Биозащита

Необычное количество заболевших и умер­ших людей или животных в данном районе или определенном месте, сопровождаемое появлени­ем самых различных симптомов. Будут предста­вителем группы первичного реагирования, вам следует произвести опрос и оценить состояние дел в местных больницах, чтобы убедиться, есть ли теш забапевише с одинаковыми симптомами.

Случаи заболеваний могут появиться через минуты, часы, дни и даже недели после произо­шедшего нападения.

Время появления первых симптомов при бак­териологическом нападении зависит от приме­ненного вещества… Еспи рассматривать баше­

риологическое нападение с точки зрения первичного реагирования, то важно отметить, что, за исключением некоторых токсинов, его последствия про­явятся почти сразу.

(Из химико-биологического справочника групп первичного реагиро­вания «Практическое руководство для групп первичного реагирования», 1998 год)

Руководство ошибается. Мы можем слишком поздно узнать, что стали жертвами бактериологического нападения. После первой волны смертей могут пройти дни и даже недели, прежде чем станет ясно, что произошло. Террористы редко предупреждают о своих действиях. А ведь даже небольшое количество вируса лихорадки Марбург или Эбола, распыленное в метро Вашингтона, Бостона или Нью-Йорка, в аэропорту, торговом или финансовом центре, может привести к сотням тысяч жертв.

За последние двадцать лет ученые создали устойчивые к анти­биотикам виды сибирской язвы, чумы, туляремии и сапа. Исследо­ваниями «Биопрепарата» доказано, что вирусы и токсины можно генетически изменять, повышая их болезнетворность, что откры­вает путь к получению патогенов, способных преодолеть защиту существующих в настоящее время вакцин. Арсенал некоторых го­сударств или террористических группировок вполне может состо­ять из оружия на основе туляремии, сибирской язвы, лихорадки Ку, тифа, оспы, бруцеллеза, венесуэльского энцефаломиелита лоша­дей, ботулинических токсинов, лихорадки денге, клещевого энце­фалита, лихорадки Ласса, Марбург, Эбола, боливийской геморраги­ческой лихорадки Мачупо, аргентинской геморрагической лихорадки Хунин, и это лишь некоторые заболевания, которые изу­чались в наших лабораториях. Список можно пополнить вещества­ми, действующими на нервную систему и вырабатывающимися в человеческом теле естественным путем.

Создать бактериологическое оружие легче, чем найти защиту от него. Опираясь на сегодняшний уровень знаний, можно создать оружие на основе семидесяти различных вирусов, бактерий, рик­кетсии и грибков. А лечить мы умеем не более 20-30 процентов вы­зываемых ими болезней.

Мало кто из американцев понимает, какую угрозу представляет для них оружие массового поражения. 14 ноября 1994 года прези­дент Клинтон издал президентский приказ номер 12938, в котором было заявлено, что потенциальное применения ядерного, бактери­ологического и химического оружия террористическими группа­ми или отдельными государствами представляет «неожиданную и чрезвычайную угрозу национальной безопасности, внешней поли­тике и экономике Соединенных Штатов». В этом приказе деятель­ность по оказанию любой стране или организации помощи в при­обретении, разработке, производстве или хранении химического или бактериологического оружия объявлялась незаконной. Дан­ный приказ обновляется каждый год. В 1998 году в него внесли до­полнения, предусматривающие наказание за торговлю оборудова­нием, которое может косвенно использоваться в иностранных программах создания бактериологического оружия.

