Несостоятельность концепции «заговора» в распаде СССР

Со времени исчезновения СССР аналитики непре­рывно возвращаются к причинам, которые привели к почти мгновенному исчезновению одной из двух супердержав ми­ра. Наиболее легкий путь объяснения этого — внутренний и международный заговор, в частности США. Отметим, что сами видные государственные деятели Америки дали серь­езные основания для подкрепления этой версии событий. Так, буквально через несколько дней после Беловежских со­глашений директор ЦРУ Гейтс сказал журналистам следую­щее: «Мы хорошо понимали, что Советский Союз ни гонкой вооружений, ни экономическим давлением, ни тем более силой не возьмешь, его можно было взять, только организовав взрыв изнутри». И якобы этот «взрыв» и был организован. Из это­го вполне очевидно, что одной стороной, организовавшей этот «взрыв», были США. Возникает вопрос: какие лица ор­ганизовывали «взрыв» в СССР — Горбачев, Ельцин с Крав­чуком и Шушкевичем, участники ГКЧП, демократы России во главе с «группой Афанасьева» и т.д.? Па этот вопрос опре­деленного ответа нет. Не дают его и американские аналити­ки и должностные лица, утверждающие об «успехах» своей подрывной деятельности.

Мне представляется, что сама эта концепция «заговора» является ущербной, не имеющей реальной почвы. Крупные государства, имеющие свои собственные интересы, еще с эпо­хи великих цивилизаций древности — Китайские империи, Персидские царства, империя Александра Македонского, Греция, Древний Рим, Египет, татаро-монгольские империи, Арабский халифат и т.д. — все они не только вели всемирные войны, но и строили заговоры против других государств, за­нимались шантажом и подкупом должностных лиц для ос­лабления позиций перед военным вторжением, разлагали армии противника. А сколько реальных заговоров было про­тив молодого Советского государства в период между 1917 и 1924 гг. (когда произошло окончательное восстановление Рос­сии под названием СССР, в границах бывшей Российской империи, исключая Польшу и Финляндию). Однако все эти заговоры и даже прямое вооруженное вторжение западных стран, в том числе с участием войск США, Великобритании, Франции, Японии и пр., окончились провалом. Могущест­венные США не сумели свергнуть даже режим крохотной Кубы во главе с легендарным лидером Фиделем Кастро, ко­торого, по прямому указанию высших должных лиц, долж­ны были физически устранить. Поэтому «теорию заговора» не только в качестве решающего фактора, но и имеющего ка­кое-либо серьезное значение в распаде СССР, я отметаю полностью.

СССР был государством — продуктом не только и не столько естественной эволюции общества, сколько резуль­татом грандиозного социального эксперимента на базе мно­говековых мечтаний о справедливом обществе и писаных трактатов, в том числе таких философов, как Томас Мор, Кампанелла, великих французских просветителей, а позже и марксистских исследователей. Как всякий продукт экспери­мента, система социализма (или коммунизма) требовала чрезвычайно квалифицированного обращения с ней. И как любая социальная система, она могла стать и гуманистиче­ской, и антигуманистической. Но она не могла быть объек­том сокрушительного (то есть гибельного) воздействия — если исключить военное вмешательство — внешней среды.

Причины исчезновения СССР как великой державы с гло­бального политико-исторического процесса таятся исклю­чительно в сфере деятельности правящих кругов — то есть речь идет абсолютно о субъективном факторе. Эти причи­ны гибели СССР находятся непосредственно во всей сово­купности деятельности всего советского руководства с марта 1985 г. по декабрь 1991 г. — в Центре, республиках, провин­циях. Горбачев в наследство от предыдущих правителей по­лучил могучее государство, имевшее бесспорно выдающиеся достижения. Но одновременно — множество проблем, в том числе в плане серьезного отставания в обеспечении людей жизненными благами. Можно было их решить? Бесспорно, можно было. Но как? И это тоже было очевидно и в те вре­мена, и тем более в настоящее время. Но в шестилетний пе­риод правления Горбачева было принято такое количество неверных решений, что в своей совокупности они создали кумулятивный эффект огромной разрушительной силы, бу­квально взорвавшей государство. И почти все «горбачевские решения» находили «дружную поддержку» всей колоссаль­ной правящей бюрократии, в том числе «дворцовой интел­лигенции», демократов и различных мастей, озабоченных всего лишь своей ролью в горбачевской перестройке. Они стали на позиции критики горбачевского курса не с позиций разумного анализа, а всего лишь упрекая Горбачева в «малой степени подражания» ведущим державам, показывающим, по их мнению, идеал для развития СССР.

