборах больше голосов.

О промышленности мы уже сказали, но надо добавить: се­годня наша экономика зависит от капитала. Новая денежная система, горячие боны, обеспечит такое положение, при ко­тором капитал будет зависеть от потребностей экономики. Он будет вынужден предлагать сам себя. Потому что в банки, от людей через магазины, приходят «плохие» деньги. Банкиры не могут себе позволить просто собирать их и раз за разом пла­тить за демерредж, чтобы пролонгировать действенность бо­нов на следующий месяц. Банку надо всеми силами свой ка­питал куда-то встроить. А встроить можно только в хозяйство, да и то местное, не иначе. Больше некуда. И банк начнёт бе­гать за предпринимателем, чтобы дать ему деньги и переки­нуть на него всю вот эту отрицательную часть и плюс к тому получить плату за свою работу. Банк начнёт получать плату за оборот денег.

«Крайней» в этой цепочке будет торговля. В самый послед­ний день все боны окажутся в магазинах, и основная нагрузка по оплате демерреджа ляжет на них. Самое важное, самое тон­кое место во всей системе — чтобы магазины не стали делать две цены, в рублях и бонах. Поэтому они должны чувствовать выгоду системы для себя. А она есть или нет? Посмотрим.

Во-первых, у торговцев существенно увеличится оборот. А во-вторых, у них уменьшатся затраты на хранение товара. Иначе говоря, они теряют 1—2 % с выручки из-за оплаты де­мерреджа, но выигрывают гораздо больше. Им становится выгодно жить не с цены, как это у нас обычно бывает, а с обо­рота, а оборот у них будет фантастический, потому что к кон­цу месяца народ станет ломиться в магазины, как на Западе на распродажах перед большими праздниками. Скупать будут всё, что только можно, что под руку попадётся. Чтобы не спеклись у них деньги, чтобы не платить даже эти 1—2 % — чисто психо­логический момент. Или будут сдавать их в банк, а банк ста­нет предлагать всем подряд потребительский кредит.

Предположим, двенадцать человек хотят купить себе мо­тоциклы. Каждому из них нужно копить на свою мечту целый год. Теперь они все будут ежемесячно бежать в банк и сдавать свои боны, чтобы они не потеряли свою стоимость за этот длинный год. И банк в первый же месяц даст одному из них все эти собранные деньги, чтобы он купил себе этот мотоцикл прямо сегодня. Что получается? А) Мотоциклетному заводу не надо ждать целый год, чтобы эти парни купили его продук­цию. Б) Магазин ускоряет оборот. В) Банк не выбирает, кому бы дать кредит под процент, да ещё и с залогом, а уговаривает кого угодно: возьми, и без процента. В) Наконец, люди полу­чают вожделенный мотоцикл не через год, а раньше.

Сельское хозяйство. Эта отрасль имеет длительные циклы производства. В природе рост не может происходить теми же темпами, как рост капитала, поэтому сельское хозяйство осо­бо страдает от процентов и инфляции. Банковский процент для сельского хозяйства — это смерть, вот почему практиче­ски во всём мире сельское хозяйство дотируется. И от введе­ния горячих бонов оно выиграет больше всех. Беспроцентные кредиты в совокупности с некоторыми реформами позволят наконец провести масштабный переход от высокоиндустриа— лизованного сельскохозяйственного производства к эколо­гически оправданному возделыванию земли. Станет возмож­ным новый образ жизни, сближение города и деревни, работы и досуга, физического и умственного труда, «высоких» и «низ­ких» технологий.

Крупные перемены от внедрения бонов произойдут в эко­логической сфере. Сегодня у нас выбор только между эколо­гической и экономической катастрофами. И пока любая ин­вестиция будет измеряться по доходам от процентов на рынке денег, привлечь капиталовложения в экологию не удастся в необходимых широких масштабах, ибо сегодня получение кре­дита для инвестиций в охрану окружающей среды связано толь­ко с экономическими потерями. Энергосберегающие техно­логии дают практически нулевую рентабельность; эти проекты не могут конкурировать со всеми остальными, и, как правило, на них банки не дают кредитов, хотя именно в России — отто­го, что у нас сильная зависимость от энергоресурсов, — они очень нужны.

Если же проценты ликвидировать, капиталовложения в сфере экологии и энергосбережения будут окупать себя сами.

Вкладывать в эти отрасли станет выгодно!