В июне 1995 года Клинтон объявил о новой политике по борь­бе с «супертерроризмом» — терроризмом, применяющим оружие массового поражения. В результате ведения этой политики Минис­терство обороны, энергетики и иностранных дел совместно с ФБР и ЦРУ уже контролируют широкую сеть военных и гражданских организаций, занимающихся анализом возможных бактериологи­ческих и химических нападений и ликвидацией последствий таких нападений. Среди этих организаций находятся USAMRIID, Центр контроля и предотвращения инфекционных заболеваний в Атлан­те, Лаборатория экзотических болезней при Министерстве сель­ского хозяйства, Национальная лаборатория Лоуренса Ливермора в Калифорнии и Национальная лаборатория Сандия в Нью-Мехи-ко. Кроме того, модернизированы существующие военные объек­ты, такие, как Морской корпус сил реагирования на химические и бактериологические нападения (CBIRF), армейское Подразделение технического сопровождения и Отдел безопасности на атомных объектах при чрезвычайном положении (NEST) Министерства атомной энергетики.

В 1997 году правительство выделило более пятидесяти двух миллионов долларов на программу мобилизационной подготовки для «отделов первичного реагирования» на чрезвычайные ситуа­ции в 120 городах по всей Америке. В этих городах полицейские, пожарные и медики пройдут специальное обучение и получат обо­рудование, которое поможет им бороться с бактериологическим и химическим терроризмом. В 1998 году в этот список внесли Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго, Хьюстон, Вашингтон, Филадельфию, Сан-Диего и Канзас-Сити, там программа будет полностью реали­зована к концу 1999 года. Одновременно предпринимаются меры по усилению безопасности в общественных зданиях, как, напри­мер, установка вентиляционных систем, защищенных от нежела­тельного вторжения, или модернизация воздухоочистителей.

22 мая 1998 года президент Клинтон в своей речи перед выпу­скниками Военно-морской академии США в Аннаполисе предло­жил пятилетний проект по созданию резервного запаса вакцин и антибиотиков, предназначенных для защиты американцев от бак­териологических нападений, и финансирование в размере 420 миллионов долларов. Это дополнило принятую пятью годами раньше программу вакцинации американских войск с целью обес­печения их безопасности во время боевых действий. Защита от бактериологического терроризма стала чуть ли не самой главной задачей в Америке. В январе 1999-го, через год после того, как аме­риканцы атаковали объекты в Судане, Афганистане и Ираке, по всей стране начали появляться десятки сообщений по поводу си­бирской язвы. Клинтон представил новый план борьбы с биотер­роризмом в стране. «Борьба с терроризмом далека от завершения, — сказал он в речи, произнесенной в Национальной Академии на­ук, — и в настоящее время террористы ищут новые средства уничто­жения. Они понимают, что не могут победить нас обычными воен­ными средствами, поэтому они и изобретают новые методы нападения»*.

Клинтон объявил, что расходы на создание и усиление город­ских отделов реагирования на чрезвычайное положение, на защи­ту правительственных зданий, на выявление и диагностирование вспышек заболеваний, связанных с бактериологическим нападе­нием, а также на увеличение национальных запасов вакцин и анти­биотиков составит в 2000 году 1,4 миллиарда долларов. Около че­тырехсот миллионов долларов будет потрачено на технологии об­наружения признаков биологического нападения и разработку но­вых вакцин.

Донна Шалала, министр здравоохранения, выступала после Клинтона. «Впервые в истории Америки система общественного здравоохранения объединилась непосредственно с системой на­циональной безопасности», — сказала она. Президент попросил со­граждан не пугаться предстоящих перемен. Он также решительно утверждал, что новые задачи разведслужб не повлияют на граждан­ские свободы.

Америка сделала намного больше, чем любая другая страна, для защиты гражданского населения от бактериологического оружия. Но неизвестно, будут ли граждане благодаря приложенным усили­ям в большей безопасности.

Проблема биозащиты не решена полностью. Программа пер­вичного реагирования уже подверглась критике. «Такой подход мо­жет привести к тому, что силы террористов будут направлены на более «податливую» цель, в данном случае ею могут стать города, службы которых не получили необходимого оборудования и не прошли тренинг», — сказал в своем выступлении перед Конгрессом 2 октября 1998 года Фрэнк Чилуффо — начальник специальной группы по борьбе с терроризмом при вашингтонском Центре стра­тегических и международных исследований. Основная трудность состоит в том, что вышеупомянутая программа ошибочно предпо­лагает, что можно определить место, где произошло нападение, но на самом деле бактериологическое оружие может применяться тайно и не оставлять следов.