Далее, причина гибели СССР не в том, что изначально была порочной система. Органические пороки свойственны техническим системам, но социальные системы подвергаются модернизации, особенно — в плане конвергенции. Это направ­ление как раз и иллюстрирует вся вторая половина XX века. Академик Андрей Сахаров раньше других понял эти особен­ности и по мере сил пытался внушить эту идею правящему истеблишменту. Но не нашел понимания нигде, даже среди его сторонников «демократов» он не нашел поддержки. Мож­но смело утверждать, что наиболее сильные стороны социа­лизма — социальная политика, планирование и регулирова­ние, государственное вмешательство в экономику (западный вариант — кейнсианство), организация (и мобилизация) дея­тельности крупных предприятий в целях реализации супер­национальных программ (НАСА) и многое другое — эффек­тивно были восприняты в капиталистических странах, что обеспечило их адаптацию к новым условиям меняющегося мира под натиском глобализации.

В Америке после распада СССР началась сильнейшая ата­ка на ЦРУ с обвинениями, что это могущественное ведомст­во «не разглядело» причин распада и не информировало об этом президента и конгресс. ЦРУ неловко пыталось оправ­даться. Но напрасно ЦРУ заняло позицию оправдывающей­ся стороны — оно не было виновным и ничего «не просмот­рело». Вплоть до августовского ГКЧП в СССР полностью отсутствовали фундаментальные причины, могущие привес­ти к гибели это государство. Но сама эта попытка государст­венного переворота и временное отстранение Горбачева от власти, а также форма поражения были настолько впечат­ляющими, что они нанесли сокрушительный удар по самой целостной системе Союзного государства. А спонтанные со­бытия после ГКЧП протекали так стремительно — при пол­ной политической индифферентности Горбачева, что у ЦРУ попросту не хватило времени для осмысления этой ситуа­ции, логически ведущей к гибели СССР, как следствие не столько внутреннего взрыва накопившихся противоречий системы, сколько своеобразного «верхушечного переворо­та», совершенного на этот раз лидерами союзных республик.

Природа социальной системы отличается от технической своей беспредельной гибкостью. Классический примеры это­го: а) переход от военного коммунизма к государственному капитализму в России; б) переход от китайской разновидно­сти военного коммунизма к китайской модели социалисти­ческого рынка.

• Оба примера иллюстрируют как раз беспредельную гибкость социальной системы — от полного отрицания двух фундаментальных принципов коммунизма — принципа ча­стной собственности и принципа отрицания эксплуатации рабочей силы — до полного признания обоих этих принци­нов, свойственных капиталистической системе. Это и есть конвергенция, которая не может существовать в технических системах, но существует в живой природе.

