Допрос под пыткой

— Ты — коммунист? Сознавайся! Мы все знаем!

И опять удары — каблуками, железными прутьями, палками, кулаками…

Этот кошмар начался для Халиля Хиджази, жителя города Наблуса, находящегося на оккупированном сионистами Западном берегу реки Иордан, глубокой ночью, когда в его дом ворвались сотрудники израильского гестапо.

Халиля и его семью они вытащили из постелей и поставили лицом к стене. Сами же принялись за обыск. Перерыли все. Переломали мебель. Перебили посуду. И… ничего не нашли!

— Ничего, найдем!— услышал Халиль злобный вык­рик старшего налетчика.— Ты — коммунист. Мы это знаем. Ты у нас заговоришь и покажешь нам все сам!

— Но что вы ищете? — повернул голову Халиль. И сейчас же на него обрушился страшный удар. Очнулся он уже в камере полицейского участка Наблуса.

…Мы разговариваем с ним в Бейруте, в кабинете Н., члена исполкома Организации освобождения Палестины, ответственного за работу ООП на Западном берегу реки Иордан.

Халиль Хиджази говорит глуховато, он весь словно ушел в себя, лицо его похоже на маску. Таким оно было, наверное, когда его допрашивали под пытками — целый год!

…В полицейском участке Наблуса Халиля «подвергли первичной обработке» то есть «просто» избивали, не задавали никаких вопросов. Его раздели, руки и ноги связали и стянули за спиной — и били всем, чем могли. Трое суток без перерыва.

На четвертый день Халиля бросили в машину и доста­вили в военный суд в город Раммаллах. По пути — топтали ногами, били.

—   В Раммаллахе ты у нас заговоришь!— усмехались палачи.— Там у нас специалисты развязывать языки та­ким, как ты!

Да, они знали, чем угрожали. В камере при военном суде Халиля стали пытать «по-научному». Его подвеши­вали за ноги, за вывернутые назад руки. Подвешенного били обрезками труб, палками. По почкам, по пяткам, по половым органам. Когда он терял сознание — отливали водой и начинали все сначала.

— Ты — коммунист? Член Национального фронта Палестины? Член руководства федерации профсоюзов? Ты — террорист? Отвечай! Подпиши протокол, что мы нашли в твоем доме оружие!

— Ничего вы у меня не нашли,— разбитые губы еле шевелились.— Ничего я не подпишу…

Удар, пронзительная боль — и темнота… Когда Халиль пришел в себя, он увидел, что палачи держат его жену.

—   Очнулся? Смотри же! Нас здесь четверо, и мы изнасилуем ее вчетвером…

С женщины стали срывать одежды…

—   А ты у нас сдохнешь! Мы прикончим тебя, как прикончили Фариза Таштуша. Ты знаешь, в каких муче­ниях он сдох?

(Фариз Таштуш — палестинский студент, учившийся в Италии и приехавший на Западный берег,, чтобы наве­стить умирающую мать. Он был схвачен и зверски замучен сионистскими палачами в Наблусе в 1972 году.)

И опять удары, и опять боль, от которой спаеает лишь глубокий обморок. День за днем. Ночь за ночью. По­том — тюрьма на территории бывшего русского право­славного монастыря в Иерусалиме. И здесь продолжа­лись все те же зверские пытки.

—   Однажды меня, потерявшего сознание под пыткой, закованного в кандалы, бросили в камеру к израильским уголовникам и приказали им «позабавиться» со мною,— глухо, глядя сквозь меня, рассказывал Халиль Хиджази.— Очнулся я от того, что между пальцами на ногах у меня была заложена и подожжена вата. Уголовники жгли меня сигаретами. Били, топтали…

Из Иерусалима Халиля снова отправили в Наблус. Палачи хотели скрыть его местонахождение. На все требования родственников и четырех адвокатов, возгла­вляемых Фелицией Лангер, израильской демократкой, ведущей многолетнюю борьбу против сионистского ге­стапо, следовал ответ, что Халиль Хиджази в списках арестованных «не значился», да и вообще такого человека «не существует»!