С самого начала работ по биозащите обнаружились серьезные недостатки в вопросах координирования усилий местных и феде­ральных властей. В учениях с имитацией нападения, проведенных в Нью-Йорке в 1998 году, почти все участники из подразделения по чрезвычайным ситуациям оказались «мертвыми», потому что были недостаточно защищены. «Они все делали правильно, — рассказы­вал в интервью газете «Нью-Йорк Тайме» федеральный служащий, наблюдавший за учениями, — но план действий оказался неэффек­тивным». Подразделение по чрезвычайным ситуациям потерпело поражение, потому что они не смогли определить, какие бактерио­логические вещества были применены.

А ведь именно раннее определение вещества является решаю­щим в биозащите. От вида вещества и способа его рассеивания за­висит, в частности, успеют ли врачи и спасатели найти способ, что­бы справиться с эпидемией.

Со времен Второй мировой войны США с переменным успехом изучают системы обнаружения. Большая часть методов основана на анализе проб воздуха из подозрительного района, доставленно­го в пробирке или чашке Петри, но взять такую пробу иногда очень трудно-, полевым измерительным приборам, которые использова­лись во время войны в Заливе, требовалось для анализа от тринад­цати до двадцати четырех часов. А, например, для принятия мер против ботулинического токсина, находящегося на вооружении у иракцев, это было бы слишком поздно. Конечно, с тех пор техно­логии усовершенствовались. Изобретение бактериологической ин­тегрированной системы определения (BIDS) сократило время ана­лиза до тридцати минут, но до настоящего момента с ее помощью можно определить только присутствие сибирской язвы, чумы, бо­тулинического токсина и стафилококкового энтеротоксина В.

В сентябре 1998 года в Москве Клинтон и Ельцин договорились об «ускорении переговоров» по внесению дополнений в Конвен­цию о бактериологическом оружии. Соединенные Штаты взяли на себя ведущую роль в этом вопросе. Так называемая «специальная группа» встречалась в 1998 году четыре раза, чтобы составить про­ект поправки об обязательных инспекциях в тех государствах, ко­торые подозреваются в разработке или хранении бактериологиче­ского оружия. Из других мер обсуждались требования к таким странам открыть свои бактериологические объекты для регуляр­ных посещений международными инспекторами и создание под­разделений для расследования подозрительных вспышек заболева­ний. Еще пять встреч специальной группы прошли в 1999 году. Темы для обсуждений были расширены, они касались также запре­та на передачу секретных технологий на научных конференциях, через Интернет и через студенческие программы обмена.

Вышеупомянутые поправки, конечно, могут значительно со­кратить распространение бактериологического оружия. Но оп­ределенные государства, вероятно, найдут способы обойти их. Возьмем, например, Ирак, где специальной Комиссии ООН по­сле войны в Заливе были предоставлены фактически неограни­ченные права по контролю над разоружением. Эти жесткие меры представляют собой не что иное, как нарушение нацио­нального суверенитета, чего большинство стран не потерпит. Но даже под угрозой проведения военных операций Ирак про­должает игнорировать инспекции ООН. Как же добиться тогда подчинения решениям ООН от таких мировых держав, как Ки­тай или Индия?

В Америке бурно протестовали коммерческие биотехнологиче­ские компании, которые аргументировали свою позицию тем, что бесконечные инспекции в лабораториях и производственных мощностях делают их беззащитными перед промышленным шпи­онажем, а ведь биотехнологии — это индустрия, в которую вложены многие миллионы долларов. За период с 1989 по 1996 год в Амери­ке количество фирм, занимающихся разработкой лекарств нового поколения, выросло с сорока пяти до ста тринадцати, а в современ­ных медицинских, промышленных и сельскохозяйственных иссле­дованиях часто применяются те же патогены, что и в производстве бактериологического оружия.