• Соответственно, гибельный путь СССР приходится ис­ключительно на период воцарения во власти в СССР Ми­хаила Горбачева, то есть с марта 1985 г. и вплоть до 8 декабря 1991 г. Мы говорили именно «о гибельном пути», а не о том, что до прихода Горбачева «все было идеально», — я специ­ально приводил процесс накопления множества проблем в предыдущие десятилетия. Но все они не носили фатального, гибельного характера, являлись обычными проблемами, со­путствующими эволюции всякой социальной системы и при умелом реформировании, с учетом новых факторов внут­реннего и внешнего порядка, могли быть устранены — так происходит повсюду в разных странах, обеспечивающих про­цветание общества. Приведенный в первом параграфе крат­кий логико-исторический анализ, выстроенный в событий­ном ряде, призван показать, какие направления должны бы­ли бы стать приоритетными во всей политике Горбачева. Он также показывает, какие подходы следовало бы избрать для качественного изменения всей обстановки в стране. Ни опыт собственной страны, который еще на первом этапе развития СССР (эпоха НЭПа) позволил избежать гибели страны, ни опыт такого огромного государства, как Китай, ни опыт даже многих западноевропейских стран послевоенных десятиле­тий Горбачев и его соратники не использовали.

• Среди огромного количества ошибок, просчетов и за­блуждений, приведших к гибели советской империи, следу­ет назвать одну из главных ошибок Генерального секретаря ЦК КПСС — это догматизм. Догматизм, свойственный всей правящей верхушке страны, догматизм, который составлял мировоззренческую сущность самого Горбачева. Они не су­мели его преодолеть, несмотря на, возможно, искреннее стрем­ление достигнуть сформулированных ими задач. Соответст­венно, интеллектуальные и организационные возможности реформаторов-коммунистов оказались неадекватными по­ставленным ими самими перед собой задачам. Соответствен­но, они не сумели точно сформулировать перед интеллекту­альными силами страны как общие, так и конкретные подхо­ды для решения этих задач. А те «подходы», которые они сами предлагали, были явно ограниченными, чтобы решить эти задачи. Ограниченными прежде всего их понятиями дог­матического социализма, когда даже официальное призна­ние принципа частной собственности им казалось непрости­тельным «отходом»от социализма. Ленину это не казалось «отходом», Дэн Сяопину тоже не казалось это «отходом». А Горбачев не решился на такой «отход»… Догматизм…

• Что означал для действующей системы этот горбачев­ский отказ от «отхода»? Это означало отказ признать дейст­вие глобальных закономерностей, требующих от социаль­ных систем конвергенции. Горбачеву, видимо, не объяснили его многочисленные советники, в том числе ученые-акаде­мики, что огромная приватизационная волна, которая нача­ла катиться по всему земному шару с конца 70-х — начала 80-х гг., является не каким-то эпизодическим событием, про­диктованным чисто конъюнктурными обстоятельствами. Это — отражение новых реальностей глобализационных про­цессов, требующих «совместимости» национальных систем формирующемуся новому мировому порядку. Поэтому, если в 20-х гг. Ленин рассматривал «возвращение к капитализму» как чисто утилитарное средство для спасения коммунисти­ческого государства именно на данном этапе, а «дальше — бу­дет видно», то ныне, в конце XX столетия, — мировое разви­тие абсолютно диктовало введение капиталистических эко­номических отношений как «безальтернативный выбор» — но не на кратковременной основе, а в обозримом будущем. При этом процессы конвергенции предусматривают бесконечное многообразие непосредственных форм этих экономических отношений в странах, в зависимости от их внутренних усло­вий и «технологической зрелости» национального экономи­ческого комплекса.

• Эти современные глобализационные закономерности хорошо были усвоены «китайскими товарищами», которые не просто использовали опыт НЭПа, а приспособили его к своей политической системе, в которой нашлось место и партийной бюрократии. И более того, в отличие от горбачев­ского СССР коммунисты Китая, их партийные структуры были организованы в основную модернизационную силу. Горбачев и болтуны-демократы сделали все для того, чтобы превратить такую мощную силу, как структуры КПСС, в от­кровенных врагов политики перестройки, оттесняя их на обочину политического процесса. В Китае — они стали про­водниками политики Дэн Сяопина. Вот в чем принципиаль­ная разница между политикой Дэн Сяопина и Горбачева.

