Современные интерпретации распада СССР

После ликвидации СССР в разных трактовках боль­шинства западных обозревателей это событие стало рассмат­риваться как абсолютно позитивное явление в мировой и российской истории. Этот подход занял доминирующие по­зиции в определяющей мере под влиянием борьбы Ельцина с Российским парламентом и особенно после его уничтоже­ния. Последний рассматривался как якобы сила, стремящая­ся «восстановить СССР». Основываясь на таком совершен­но искусственном методе (скорее, в пропагандистских целях), американский президент-демократ Б. Клинтон вместе с гер­манским канцлером Гельмутом Колем дал «добро» Ельцину на жестокую расправу с Российским парламентом.

При этом недавние еще восторги Запада по поводу демо­кратических реформ Горбачева (1985—1991 гг.), как и непо­мерное «восхищение» перед российскими парламентария­ми, одолевшими путч ГКЧП, были преданы забвению. Было забыто и то, что Рональд Рейган, назвавший в 1981 г. СССР «империей зла», отказался от этого клейма в ходе визита в Москву, стоя рядом с Горбачевым в Кремле, у Царь-пушки. Им же было объявлено о конце эпохи «холодной воны» и стремительном продвижении СССР к демократическим цен­ностям. Помнится, читая рейтинги мировых политических деятелей в конце 1997 г., я был поражен тем обстоятельст­вом, что Горбачев — «дружественный Горби», как стали на­зывать его на Западе, опережал по популярности ведущих государственных деятелей Запада, в том числе Рейгана в Америке. А СССР по праву стал восприниматься как совре­менное государство, вполне демократическое, избавляющее­ся от остатков тоталитаризма мирным, законным образом, через волеизъявление его народа.

И вдруг после декабря 1991 г. и октября 1993 г. всю совет­скую историю, включая горбачевскую эпоху, и в российской, и в западной печати, — вопреки исторической правде — ста­ли представлять как «семь десятилетий сурового и безжало­стного полицейского государства». (См.: Обзор «После рас­пада». Журнал «Мир перемен». 2006. № 4. С. 17.) Так, воз­величивая Ельцина, его вклад в разрушение и СССР, и уничтожение Парламентарной республики, сотрудник цент­ра Гувера при Стэнфордском университете М. Макфолл пишет (в «The Washington Post»), что кончину самого «жестокого режима, который являлся величайшей угрозой для западной цивилизации, можно назвать «предотвращенный Армагед­дон». (Там же. С. 22.)

Американские аналитики в своей основной массе, под­держивая такой «усеченный», весьма ограниченный подход к этим двум событиям, видимо, исходят из той посылки, что он позволяет им очень просто объяснить сложнейшие про­цессы, связанные с двумя величайшими трагедиями (1991 и 1993 гг.), и оправдать позиции правящих кругов западных держав, поддержавших действия Ельцина в обоих событиях. Реформы же Горбачева, которые реально ликвидировали все­силие коммунистической партии и дали возможность нам, Российскому парламенту, выдвинуть Ельцина своим лиде­ром, защитить его в 1990—1991 гг., не дать свергнуть союз­ным властям и т.д. — все это стали называть «химерами». Крайняя ограниченность такого подхода была видна даже при самом простом анализе — выходило, что Ельцин, как древнеегипетский фараон, сам себя породи;! — вне демокра­тических норм, порядков и процедур, которые быстро вводи­лись в тот период в СССР, и вне Российского парламента, всенародно избранного на самом пике развития демократи­ческого процесса в СССР в 1990 г.

И соответственно, они стали утверждать, что Советский Союз умер от «отсутствия альтернатив, невозможности его реформирования». Однако не все аналитики, даже в запад­ных странах, согласны с такой крайне обедненной трактов­кой этого грандиозного события. Так, высказывается вполне обоснованное суждение: «Даже в свете последовавших в 90-е годы человеческих трагедий большинство специалистов не за­давалось вопросом о том, не мог ли реформированный Совет­ский Союз стать самой лучшей надеждой для посткоммуни­стического будущего России. Большая часть обозревателей не задавалась также вопросом о том, не могло ли сохранение Советского Союза быть более полезным для международных дел. Напротив, они пришли к выводу, что все советское необ­ходимо уничтожить, «разрушив до основания всю систему политических и экономических отношений». Такое твердое мнение, безусловно, является сегодня единственным полити­чески корректным в американской (да и в европейской) поли­тике, средствах массовой информации и научных кругах». (См.: Обзор «После распада». Журнал «Мир перемен». 2006. № 4. С. 18.)