На некоторые возражения удалось ответить, предложив «управ­ляемый доступ», который позволяет стране-хозяину договориться о том, как именно будет проведена инспекция коммерческих лабо­раторий. Руководители лабораторий будут заранее предупрежде­ны, и им разрешается для сохранения коммерческой тайны час­тично менять настройки компьютеров и производственного оборудования. Разрабатываются и новые методы, позволяющие разрывать секретные цепочки ДНК, одновременно предоставляя инспекторам возможность обнаружить присутствие подозритель­ных микроорганизмов. В настоящее время на рынке появились сложные биосенсоры на базе чипов, которые могут проверять гены «без вторжения», но их все еще мало. Ничто не мешает государству утаить существование программы по вооружениям под видом за­щиты коммерческой тайны.

Конечно, соглашения по вооружениям имеют большое значе­ние, так как устанавливают, некие правила для государств относи­тельно приобретения и употребления оружия массового пораже­ния. Но если речь зайдет о национальной безопасности, то их наверняка проигнорируют.

Американский проект по производству и созданию резерва вакцин против известных возбудителей заболеваний уникален и всеобъемлющ. Но по мере выполнения обнаруживаются и его не­достатки. Например, с 1993 года обязательная иммунизация войск стала официальной политикой Пентагона. Всем американским солдатам сделали прививки от сибирской язвы, так как именно она была на вооружении у Саддама Хусейна. Но прививки против дру­гих заболеваний, таких, как афлатоксин, оспа, ботулизм, которые, возможно, есть у Ирака, не делались. Дополнительные затраты бы­ли бы огромными: шестилетняя программа вакцинации против од­ной только сибирской язвы оценена в 130 миллионов долларов, да и сами вакцины имеют побочные эффекты. Прививка даже от не­скольких болезней не защитит человека от еще неизвестного веще­ства или от того, против которого вакцина просто не изобретена.

Действие вакцины основано на том, что она заставляет орга­низм создавать антитела, которые начинают бороться с возбудите­лем болезни. Существует пероральная вакцинация, а также внутри­мышечная для достижения максимальной эффективности. Вакцины, полученные из живых, но ослабленных микроорганиз­мов, обычно оказывают более сильное действие, чем сделанные на основе компонентов клетки. Вакцины, как правило, не опасны, но иногда все же могут вызвать значительные изменения в крови и эн­докринной системе. Известно, что некоторые из них оказывали не­благоприятное воздействие на работу сердца, почек, легких и дру­гих органов. Поэтому нежелательно делать слишком много различных прививок.

Все еще не найдены вакцины от бруцеллеза, сапа, мелиоидоза и многих вирусных заболеваний, таких, как лихорадка Эбола и Марбург. Вакцина против аэрозольной формы чумы после испыта­ний на животных была признана неэффективной. Вакцину против туляремии трудно культивировать, и она опасна. Из четырех вак­цинных штаммов, применяемых от вирусного энцефалита, пер­вый, наиболее действенный, в 20 процентах случаев вызывает по­бочные реакции, еще в 20 — просто неэффективен. Второй имеет ограниченную эффективность, защищая только от трех разновид­ностей болезни, а третий и четвертый вызывают слабую иммунную реакцию и требуют многократного повторения прививок. Проти-вооспенную вакцину (в США ее делают только работникам лабора­торий и военнослужащим) можно применять как до, так и после за­ражения. Прививки следует повторять каждые десять лет, а в случае заражения повторную вакцинацию надо провести уже через три года. Перед прививками от лихорадки Ку и ботулинического токси­на рекомендуется проверять кожную реакцию.