• Дэн Сяопин признал фактически частную собствен­ность, создал классический капиталистический рынок в пол­ном объеме. От провозглашения «новой политики» в 1979 году до начала воплощения рынка в полном объеме (1981 г.) Китаю понадобилось менее трех лет. Успехи были достигну­ты гигантские. Партийные комитеты КПК были ответствен­ны персонально за ход экономической реформы и ее резуль­таты.

• Горбачев так и не признал частную собственность в СССР. Верховный Совет СССР, в котором как раз заседали «выдающиеся демократы», не разработал и не принял ни один закон, предусматривающий введение частной собст­венности в стране, — но зато они как одержимые боролись за «отмену» 6-й статьи Конституции СССР! Одновременно была почти развалена административно-бюрократическая система (АБС), Госплан уже не управлял почти ничем, эко­номика стала деградировать. С точки зрения системы были предприняты действия, подрывающие ее целостность, в то время как «другая» — рыночная — как альтернативная сис­тема не была предложена, отсюда — хаос.

• В такой обстановке никакого «внешнего вмешательст­ва» для гибели СССР не требовалось — надо было просто ждать, когда хаотические процессы перейдут в стадию само­разрушения. Для этого уже не надо было многого — всего лишь сокращения финансовых поступлений в казну. В каче­стве одной из главных причин, способствовавших распаду СССР, справедливо называют сепаратизм, начавшуюся вой­ну между Арменией и Азербайджаном по поводу Карабаха, позицию стран Прибалтики и т.д. Это верно. Но надо знать природу этого сепаратизма. Он, с одной стороны, прямое следствие неспособности горбачевского государства устано­вить должный порядок через государственное принуждение. Если в нужный момент не используете это принуждение — приходит беда. Это и случилось раньше, чем в других регио­нах, в Закавказье — в результате войны между двумя союз­ными республиками СССР в 1989 г. по поводу Карабаха — задолго до прихода к власти в Российской Федерации Ель­цина — Хасбулатова. С другой стороны, этот политиче­ский сепаратизм, получивший огромный размах уже с конца 80-х гг. — результат неэффективной и, более того, ущербной социально-экономической политики Кремля, всей его внут­ренней политики. Чего добивалась Прибалтика в 1989 г. на 1 съезде народных депутатов: «Дайте нам экономическую са­мостоятельность. Мы лучше вас, в Центре, знаем, как прово­дить реформы в наших республиках!» Не дали. Почему не дали? Догматизм «вождей»! А разве не было бы просто ин­тересно посмотреть на то, что они там, в Прибалтике, сами хо­тят сделать, что у них получится? Нет, «мы не можем посту­питься коммунистическими принципами» — так реагиро­вали руководители СССР, им же поддакивали «радикал-демократы», использовавшие молодую демократию для на­ступления на реформатора Горбачева. И — потеряли СССР.

• Никаких иностранных заговорщиков, стремящихся раз­валить СССР, не было в природе. При этом не следует путать деятельность по «нанесению ущерба» с деятельностью по «развалу страны». Если стремление «нанести ущерб», и по возможности — как можно больше, присутствовало всегда в отношениях между СССР и другими ведущими странами ми­ра как очевидная закономерность, то «развалить СССР мир­ным путем» — эта задача никогда не стояла ни перед одной из западных держав на всем протяжении послевоенных де­сятилетий. Не стояла в силу того, что она представлялась аб­солютно недостижимой (некие «инструкции» Даллеса, на которые ссылается в прессе даже такой неглупый человек, как Никита Михалков, — это просто несерьезно).

• Кто на Западе, например, мог предположить, что Горба­чев вдруг «достанет» истлевший от времени Союзный до­говор 1922 г., отбросит Конституцию СССР и начнет заново «собирать» республики? Кто на Западе мог предположить, что не найдется ни один опытный, грамотный человек, кото­рый ему мог бы сказать: «Дорогой Михаил Сергеевич! Это путь, ведущий к развалу СССР!» Таких в стране не нашлось вплоть до лета — осени 1990 г. Но когда я об этом заговорил, в том числе и с трибуны III съезда народных депутатов Рос­сии, было уже поздно. Поезд, «нагруженный динамитом» Со­юзного договора, мчался с огромной скоростью в пропасть.