При этом они оправдывают действия Ельцина как ини­циатора развала СССР, так и могильщика российской парла­ментской демократии.

Например, С. Сестанович, один из видных деятелей при президентстве Клинтона, а ныне — сотрудник Колумбийско­го университета, пишет, что к лету 1991 г. Ельцин был един­ственным советским политиком, имевшим достаточную под­держку в народе, чтобы решиться на какие-то действия. Это — в корне неверное мнение о политиках СССР и России того периода. Выдающейся поддержкой народа в тот период поль­зовался прежде всего Верховный Совет России, всенародно избранный в ходе самой демократической избирательной кампании за всю историю страны. В составе Верховного Со­вета было множество популярных политиков, а сам он яв­лялся генератором идей, на базе которых чаще всего высту­пал его председатель — тогда им был (до 12 июня) Ельцин. Без мощной поддержки Верховного Совета Ельцин не про­держался бы в тогдашних условиях ни одного дня.

Такая переоценка роли Ельцина и недооценка Россий­ского парламента, всенародно избранного, вводит в заблуж­дение Сестановича, уводит его аналитические конструкции в сторону от реальной российской действительности. В част­ности, Сестанович утверждает, что Ельцин стал демократи­чески избранным президентом России в силу того, что никто другой не был в состоянии взяться за решение сразу трех кри­зисов, сломивших его предшественника, — этнических про­тиворечий, экономического хаоса и прогнившей политиче­ской системы («The Washington Post»). Это — откровенное сочинительство, покоящееся либо на незнании реальных фак­тов, либо на стремлении «подвести базу» под неразумные дей­ствия Ельцина.

Первое ложное утверждение. По поводу решения Ельци­ным этнических противоречий — он, Ельцин, лично стиму­лировал их взрывной рост и расширение, в частности, бро­сив лозунг российским автономиям — «глотайте столько су­веренитета, сколько проглотите». Россия не распалась не потому, что Ельцин развязал и вел две кровопролитные вой­ны в Чечне, а потому, что Верховный Совет сумел в конце марта 1992 г. заключить со всеми регионами и ее республи­ками Федеративный договор, в котором были достаточно четко распределены полномочия между Центром и провин­циями. И тем самым были в основном преодолены сильней­шие противоречия между Федеральным центром и его про­винциями.

Второе ложное утверждение. Действия Ельцина, в част­ности его произвольные «указы» в сфере экономики, абсо­лютно иррациональная экономическая политика его «перво­го реформаторского правительства» — это все привело страну к немыслимому хаосу. И только эффективная деятельность законодателя не позволила в 1992 г. полностью блокировать производственно-экономической процесс в масштабах страны.

Третье ложное утверждение. Реформирование прогнив­шей экономической системы, что также приписывается Сес-тановичем в заслугу Ельцину. И здесь автор показывает свое полное незнание ситуации. Немедленно после формирова­ния в мае—июне 1990 г. Верховный Совет России приступил к коренной политической реформе. Он принял законы и по­правки к Конституции, утверждающие принцип разделения властей, в том числе о президенте, местном самоуправлении, правительстве, судебной системе, Армии, МВД и спецслуж­бах, образовал Конституционный суд, принял законодатель­ство по приватизации экономики, созданию новой банков­ской системы и т.д.

Таким образом, все три «кризиса», которые Ельцин яко­бы стремился «решить», согласно Сестановичу, были на са­мом деле порождены самим Ельциным, его иррациональной «указной» деятельностью. Главная «проблема Сестановича» как аналитика и других состоит в том, что они пытаются оп­равдать незаконные действия Ельцина, ссылаясь на то, что якобы «иного, законного» пути «их решения» не было, и ис­кажая реальный демократический потенциал нового демо­кратического и реформаторского Российского парламента.

Возможно, приведенный подход американских аналити­ков в определенной мере объясняется и тем, что они нахо­дятся в плену огромной исторической литературы, посвя­щенной периоду падения царской империи в феврале—ок­тябре 1917 г., когда говорить о роли «закона» и деятельности парламента не приходилось, а История, как это блистатель­но показал Джон Рид, определялось волей и решительно­стью «вождей» революции. Аналитики почему-то очень бы­стро «забыли», что в отличие от обстановки всеобщего хаоса в результате 4-летней Первой мировой войны, в которой пре­бывала Российская империя накануне Февральской рево­люции 1917 г., Горбачев получил от предыдущих Генераль­ных секретарей в «наследство» могучую мировую державу, проблемы которой он, Горбачев, — и он был в этом совер­шенно прав — мог и должен был решать строго в соответст­вии с законом. И если закон был негодным — его следовало изменить, а не подталкивать «Ельциных» к нарушению за­кона.