Но арабская и прогрессивная израильская обществен­ность не ослабляла усилий, чтобы добиться освобождения Халиля или хотя бы узнать, в чем его обвиняют. Поэтому после трех дней зверских пыток в Наблусе палачи отпра­вили свою жертву в военную тюрьму в Сарафанде.

—   Там заключенных пытают по «особой программе»,— рассказывал Халиль.— Сначала меня связывали — стя­гивали руки и ноги, а потом били по рукам и ногам. Затем заставляли ходить на коленях по острым осколкам камней, вмурованным в цементный пол, часами стоять на коленях на этих осколках в позе «распятие».

Камера, в которой держали Халиля, была каменным мешком 80 на 80 сантиметров площадью и высотою в 160 сантиметров, там было невозможно ни лечь, ни выпрямиться во весь рост. Дверь закрывалась гермети­чески, для воздуха было оставлено отверстие размером в один квадратный сантиметр.

Но и это показалось палачам недостаточным, чтоб сломить дух палестинца. Его бросили в еще более тесный каменный мешок — площадью 50 на 50 сантиметров и высотой в 1,5 метра. Пол здесь состоял из острых камен­ных осколков.

В «особую программу» входила и «политическая читка». Обнаженному Халилю связывали руки под коле­нями, бросали на пол и заставляли вслух читать брошюры о демократии в Израиле, каждые пять минут языком переворачивая страницы. «Читка» продолжалась по 10—12 часов. Когда допрашиваемый терял силы, его били по половым органам.

Пытали и голодом: в сутки давали лишь одно сырое яйцо. Когда же Халиль потребовал, чтобы ему оказали медицинскую помощь, на раны его стали лить серную кислоту. Пытки не прекращались 33 дня, всего же Халиль провел в этой тюрьме около 3 месяцев.

Он не знал, что за его освобождение ведется борьба.. Никаких связей с внешним миром у него не было, пока к нему на свидание буквально не прорвался адвокат Валид Фахум.

— Я не рассчитывал на адвокатскую защиту, зная, что в Израиле я не могу рассчитывать на справедли­вость,— горько говорит мой собеседник и переводит взгляд на девушку-стенографистку, записывающую его рассказ: это будет еще один документ, который я получу завтра в ООП.

— Никаких политических или уголовных обвинений мне так и не было предъявлено. Целый год меня пытали, подвергнув… административному заключению, без суда и следствия, только на основании решения оккупационных властей. Юридическим же основанием для «администра­тивного заключения» им служат старые английские колониальные законы, сохранившиеся в Израиле еще с тех пор, когда Палестина была «подмандатной» террито­рией Англии. Почему со мною хотели расправиться? Лишь потому, что я был активным участником профсо­юзного движения в своем городе!

…Глубокой ночью Халиля привезли прямо из тюрьмы на берег реки Иордан. Его «изгнали» с родной земли. Изгнали и его семью, теперь все они временно живут в Ливане, в лагере палестинских изгнанников.

Судьба Хиджази — лишь еще один из бесчисленных примеров, доказывающих лживость сионистской пропа­ганды, пытающейся отрицать всем известную истину о том, что зверские пытки политических заключенных в Израиле официально поощряются сионистскими вла­стями и являются составной частью политики сионистского государства, направленной на подавление сопротивления палестинцев.

В Ливане мне пришлось встретиться и с другими узниками сионистских застенков и записать их много­численные рассказы о перенесенных ими страданиях.

—   «Вы — не люди, вы — хуже животных»,— твердили нам тюремщики, изощряясь в издевательствах над нами,— рассказывал мне Аднан Джабер, житель Западного берега реки Иордан, которому после почти восьмилетнего заключения удалось наконец вырваться из израильских застенков. Этот молодой — всего двадцать четыре года!— человек навсегда остался инвалидом, после того что он перенес на бесчисленных допросах под пыткой. Теперь он собирался написать книгу — трагический рассказ о нечеловеческих страданиях, о своей судьбе и о судьбах тех узников сионизма, с которыми ему довелось встре­чаться в израильских застенках или о которых ему дове­лось узнать за годы тюрьмы.