И оказался… в Беловежской Пуще, в селении Вискули, вбли­зи охотничьего домика для партийных чиновников.

•…Горбачев фактически оказался одиноким пленником своих замыслов. Пытаясь лично контролировать «ситуацию», он не давал возможности в полную силу работать премьеру Николаю Рыжкову и отправил его правительство в отставку в начале 1991 г. Премьер Павлов, заменивший порядочного Николая Рыжкова, не умея пользоваться огромной властью главы Правительства СССР, в то же время почему-то доби­вался все большего увеличения своих полномочий. Скорее всего, это были интриги таких же, как он сам, недалеких его помощников, пытающихся «подготовить» Павлова к замене Горбачева. Поэтому он фактически согласился возглавить антигорбачевский переворот, полагая, что Крючков, Янаев и Язов осуществят всю необходимую для этого «грязную ра­боту». Но ни он сам, ни указанные должностные лица не об­ладали достаточно изощренным умом, чтобы подготовить и провести последнюю успешно. Крючков, как я сделал вывод из своего неоднократного общения с ним (с периода зани­маемой мной должности первого заместителя Ельцина), был человеком довольно-таки посредственным. Существующее представление о некой « чекистской гениальности» Андро­пова, при котором сделал большую карьеру Крючков, у меня вызывает очень серьезные сомнения. Во всяком случае, при Крючкове КГБ стал стремительно деградировать — отсюда провальный проект КГБ, навязанный им части руководства СССР (ГКЧП). И в равной мере — последующие события («ползучий переворот») по развалу СССР — и снова при полном бездействии многочисленного офицерского корпуса КГБ, оказавшегося бездарным и равнодушным к судьбе Оте­чества, которое он должен был защищать.

• КГБ не сумел предотвратить воинствующий характер действий и пропаганды армянских радикалов-экстремистов, издавна лелеющих мечту поглотить Нагорный Карабах. По­следние впервые в истории СССР увидели при Горбачеве возможность реализовать эту свою мечту. Именно совершен­ная беспомощность службы Крючкова привела к кровавой войне между Арменией и Азербайджаном, когда целые иод-разделения Закавказского фронта подкупались воюющими сторонами и участвовали в боевых действиях с применением тяжелой техники и авиации. Коррупция стремительно про­низала все структуры власти — государственные и партийные органы, Армию, МВД и КГБ. Хваленые горбачевские мини­стры Крючков, Язов и Пуго — все они оказались пустышка­ми, ни на что не способными безвольными догматиками.

• Отметим, первый крупномасштабный военный кон­фликт на территории СССР произошел именно в Карабахе, и обнаружившаяся безнаказанность зачинщиков привела к бурному росту националистических выступлений по всей периферии СССР — Средней Азии, Кавказу, Прибалтике и Молдавии. Особое важное, прямо-таки выдающееся значе­ние в развале СССР имела акция армянского руководства, под видом волеизъявления населения Нагорного Карабаха, выйти из состава Азербайджана, направленная на отторже­ние этой области от последней в целях его присоединения к Армении. (См.: Бабурин СЛ. Мир империй. Территория го­сударства и мировой порядок. СПб, 2005. С. 497.) 1 декабря 1989 г. Верховный Совет Армянской ССР и областной Со­вет Нагорного Карабаха приняли совместное постановление о воссоединении Армянской ССР и Нагорного Карабаха. Заявив о своем уважении к общечеловеческим принципам самоопределения и законному стремлению двух насильст­венно разделенных частей армянского народа, Верховный Совет Армении признал факт самоопределения Нагорно-Ка-рабахской автономной области, а съезд полномочных пред­ставителей Нагорного Карабаха и избранный им Националь­ный совет объявил единственной законной властью в облас­ти. Было заявлено об образовании совместной комиссии для разработки практических шагов по осуществлению воссо­единения Армянской ССР и Нагорного Карабаха. Прези­диуму Верховного Совета Армянской ССР, Совету Минист­ров Армянской ССР и Президиуму Национального совета НКАО было поручено предпринять все вытекающие из по­становления необходимые меры по осуществлению реального слияния политических, экономических и культурных струк­тур Армянской ССР и Нагорного Карабаха в единую госу­дарственно-политическую систему. Армянская сторона ис­ходила из утверждения, что Карабах, как, по ее мнению, и Нахичевань, как территории исторического проживания ар­мян, является «исконно армянской территорией». (Там же.