Горбачев до основания расшатал мощное и устойчивое здание СССР. Его экономические реформы приобрели хао­тический, неуправляемый характер, страна вернулась к дав­но забытым очередям и дефицитам — даже на хлеб, масло, спички и пр. Это вызывало сильнейшее раздражение во всех стратах советского общества, ожидавшего улучшения своего материального положения, в то время как оно столкнулось с начавшимся процессом отката от достигнутого его уровня в начале 80-х гг.

Политика демократизации (перестройка и гласность) привела в движение мощные сепаратистские силы в системе самой партократии союзных и автономных республик при нарастающем «рыхлении» государственной власти. Именно они подтолкнули к массовым выступлениям против Госу­дарства части населения в Узбекистане (насилия против кур­дов), в Грузии (Тбилисские события апреля 1989 г.). И самое главное — республиканская партократия Армении и Нагор­ного Карабаха в определяющей мере породила армянско-азер­байджанскую войну. Безнаказанность лиц, стоящих за этими преступными событиями, придала мощный толчок разви­тию освободительных процессов в Прибалтике, уверенность политических элит в достижении своих целей на фоне стре­мительно слабеющего Союзного государства во главе с Гор­бачевым.

На этом фоне само событие ГКЧП в августе 1991 г. и его подавление Российским парламентом явились сокрушитель­ным ударом но целостности СССР Возможно, Горбачеву уда­лось бы сохранить СССР как конфедерацию из 8—9 союзных республик, если бы «три славянских лидера» не распустили бы Советский Союз.

Все эти действия, безусловно, были преступными, откро­венно противоречили Закону. Мощная организация КГБ должна было прежде всего обеспечить защиту Государства от преступных посягательств, но, возглавляемая слабым, не­далеким Крючковым, она показала свое бессилие.

Американские же аналитики, ссылаясь на якобы «плохие законы» и «плохие парламенты», стремятся оправдать аван­тюристические действия ельцинистов, преступивших Закон и Конституцию страны. Это касается прежде всего их пре­небрежительного отношения к факту огромной разрушитель­ной силы — расстрелу парламента осенью 1993 г. На деле это событие по своей важности — такого же или почти такого же уровня, как сам распад СССР. В непонимании масштаба это­го явления — проявление крайнего легкомыслия как россий­ских, так и иностранных аналитиков.

Большей объективностью, на мой взгляд, является точка зрения профессора Нью-Йоркского университета С.Коэна, который отличался высокой степенью объективности еще в период нагнетания напряженности в американских СМИ вокруг Российского парламента в 1993 г. Он и тогда, в 92-м и 93 гг., предостерегал американское правительство от чрез­мерного вмешательства в «русские дела». И прогнозировал неизбежный рост антиамериканских настроений в России в результате такого вмешательства на стороне Ельцина. И спус­тя 15 лет после этих событий Коэн дает достаточно объек­тивное представление как причин распада СССР (усматри­вая эту причину не в некой «исторической предопределен­ности», а в субъективной деятельности политиков — и союз­ных, и республиканских), так и расстрела Ельциным Рос­сийского парламента.

С.Коэн правильно отмечает, что большинство западных аналитиков оставляют без внимания очевидную тенденцию, когда СССР при Горбачеве быстро продвигался к демокра­тии — его статья так и называется «Распад Советского Сою­за прервал марш России навстречу демократии». Но если де­монтаж СССР предоставил республиканским властям воз­можность бесконтрольного (от Союзного центра) осуществ­ления своей власти, то уничтожение Российского парламен­та позволило, но Коэну, захватить колоссальную по своим масштабам государственную собственность ельцинской чи­новничьей элите. (См.: Мир перемен. С. 22.)

При этом все аналитики старательно уходят от анализа последствий уничтожения парламентарного строя в России: скоротечного принятия совершенно не демократической «ельцинской Конституции», в которой мало места для пар­ламента как выразителя интересов народа; установление оли­гархического тоталитарного политического режима, колос­сальный расцвет коррупции, откровенное ограбление народа в результате классической бюрократической приватизации и пр.; и наконец, связи между современными «отклонениями» от демократии, которые так остро обсуждает политическая мысль Запада, и тем расстрелом демократии, который осу­ществил Ельцин в 93 г. при прямой поддержке западных ли­деров.