Система зверского обращения с политическими заключенными в Израиле давно уже не является секретом для мирного общественного мнения. Против нее неодно­кратно протестовали и представители Международного Красного Креста, и члены Комиссии ООН по правам человека, имевшие возможность лично убедиться в бесче­ловечной жестокости сионистских гестаповцев и в стра­даниях политических заключенных в Израиле. Однако грубое, беспардонное растаптывание человека и его прав — это в Израиле не только «привилегия» тюрем­щиков.

В середине 1979 года генерал-майор Авигдор Бен-Гал, командующий израильскими войсками в Галилее, назвал 500 тысяч палестинцев, живущих в этом районе, «раковой опухолью в теле израильской нации». «Они только и ждут момента, чтобы вцепиться нам в горло!» — продолжал он, выступая перед группой прибывших в Галилею депу­татов израильского кнессета. Бен-Гал потребовал строи­тельства в «своем районе» новых укрепленных поселений, а также усиления военно-террористического режима. Заявление генерала-террориста попало в мировую печать. Израильская пропаганда, все еще пытающаяся выставить Тель-Авив «защитником прав человека», попыталась немедленно замять скандал, заявляя о «возмущении» некоторых депутатов кнессета подобным отношением к «арабским гражданам Израиля».

Бывший тогда министром обороны Израиля Э. Вейцман даже слегка пожурил слишком откровенного Бен-Гала, выболтавшего то, о чем сионисты стараются не говорить вслух при посторонних. Инцидент постарались поскорее забыть.

Буквально в те же дни представитель Иордании в ООН обратился с письмом к генеральному секретарю ООН К. Вальдхайму с письмом, в котором обвинял из­раильские оккупационные власти в «садистском наслаж­дении» страданиями человека, которого они отказались допустить к постели умирающей матери. Речь шла о докторе Амере, работавшем в Аммане, но родившемся на Западном берегу реки Иордан, оккупированном Израи­лем. Доктор Амер обратился к оккупантам с просьбой позволить навестить свою умирающую 80-летнюю мать, в чем ему и было решительно отказано.

В письме представителя Иордании в ООН этот акт назван «надругательством над основными правами чело­века… злонамеренным нарушением IV Женевской конвен­ции… и общепринятых норм человеческого поведения».

И опять эта история попала в печать. И опять израиль­ские власти и сионистская пропаганда попытались замять инцидент. Доктору Амеру даже разрешили поехать- на свидание с матерью, которая… умерла за несколько недель до этого, так и не увидев сына перед смертью.

Вряд ли в Тель-Авиве кто-либо почувствовал при; этом угрызения совести. Не чувствовал же их раввин Илан Тор из военного поселения Кирьят Арба на оккупи­рованном Западном берегу реки Иордан:! Этот бравый рэбби признался, что в марте 1979 года собственноручно и преднамеренно застрелил 16-летнюю палестинскую школьницу, участвовавшую в демонстрации протеста. Лишь много месяцев спустя израильские власти, опять же обеспокоенные реакцией за рубежом, начали! «разби­рательство» этого «инцидента», а заодно и дела одного солдата, заявившего, что «в порядке самозащиты» он убил молодого палестинца.

Убийцы — и раввин* и солдат — не чувствовали беспокойства, ибо были уверены, что сионистская Фемида их не обидит. Впрочем, признавали они, приличия ради им даже могут вынести какой-либо формальный приговор* как, например, одному израильскому ополченцу, который убил палестинца на улице Иерусалима… «в состоянии гнева»! Да* именно так! Узнав, что его приятель погиб в стычке с бойцами Палестинского движения сопротивле­ния, ополченец выскочил на улицу и застрелил первого же оказавшегося на его пути араба!

И опять история появилась на страницах буржуазных газет. Пришлось отдать убийцу под военный трибунал н приговорить его к 10 годам тюрьмы, из которых 7 ему тут же скостил лично генерал Эйтан, начальник штаба израильской армии. Вообще этот палач мирных жителей Южного Ливана был склонен смотреть на проделки своих подчиненных сквозь пальцы. Так, стало известно* что после агрессии 1978 года против Ливана военные власти  были  вынуждены  рассматривать   182  случая грабежей и насилий израильских солдат на оккупирован­ной ими ливанской земле!

Но это были только те случаи, о которых стало известно. Сколько же их осталось в тайне, тем более что израильская военная цензура на щадила усилий, дабы не подорвать «авторитет» сионистских вояк.