С. 497.) Так началась война между двумя республиками Со­ветского Союза, при бездействии союзных органов власти.

Таким образом, армянское руководство, взявшее отчетли­во курс на взлом политической системы СССР и насильст­венный захват части территории соседней союзной респуб­лики, нанесло первый и сокрушительный удар по целостно­сти СССР, по всей политике перестройки и демократиче­ских преобразований, осуществляемых Горбачевым. Перед Горбачевым возникла очень неприятная дилемма.

Первое. Он должен был силой оружия подавить карабах­ский сепаратизм и привлечь к ответственности тогдашних лидеров Армении — и тем самым показать, что он, Горбачев, обласканный Западом, остался на деле типичным тоталитар­ным вождем Советской империи (именно этого желало аб­солютное большинство народа, судя по всем проводимым в те времена социологическим опросам).

Второе. Горбачев мог, подчеркивая свою демократич­ность, пытаться мирными средствами продолжить диалог с воюющими сторонами. Что он и делал, хотя бесплодность «переговоров», ведущихся с эмиссаром Кремля Аркадием Вольским, была очевидна изначально. (Отметим при этом, что КГБ СССР показал свое банкротство уже тем, что допус­тил созревание здесь такого масштабного узла противоре­чий.)

При этом речь вовсе не шла о «восстании» Карабаха — на такое население было не способно. На стремлении «ото­рвать» Карабах от Азебайджана действовали армянские ли­деры, а также мощная диаспора в СССР и за рубежом, взяв­шая на вооружение модель Израиля в ее аннексии арабских земель.

При этом я вовсе не стремлюсь высказывать свои сужде­ния о том, «кому принадлежит Карабах — Армении или Азербайджану». Во-первых, эта земля принадлежала и при­надлежит тем людям, которые испокон веков проживали и проживают на ней. Во-вторых, эту проблему следовало решить высшим органам власти СССР в соответствии с Конституцией СССР. И любые попытки изменить ста­тус этого края, предпринимаемые Арменией и Азербай­джаном, были незаконными, и организаторов такого ро­да действий следовало предать суду.

• В создавшейся тогда обстановке единственным спосо­бом обеспечить мир в этом регионе было бы массированное введение войск на самом раннем этапе и жесткое подавление сепаратистов. Но против этого выступала «демократическая общественность», а Горбачев не решился использовать силы, предпочитая маневрирование. Результатом и была война, на стороне Армении она отчасти поддерживалась регулярными войсками из Закавказского фронта. Союзные власти, пока­зав свое бессилие, нерешительность и растерянность в реше­нии крупных региональных конфликтов, открыли путь к взрывному их развитию в Средней Азии, Прибалтике, Гру­зии и Чечено-Ингушетии. (См.: Бабурин СЛ. Мир империй. Территория государства и мировой порядок. СПб., 2005. С. 498.) Хорошо, что не «взорвалась» Татария, в ней была очень сложная обстановка в те времена.