Применяемую в Соединенных Штатах вакцину от сибирской язвы следует делать шесть раз, прежде чем будет достигнут иммун­ный эффект (три раза каждые две недели и три раза каждые полго­да), а потом повторять прививки ежегодно. Американские экспер­ты утверждают, что ежегодные прививки безопасны (применение живой вакцины, которую мы использовали в России, все же сопря­жено с некоторым риском), но, по мнению ученых, избыточная вакцинация может привести к осложнениям в иммунной системе, а иногда даже к образованию опухолей.

Известно, что повторные прививки вызывают или усугубляют аллергию. Уже через полчаса после того, как в 1987 году мне в по­следний раз ввели вакцину от сибирской язвы, лицо опухло, появи­лась сыпь и стало трудно дышать. Я принял димедрол, и через не­сколько часов почувствовал себя лучше. Но следующие десять дней пришлось уже лечиться в больнице. После подобных реакций не­которых моих коллег отстранили от работ с сибирской язвой. Я знал, что такая реакция — признак моей генетической чувстви­тельности к большим количествам чужого белка и что моя иммун­ная система напряжена до предела. Первую прививку от сибирской язвы я получил в 1979 году а курс ежегодных вакцинаций начал в 1982-м. Кроме того, меня один раз прививали от оспы, дважды — от туляремии и четыре раза — против чумы. Та хроническая аллергия, которой я страдал всю сознательную жизнь, была прямым следст­вием повторяющегося введения живых вакцин и воздействия про­чих веществ, с которыми пришлось работать.

Вакцина обеспечивает надежную защиту от конкретного забо­левания, но именно эта узкая направленность воздействия являет­ся источником ограниченности ее применения. Антитела, выраба­тывающиеся на оспу, не защитят от чумы, вакцина от брюшного тифа не снизит риска заболеть корью. Конечно, возможно сделать смесь вакцин, таких, например, как детская прививка от дифтерии, коклюша и столбняка, но даже они воздействуют на метаболизм только этих микроорганизмов. Каждая вакцина борется только с одним возбудителем, иногда с несколькими сходного типа. Много­целевого противоядия пока не существует.

Применение вакцин для биозащиты имеет смысл, если мы зна­ем, какое именно вещество было использовано, и если сможем оп­ределить конкретную цель нападения. Кроме того, бактериологи­ческая защита должна предусматривать изменчивость угрозы. Враг, которому известно, что войска противника привиты от сибирской язвы, может использовать чуму, или оспу, или такие вещества, про­тив которых не существует вакцины. Можно привить солдат сразу против нескольких инфекций, но противник может разработать настолько вирулентное оружие, что оно преодолеет действие вак­цины.

Несмотря на приложенные усилия и впечатляющие затраты американцев, вакцины — не самое надежное средство защиты граж­данского населения. На кого будет нацелена атака? От каких ве­ществ защитить население? Программа по увеличению количества доз противооспенной вакцины (в настоящее время в США имеется семь миллионов доз) может остановить страну или террористиче­скую группировку от совершения нападения с использованием ос­пы, но ведь есть и другие варианты. И кому направить эти семь миллионов доз, если сразу будут атакованы несколько городов? А ведь только в одном Нью-Йорке семь миллионов жителей. Будет ли у каждого города свой запас вакцин?

Конечно, я не предлагаю изъять вакцины из употребления при биозащите, только следует правильно оценивать их эффективность. Даже если продолжить дорогостоящий и длительный процесс раз­работки, тестирования и получения разрешения на новые вакцины, то все равно мы будем отставать на пару шагов от постоянно совер­шенствующихся производителей бактериологического оружия.