— Армия отражает общее состояние общества,— заявил в те дни один из депутатов кнессета. А одна из израильских газет добавила, что на основании происхо­дящего израильтяне могут считать позволенным пролить кровь любого араба, когда только это им вздумается!

— Да, наши солдаты избивают арестованных пале­стинцев, и начальство знает об этом. Ну что в этом особен­ного? Это же обычное дело, рутина! Каждый, кто служил на Западном берегу реки Иордан, может сказать то же самое. Это практикуется годами. Все офицеры знают об этом, но помалкивают!

Так капитан израильской армии Мордехай Арци выступал в январе 1983 года от имени защиты на суде над семью израильскими военными, в том числе помощ­ником военного губернатора города Хеброн майором Давидом Морфазом, обвиняемыми в зверском обращении с населением Западного берега реки Иордан летом прош­лого года.

— Задачей нашей армии было железной рукой сокру­шить сопротивление,— продолжал цинично Арци.— Солдатам было приказано выборочно арестовывать местных жителей в качестве коллективного наказания за антиизраильские выступления. Нам было приказано хватать по 120—200 человек, всех, кто подвернется под руку, безразлично — участвовали они в демонстра­циях или нет. Мы тащили их в штаб для допросов.

— Когда старшие офицеры приказывали нам «за­няться» арестованными, мы знали, что это означает — мы должны избивать схваченных нами палестинцев! Один из советников министерства обороны передал мне, что министр обороны Ариэль Шарон приказал задать жару палестинским смутьянам!— вторил капитану Арци майор Морфаз, когда судьи хотели было доказать, что он избивал и пытал палестинцев «самовольно» и никто сверху не приказывал ему этого делать.

Морфаз, как и гитлеровские преступники, оказавшись под судом, оправдывался тем, что он всего лишь солдат и выполнял приказы высшего командования. После показания  Морфаза  военный  суд,  задачей  которого, по замыслу его устроителей, было восстановить честь мундира израильской военщины и доказать, что пытки и избиения арестованных палестинцев представляют собою лишь «отдельные» нарушения «отдельными» недисциплинированными элементами «морального ко­декса» сионистской армии, вынужден был прервать заседание и отложить его.

Конечно, Тель-Авиву вообще не хотелось бы доводить дело до суда, но это оказалось невозможным после того, как после резни, организованной Шароном и Бегином в ливанских лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила, три израильских офицера-резервиста выступили с обвинениями своих коллег в зверских расправах и над населением Западного берега реки Иордан и сектора Газа. При этом они представили такие свидетельства, что даже Шарон был вынужден отправить в отставку двух, своих старших офицеров, а одного сержанта приго­ворить… условно к трем месяцам тюремного заключения!

Пыталась израильская военщина уйти и от обвинений в том, что концентрационный лагерь Ансар, созданный ею в Южном Ливане, стал настоящим адом для тысяч брошенных в него ливанцев и палестинцев. Шарон даже обещал провести расследование деяний своей солдатни, обвиняемой в зверских избиениях и пытках заключенных Ансара. Ему, видите ли, нужны были тому «доказатель­ства». А буквально через неделю после его обещания Культурный совет Южного Ливана .распространил пись­менные свидетельства Саадуна Хуссейна, бывшего узника Ансара, об издевательствах израильских тюремщиков над заключенными, о пытках и избиениях, ставших в концлагере обычным делом.

А вот еще леденящие душу свидетельства…

«…Затем они отвезли меня в тюрьму Раммаллаха, где меня допрашивали многие следователи. Я помню имена Сэми и Еси. Это те, кто бил меня палками по поло­вым органам. Били меня и по голове и по лицу — палками и большими кулаками. Они хотели, чтобы я признался, что я бросал камни и бутылки с зажигательной смесью в автобус и в джип в лагере Каландия.

Я говорил, что не делал этого потому, что я действи­тельно этого не делал. Следователи не верили и продол­жали бить меня — уже по ногам и животу. Все мое тело болело. В конце концов мне пригрозили, что приведут в тюрьму мою мать и сестру…

— Зачем?— задал  вопрос адвокат Абед аль-Ассали.