• Другая кавказская республика, Грузия. После трагедии и фиаско с вводом войск Закавказского военного округа в бурлящий Тбилиси в 1989 г. (кстати, почему были введены войска Армии, а не подразделения внутренних войск МВД или подразделения КГБ?) к власти пришел Звиад Гамсахур­диа, возглавивший Верховный Совет Грузии. Он вбрасывает в общество лозунг «Грузия — для грузин!». В это время в ав­тономиях Грузии уже полным ходом ширилось движение за «расширение» их полномочий. Воссоединиться со своими северными собратьями южные осетины попытались уже 10 ноября 1989 г., когда Совет народных депутатов Юго-Осе­тинской автономной области провозгласили ее автономию — область была переименована в «автономную республику», правда, все еще в «составе» Грузии. В ответ на это Верхов­ный Совет Грузии, по предложению Гамсахурдии, «отме­нил» статус автономии Южной Осетии, объявив ее одной из провинций. В 1989—1990 гг. Верховный Совет Грузии при­нял целый пакет актов, признающих все договорные обяза­тельства, заключенные после 1921 г., недействительными; в том числе таковым признавались Союзный договор 1922 г., Договор об образовании Закавказской Федерации, а также отменялись все правовые акты, связанные с существованием автономий (Аджарии, Абхазии и Южной Осетии). 31 марта 1991 г. Грузия проводит референдум по вопросу ее независи­мости и получает абсолютную поддержку подавляющей час­ти населения (Абхазия и Южная Осетия в референдуме, од­нако, не участвуют). Так начались вооруженные конфликты. В 1992 г. происходит военный переворот, Гамсахурдиа бежит в Чечню, к своему другу генералу Дудаеву. К власти в Грузии приходит Эдуард Шеварднадзе. Государственный совет во главе с Шеварднадзе принимает решение об отмене Консти­туции Грузинской ССР и переходе Республики Грузия к Кон­ституции Грузинской Демократической Республики 1921 г., в ней, кстати, Абхазия даже не упоминается. В ответ — Вер­ховный Совет Абхазии принимает решение о прекращении действия конституции 1978 г. и восстанавливает конститу­цию 1925 г. — со статусом «Договорной Республики» в со­ставе СССР. 14 августа 1992 г. Государственный совет Гру­зии направляет войска на «усмирение» Абхазии. Начинает­ся война, в которой абхазские власти, опираясь на помощь России и добровольцев с Северного Кавказа, терпят пораже­ние. Тысячи погибших, в основном мирных людей, двести тысяч грузин вынуждены были покинуть Абхазию и бежать в Грузию. Кровопролитные бои развертываются в Южной Осетии. Мне самому пришлось вмешаться в этот конфликт, и я уговаривал Китовани, тогдашнего министра обороны Грузии, отвести грузинские подразделения за пределы Юж­ной Осетии. Помнится, Шеварднадзе, который прибыл в Су­хуми с целью поддержать боевой дух своих солдат и офице­ров, попал в окружение подразделений, сражающихся на сто­роне Абхазии. Видимо, исчерпав все возможности спасения, Шеварднадзе далеко за полночь позвонил мне, на дачу в Ар­хангельском, и взволнованно заявил, что он «погибает по ви­не российского руководства». Я, конечно, отверг «вину рос­сийского руководства» и спросил его, чем могу помочь. Вы­яснил, что не очень далеко от развертывающейся трагедии находится российская воинская часть. Позвонил сразу же министру обороны и приказал эвакуировать Шеварднадзе, что и было им исполнено. Правда, Шеварднадзе «забыл» поз­же сказать спасибо, впрочем, к этому я уже привык.