За последние два десятилетия ученые значительно расширили наше понимание работы иммунной системы. Эти знания можно использовать для выработки новых видов медицинской защиты против бактериологических веществ. Говоря простыми словами, наша иммунная система умеет отличать клетки собственного орга­низма от чужих микроорганизмов. В нашем распоряжении имеет­ся ряд веществ, запрограммированных на нахождение чужих кле­ток и сообщение об их появлении. В организме постоянно вырабатываются новые антитела для распознавания угрозы и ее уничтожения. Вещества, отвечающие за их выработку, и сами анти­тела наделены тем, что мы называем «клеточной памятью», т.е. спо­собностью распознавать ранее вторгавшиеся микроорганизмы. На этой способности и основано действие вакцины. Долгое время им­мунологи были сосредоточены только на вакцинах и иммуногло­булинах — наиболее явных элементах специфического иммуните­та, не обращая внимания на процессы, которые относятся к неспецифическому иммунитету[6].

Илья Мечников, русский микробиолог, оказался первым иссле­дователем, который наблюдал неспецифический иммунитет в дей­ствии. Работая в Италии между 1882 и 1886 годами, он заметил, что некоторые клетки двигаются к очагу инфекции, где они окружают, поглощают и разрушают чужеродные частицы. Ученый назвал эти клетки фагоцитами, сейчас их называют или макрофагами, или мо­ноцитами. Его работа, заложившая основы современной иммуноло­гии, в 1908 году была удостоена Нобелевской премии по медицине.

Но только в 60-х годах ученые обратили внимание на клетки и молекулы, которые отвечают за формирование неспецифической иммунной реакции на вторгшиеся микроорганизмы. Это макрофа­ги и гранулоциты[7], а также специальные белки (протеины) крови, которые взаимодействуют в так называемом «каскаде комплемен­та», чтобы бороться с чужими микроорганизмами. Еще одной важ­ной составляющей неспецифического иммунитета является удиви­тельная группа молекул, названных цитокинами[8], через которые клетки взаимодействуют друг с другом.

Цитокины связывают между собой специфическую и неспеци­фическую иммунные системы. Они вырабатываются организмом в ответ на вторжение вирусов или бактерий или на присутствие об­щего стимулятора в крови. Цитокины главным образом регулируют иммунную реакцию. Они могут подавлять или стимулировать сек­рецию антител и макрофагов, вызывать лихорадочное состояние и воспаление, стимулировать рост и реакцию основных иммунных клеток. Большая часть цитокинов не может сама убивать вирусы или бактерии, но в состоянии помочь иммунной системе справить­ся с болезнью при соответствующем лечении. Доказано, что они могут увеличить эффективность Т- и В-лимфоцитов, содержащих клетки-убийцы, которые уничтожают патогенные бактерии и клет­ки, зараженные вирусами и микробами.

В 1957 году европейские ученые обнаружили первый цитокин. Его назвали интерферон, от английского слова interfere «вступать в противоречие, в борьбу». Определили три основных типа этого цитокина. Потребовались годы, чтобы научиться получать интер­ферон, но уже в 1979 году ученые американской фармацевтической фирмы смогли воспроизвести искусственным путем альфа-ин­терферон. Рекламируемый как «антивирусный пенициллин», интер­ферон вошел в медицинскую практику как мощный инструмент для лечения различных заболеваний — от гепатита до саркомы Капоши, часто сопутствующей СПИДу. Правда, сейчас ученые стали более ос­торожными в своих восторженных оценках, потому что интерфе­рон во время лабораторных опытов приводил к смешанным резуль­татам, причем обнаружили, что в больших дозах он дает нежелательные побочные эффекты. Тем не менее сегодня этот ци­токин широко распространен.

В медицине открытие цитокинов и прочих составляющих не­специфического иммунитета явилось важным шагом вперед. В Аме­рике ученые разработали способ лечения СПИДа с использованием другого цитокина — интерлейкина-2, а в Нидерландах, Великобри­тании, Японии, Франции и Канаде изучается влияние цитокинов на возбудителей туберкулеза и других заболеваний. На сегодняшний день ученым хорошо известны, по крайней мере, восемнадцать ин-терлейкинов, и каждый год открывают все новые виды.