— Чтобы изнасиловать их на моих глазах. Вот почему я «признался», что бросал бутылки с зажигательной смесью…»

Так начинается брошюра, выпущенная Палестинским национальным комитетом по проведению международного года ребенка и называющаяся «В Иерусалиме они пытают детей».

Брошюра — сборник показаний детей, схваченных сионистскими гестаповцами в палестинском лагере Каландия после очередных выступлений его обитателей за свои законные человеческие права. Адвокат Абед аль-Ассали, работающий вместе с известной израиль­ской защитницей прав человека Фелицией Лангер, побы­вал в знаменитой своими изуверскими пытками тюрьме «Московия» и собрал показания десяти заключенных там детей в возрасте от 13 до 15 лет.

Свидетельство, с которого я начал, принадлежит 13-летнему Ибрагиму Халилу Абд аль-Маути.

«Да, я «признался»: как мог я вынести такие пытки?— рассказывал адвокату другой 13-летний мальчик Мухам­мед Ахмед Абдаллах Матир.— Следователи Сэми и ёси били меня палкой по половым органам. Они сжимали мою голову между креслами, таскали меня за волосы й продолжали избивать. Потом бросили меня на пол и стали топтать. Наконец Сэми приказал мне подняться, схватил меня за горло и поднял на воздух, говоря: «Если ты не признаешься, через минуту я задушу тебя». 13 дней меня держали одного в темном подвале. Когда я просил пить, мне отвечали: пей из параши! Они все время изби­вали нас.

Потом я признался, будто бы бросал камни и бутылки с зажигательной смесью, хотя ничего такого я не делал. Я подписал «признание», чтобы они перестали меня пытать…»

Свидетельствует 13-летний Мухаммед Фарри Али Абдель Раб:

«Они затыкали мне рот и нос и держали так, пока я не терял сознание. Затем они вылили мне на голову бутылку бензина. (Это были Сэми, Еси и Абу Газалех — сионистские инквизиторы, боясь разоблачений, скры­ваются под кличками.— £ /С) Один из них зажег спичку и сказал, что сейчас сожжет меня живым. Затем они положили что-то горящее на мои половые органы… Они избивали меня дубинками с шипами… Я «признался», что совершал «акты саботажа».

А затем еще семь свидетельских показаний, одно страшнее другого. В дни, когда адвокат, взявшийся защи­щать палестинских детей, разговаривал с ними, в тюрь­ме находилось 30 юных палестинцев только из одного лагеря Каландия. Когда аль-Ассали потребовал свидания с остальными, ему ответили, что с ними якобы в данный момент беседуют представители Красного Креста. Но и на телах тех, с кем адвокату удалось встретиться, он сам видел следы пыток, о которых ему рассказывали дети, прошедшие сквозь сионистские застенки. Одного из своих палачей, некоего Эли, одетого в полицейскую форму со служебным знаком 45025, Самир Абдель Хади опознал в присутствии адвоката: Самира заставляли есть собствен­ные волосы.

Палестинский национальный комитет по проведению международного года детей выпустил также брошюру о бесчеловечной эксплуатации в Израиле палестинских детей и подростков. Брошюра целиком состоит из мате­риалов, опубликованных в израильских газетах. Израиль­ские фермеры, с рассвета до темноты эксплуатирующие палестинских детей на своих плантациях и платящие им буквально гроши, выставляют себя при этом еще и благодетелями маленьких палестинцев.

—   Что вы говорите об их правах, о страховании, о законах?— цинично удивляются фермеры.— Они же всего лишь дети! На них ничего не распространяется.

Либеральные израильские журналисты, занимавшиеся изучением этого вопроса, были потрясены открывшейся им картиной: в их стране тысячи палестинских детей, которых безжалостно эксплуатируют, с которыми обра­щаются хуже, чем со скотом, которые не имеют возмож­ности ходить в школу, которых терроризируют хозяева и полицаи.

—   Немудрено, что, когда эти дети вырастают, они берутся за оружие,— замечает один из авторов статей, собранных в брошюре.— Они учатся ненависти. И этому учим их мы.