• Прошло 16 долгих лет, когда были «заморожены» эти конфликты, они неизбежно взорвались в августе 2008 г., ко­гда началась «пятидневная война» между Грузией и Россией в результате попытки президента Михаила Саакашвили ус­тановить вооруженным путем контроль Тбилиси над Юж­ной Осетией. Снова — гибель мирных людей, снова — бе­женцы, разрушенные города и села. Это, повторяю, неизбеж­ное следствие попытки надолго «заморозить» конфликт, пытаясь извлечь из него политическую выгоду. Всякий кон­фликт, если не решена его база, рано или поздно взрывается. Я боюсь, как бы не произошло худшее и с ситуацией вокруг Нагорного Карабаха и оккупированных Арменией азербай­джанских территорий. Позиции России и в этом конфликте отличаются крайней инертностью, не чувствуется стремле­ние реально содействовать сторонам в справедливом урегу­лировании. Но не следует забывать и другую сторону этой проблемы — маниакальное стремление лидеров грузинских автономий, пользуясь слабостью и безволием союзных орга­нов власти, «явочным порядком» отделиться от Грузии, ан-гигрузинскую пропаганду, ведущуюся на территории этих республик, что вызывало крайнее раздражение в метропо­лии (Тбилиси). Так сплетались в тугой узел многие противо­речия, имеющие свои давние исторические корни. Любое поощрение националистически-шовинистических настрое­ний — а отсутствие жесткой реакции на них это есть не что иное, как форма поощрения — вызывает неизбежно те дейст­вия толпы, которые мы наблюдали в 90-е гг. и наблюдаем в настоящее время. Я использую слово «толпа» осознанно, по­скольку вступление некоторых групп населения на скольз­кую почву национализма-шовинизма превращает их в «тол­пу», свирепую и безрассудную.

• Далее — Молдавия, процессы насильственной румыни-зации той части общества, которая не желала этого. Образо­вание трех республик — Молдовы, Гагаузии и Приднестров­ской Молдавской Республики, вооруженный конфликт с на­селением Приднестровья. Снова — страдания мирных людей. «Игры» политиков, их неразумные действия или полное бездействие там, где нужны решительные и жесткие, оправ­данные обстоятельствами меры, дорого обходятся народам.

• Все это хорошо иллюстрирует процесс быстрой дегра­дации союзного государства, его органов власти — и никако­го внешнего заговора не понадобилось для ускоренной гибе­ли СССР. Отметим еще раз — эти гибельные процессы уско­ренно стали «перетекать» на Российскую Федерацию уже с осени 1991 г., когда в обществе прошел шок после ГКЧП, и мощно ускорились после похабных Минских (Беловеж­ских) соглашений 8 декабря. Повсюду шли «заявки» на но­вых суверенизаторов, чуть ли не каждая область, а иногда и район объявляли себя «суверенными». В Москве районы от­казывались подчиняться городским исполнительным вла­стям и Моссовету. «Суверенизаторы» из провинций видели, что союзное государство «тихо умирает», оно лишило себя основной государствообразующей и государствоохраняю-щей функции — функции силового принуждения наруши­телей Закона. Они буквально шантажировали уже и рос­сийские федеральные власти, часто явочным порядком рас­ширяли свои компетенции, вторгаясь в сферу федерального правового регулирования.

• Наиболее опасным для единства и целостности Рос­сийской Федерации был период с сентября 1991 г. по март 1992 г. Ни президент Ельцин, ни его правительство не следи­ли за политическими процессами в Федерации, все еще как будто не веря, что они единолично распоряжаются гигант­ским экономическим наследием СССР. Они не видели са­мой грозной опасности от быстро растущих процессов ре­гионализации (областей и краев) и сепаратизма ( нацио­нальных республик России), способных разорвать в клочья уже основательно истерзанную Россию. Вся тяжесть реше­ния главной задачи — сохранения единства и целостности страны — пришлась на съезды народных депутатов, Вер­ховный Совет Российской Федерации. В этот период Вер­ховный Совет, как высший орган законодательной власти страны, самая представительная публичная власть, показал себя единственной реальной политической (государствен­ной) и административной силой, способной принимать са­мые ответственные, буквально — судьбоносные решения, не считаться с которыми было невозможно. Таким был Федера­тивный договор, разработанный в недрах парламента и под­писанный субъектами Федерации (31 марта 1992 г.), поло­живший конец «суверенитетам» провинциальных баронов и вернувший российские провинции в конституционно-пра­вовое поле.