Несомненно, вакцины обеспечивают долгосрочную защиту от многих заболеваний, но с использованием неспецифической им­мунной системы можно добиться временной защиты от патоген­ных веществ. Такая активизация сил организма после первых кри­тических часов нападения, когда власти еще не определили, какое вещество было применено и не нашли соответствующего лечения, может помочь в сдерживании болезни. Это, конечно, дело будуще­го, но опыт подсказывает мне, что именно этот путь является гораз­до перспективнее, чем оснащение зданий устройствами обнаруже­ния биологических веществ или создание запасов вакцин.

Ровно через десять лет после совещания в Генштабе в Москве, когда обсуждался вопрос возможного использования межконти­нентальных ракет, начиненных сибирской язвой и чумой, практи­чески день в день я встретился с двумя полковниками морской пе­хоты армии США в конференц-зале на пятом этаже офисного зда­ния в Вирджинии.

Морские пехотинцы приехали с тренировочной базы в Куанти-ко, где они курировали работу некой военной лаборатории, для об­суждения мер по защите войск от бактериологических нападений и терроризма. Ведь часто при возникновении чрезвычайных ситу­аций именно морские пехотинцы оказываются подвержены тем видам опасностей, с которыми не встречаются другие рода войск.

20 мая 1998 года я представил Конгрессу Соединенных Штатов предложения по разработке защиты, основанной на неспецифиче­ском иммунитете, от биологического оружия. В то время усилия го­сударства были направлены практически только на вакцинацию и обнаружение биологического оружия. Кстати, через неделю прези­дент Клинтон выступил с предложением создавать резервные запа­сы вакцин, поэтому такой нестандартный подход был встречен скептически. Но за следующие полгода ситуация резко изменилась.

В декабре 1998 года комиссия ученых, назначенная Медицин­ским институтом Национального совета по исследованиям и возглавляемая Питером Розеном, директором программы по неот­ложной медицинской помощи в медицинском колледже Калифор­нийского университета в Сан-Диего, предложила развернуть новые исследования по «антибактериальным и антивирусным соедине­ниям широкого спектра действия» для борьбы с бактериологичес­ким и химическим терроризмом — иными словами, по неспецифи­ческой защите против всех разновидностей бактериологических вооружений. Идея неспецифической защиты получила одобрение у группы экспертов, состоящей из двенадцати влиятельных амери­канских ученых, куда вошли доктор Дональд Хендерсон и нобелев­ский лауреат, биолог Джошуа Ледерберг.

Морские пехотинцы узнали о моем предложении еще до того, как вышеупомянутая группа ученых сделала свои выводы. Совет­ник конгресса рассказал им о моем докладе до слушаний по терро­ризму в Объединенном комитете по экономическим вопросам. Наша встреча состоялась в офисе научно-исследовательской ком­пании, где я тогда работал. Полковники старательно записывали все, о чем я говорил. Про себя я отметил то, что теперь для этих людей я был всего лишь обычным гражданским ученым, делающим интересное научное предложение.

Через месяц, в ноябре, эти военные сообщили по телефону, что получили от начальства предварительное согласие на эксперименты по программе неспецифического иммунитета. Подготовка к этому проекту ведется полным ходом. Начиная с 2000 года я веду исследова­ния в этом направлении, возглавляя группу ученых из 35-40 человек.

В Казахстане, еще мальчишкой, я прочел книгу Юлия Германа о враче, рискующем своей жизнью и здоровьем ради спасения боль­ного. Именно таким врачом я мечтал стать. Сегодня у меня нет воз­можности уничтожить то оружие, которое создавал, или вернуться в то время, когда возглавлял исследования по программе создания бактериологического оружия для того, чтобы изменить ход собы­тий. Но каждый день я прилагаю все свои силы для смягчения по­следствий содеянного ранее. Меня подстегивает мысль о том, что и сегодня в Ираке, Китае или еще в какой-нибудь стране многодет­ный отец может планировать за столом совещаний гибель милли­онов людей. Так я пытаюсь выполнять клятву врача, которую в те­чение долгих лет предавал.