В бюллетене Народного фронта освобождения Пале­стины был опубликован трагический рассказ Абдаллы аль-Аджрами, находившегося в лапах израильских палачей с 15 декабря 1967 года по середину 1981 года.

Как только он был схвачен в городе Раммаллахе (За­падный берег реки Иордан), рассказывает Абдалла аль-Аджрами, израильский полковник заявил ему:

—   У тебя есть только пять минут на то, чтобы ты выдал нам твоих людей вместе с оружием. Иначе я отправ­лю тебя в военную тюрьму, и ты узнаешь, что там с тобой сделают. Можеть быть, ты упрям? Тогда через пятнадцать дней мы встретимся и посмотрим, будешь ли ты к тому времени все еще похож на человека!

С этого и начались истязания, которые продолжались целых четырнадцать лет. Сперва его бросили в застенок военной тюрьмы Сарафанд, подвесили за руки и стали избивать, затем пытали электрическим током. Следующий этап: руки патриота привязывали веревками к противо­положным дверям, которые палачи резкими рывками распахивали одновременно. Ничего не добившись, они опускали лицо своей жертвы то в ведро с кипятком, то в ведро с ледяной водой.

Затем Абдаллу аль-Аджрами перевели в тюрьму Рамле, где палач заявил ему:

—   Мне ничего от тебя не надо, кроме того, чтобы ты сдох в моих руках.

Узника в течение сорока пяти дней избивали палками, угрожали расправиться с его родными, предлагали деньги и жизнь за предательство. Потом его бросили в подземную камеру-одиночку, где два месяца он не видел света. Все это называлось… следствием.

Наконец, был разыгран фарс суда и объявлен приговор: 60 лет за решеткой. И начались многолетние скитания по тюрьмам. Тюрьма в Наблусе, тюрьма в Бейт-Лиде, где патриоты объявили голодную забастовку против нечеловеческих условий, в которых они содержались. Отсюда Абдаллу «как зачинщика» перевели в еще более зверскую тюрьму в Ашкелоне, где самой из легких пыток было избиение заключенного сразу пятнадцатью палача­ми, перебрасывавшими его от одного к другому.

Абдалла аль-Аджрами потребовал пересмотра своего дела в Верховном суде Израиля, но генеральный прокурор заявил ему:

—   За тобой длинный список подстрекательств заклю­ченных на забастовки и протесты, попыток подготовить побег. Поэтому ты будешь сидеть за решеткой всю свою жизнь.

И Абдаллу бросили в самую страшную тюрьму Нафка. Здесь в раскаленной пустыне содержатся «самые опас­ные», по мнению Тель-Авива, борцы за права палестин­ского народа. Именно здесь израильскими палачами были убиты в 1980 году трое заключенных и произошла голодная забастовка протеста, трагические подробности которой ужаснули весь мир и вызвали на оккупированных территориях мощную волну демонстраций солидарности с узниками Нафки.

— Израиль боится, что с лица его будет сдернута маска и весь мир увидит, что в Израиле нет ни демокра­тии, ни цивилизованности, не соблюдаются ни права человека, ни Женевская конвенция,— говорит Абдалла аль-Аджрами.— Я обращаюсь ко всем, кто борется за человеческие права, с призывом не прекращать борьбы против того, что творится в израильских тюрьмах. Я рассказал далеко не о всех методах пыток, применяемых там. Побывайте в этих тюрьмах сами, и вы на месте убедитесь, прав я или нет.

В 1980 году у Абдаллы, истерзанного пытками, появи­лась тяжелая болезнь сердца. Многие месяцы его пере­брасывали из одного тюремного госпиталя в другой. Наконец решили, что он долго не проживет. Лишь тогда, пытаясь отмежеваться от еще одного почти уже совер­шенного ими убийства, палачи раскрыли перед Абдаллой тюремные ворота. Однако страдания других палестинских патриотов в Нафке продолжались. Ассоциация жен и матерей заключенных обратилась к международному общественному мнению с призывом вмешаться и добиться прекращения систематических пыток и улучшения условий содержания в израильских тюрьмах, предоставления для заключенных в этих тюрьмах прав и статуса военноплен­ных. Женщины вышли на демонстрацию, неся плакаты с этими требованиями, и плакаты, говорящие об их солидар­ности с патриотами Ольстера, умирающими в борьбе за свои политические права в блоках «Эйч». «Нафка и блоки «Эйч» — одно и то же!» — было написано на плакате, фотография которого была опубликована в номере инфор­мационного бюллетеня Народного фронта освобождения Палестины как иллюстрация к рассказу Абдаллы аль-Аджрами.