В области культуры, вследствие новой денежной системы, количественный рост очень скоро перейдёт в качественный. Если бы люди могли выбирать между простым накоплением денег со стабильной стоимостью и вложением их в предметы длительного пользования: мебель, дом, технику, изделия ху­дожественных промыслов и т.д., — они, возможно, чаще дела­ли бы выбор в пользу обустройства своего быта. Люди быстро купят себе холодильники, пылесосы и стиральные машины, и у них ещё будут оставаться деньги. Куда их девать?

Покупать произведения искусства, книги и прочее подоб­ное.

Чем больше спрос на предметы длительного пользования и произведения искусства, тем больше их выпускают. Таким образом, может произойти полное изменение отношения к культурным ценностям. Искусство и культура станут эконо­мически конкурентоспособны!

Искусство станет рентабельным!

Да, это несколько футуристическая картина. Если так бу­дет, то хорошо, но такая задача на первом этапе даже и не ста­вится. А вот какая задача перед нами стоИт, и именно на пер­вом этапе (если взяться за такой проект прямо сейчас), так это взаимоотношения с богатыми. Главный вопрос: допустят ли те, кто извлекает выгоду от существующей денежной системы и имеет в своих руках рычаги власти, такое её реформирова­ние, от которого они потеряют возможность получать доходы без всякого трудового участия?

На первый взгляд ответ должен быть отрицательным. Есть инструкция Центробанка; она региональных денег не предус­матривает, и закрыт вопрос. Если любой банк региона примет в виде рублей наши боны (а мы на то и напираем, что это — одно и то же в разных формах), то у такого банка лицензию отнимут немедленно! Вопрос надо решать с юристами, с зако­нодателями, с президентом, но Центробанк никогда ничего такого не сделает, ничего решать не станет. Он не будет ме­нять законодательство.

Богатые, имеющие влияние на Центробанк, законодатель­ство и президента, не будут рубить сук, на котором сидят. Ну а если этот сук растёт на больном дереве? Если объяснить этим людям, что есть здоровое, альтернативное дерево и что, оста­ваясь на старом дереве, они рискуют потерять всё, включая саму жизнь, а на новом дереве их положение, хоть и не столь комфортное, будет более стабильным?..

Возможно, многие поймут. И всё равно ничего не полу­чится.

Наши богатые, на олигархическом и на государственном уровне, чётко сплетены. Пусть даже кто-то один поддержит идею. Найдётся десять других, которые постараются её утопить. Они, поняв, что «отрицательные деньги» нельзя превратить в инструмент накопления, применят против этой идеи все воз­можные способы, в том числе лживую прессу. Любой журна­лист придумает тысячу аргументов «против», высмеет её, и вся задумка развалится.

Поэтому, конечно, надо разъяснять богатым механизм функционирования процентной системы, показывая практи­ческую альтернативу. Но делать это следует, не рассчитывая на чудеса (что они выберут стабильность, а не ещё больше де­нег), а отслеживая ситуацию в стране и мире. Процентная фи­нансовая система неустойчива по определению. Она обязатель­но скатится в коллапс. Это не случайности какие-то, не про­иски Сороса и не происки международного терроризма, а закономерные вещи. Доллар уже на грани, и в ближайшее вре­мя будет либо жуткая инфляция по доллару, либо он просто рухнет. Может быть, функции мировой валюты подхватит евро или английский фунт стерлингов, не исключён такой вариант. И в ходе перерастания кризиса в катастрофу богатые будут менять своё мнение, свою точку зрения на разные вещи.

Если олигарх, имеющий несколько вагонов долларов, пой­мёт, что всё, завтра он этими долларами может идти печку то­пить, да и то не советуют, от них дым какой-то ядовитый, то он, конечно, вложит их в предприятия и землю. И сам попро­сит: внедряйте скорее свои боны, а то никто работать не хочет, я прибыли не получаю…

Российские богатеи — они тоже разные. Есть идиоты, меч­тающие провести свою старость в Америке (помните, мы го­ворили, что Америку пожалеть надо?). Есть такие, которые со­бираются жить в России, и они, конечно же, могут согласить­ся на более стабильные условия, в том числе на беспроцентную валюту. В общем, всё зависит от развития событий. Если они опоздают с решением, то их согласие на что бы то ни было во­обще не понадобится. Выбор у них на деле небольшой: в Аме­рике, в России или на осине. Мы потому и оставили разговор о богатых на конец главы: в критический момент проблемы будут решаться без оглядки, богатый ты, бедный, умный или идиот…