И наконец, свидетельства, появившиеся в ливанской печати в августе 1979 года в связи с освобождением из сионистских застенков американки Терри Флинер, проведшей за решеткой 20 месяцев по обвинению в под­держке Организации освобождения Палестины.

Терри Флинер рассказала о пытках, которым в израиль­ских застенках подвергались уже в течение четырех лет западногерманские граждане Бригитта Шульц и Томас Рейтер. Они были схвачены и похищены агентами «Мос­сада» в январе 1976 года в аэропорту кенийской столицы

Найроби лишь потому, что интересовались расписанием рейсов израильской авиакомпании «Эл Ал». Шульц и Рейтер «исчезли» в израильских застенках, и официаль­ные лица Тель-Авива в ответ на запросы западногерман­ских властей и родственников похищенных отрицали само их присутствие в Израиле. Таких запросов и протестов было 18. Лишь через 14 месяцев — в марте 1977 года — инквизиторы признали факт похищения и заявили, что Шульц и Рейтер, известные своими левыми взглядами, обвиняются в подготовке… к обстрелу самолета «Эл Ал».

Терри Флинер сообщила, что Шульц и Рейтер и течение четырех лет подвергались изощренным издевательствам с целью вырвать у них «признание», но палачам до сих пор этого сделать так и не удалось.

Семьи арестованных и общественные организации ФРГ требовали немедленного освобождения жертв сионистской разведки или открытого суда над ними. Как стало известно, в марте 1978 года министр иностран­ных дел ФРГ Ганс Дитрих Геншер имел по этому поводу беседу с министром иностранных дел Израиля Моше Даяном. В ноябре 1978 года израильскому посольству в Бонне западногерманские власти заявили, что они ожидают справедливого, основанного на законности суда. В противном случае Израиль будет нести ответственность за последствия.

Однако поскольку, по словам матери Бригитты Шульц, Тель-Авив не мог предъявить похищенным каких-либо доказательств обвинений, Шульц и Рейтер продолжали находиться в застенках без суда.

Одна из пыток, которая применяется к Бригитте Шульц, говорила Терри Флинер, пытка полной изоляцией. Бригитта Шульц более трех лет содержалась в маленьком сарае на территории женской тюрьмы, огороженном со всех сторон так, чтобы она не могла видеть других заключенных. При вызове на допросы и перевозке из одного места заключения в другое ей на голову надевался глухой мешок.

Шульц и Рейтер сразу же после похищения в Найроби были подвергнуты истязаниям под руководством агентов израильской разведки, проводивших допрос под пыткой. Молодых людей зверски избивали, жгли сигаретами, пронзали их тела спицами. Чтобы добиться от своих жертв признания «виновности», палачи обещали им «легкий приговор» и освобождение в 1981 году. В случае непризнания им угрожали пятнадцатилетним заключе­нием. Так и не добившись «признания», 11 сентября 1979 года военный суд приговорил их к 10 годам тюрьмы.

Израильские власти отказались в то время комменти­ровать эти появившиеся в печати сообщения, ссылаясь на «секретность дела». Властям ФРГ, как сообщается, были известны левые взгляды Шульц и Рейтера, но также и то, что ни та, ни другой не обвинялись западногерман­ской   полицией   в   каких-либо   преступных  действиях.

Матери Бригитты Шульц и Томаса Рейтера провели в Бонне в сентябре 1979 года пресс-конференцию, на которой рассказали о пытках, перенесенных их детьми в руках сионистских палачей. Пресс-конференция была специально приурочена к пребыванию в ФРГ израиль­ского министра иностранных дел Моше Даяна, прибыв­шего с целью «укрепления отношений между Бонном и Тель-Авивом».

Однако Шульц и Рейтер были освобождены «Мос-садом» — «Шин-Бетом»   лишь   несколько  лет   спустя.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: