Покупатели и продавцы

Летом 1995 года мне позвонил чело­век, назвавшийся представителем прави­тельства Южной Кореи. Он сказал, что уз­нал номер моего телефона от нашего общего друга и что ему срочно нужна моя помощь. Мы встретились в открытом ка­фе в Бефезде, в штате Мэриленд.

Этот на вид вежливый и дружелюб­ный человек сразу перешел к делу.-

— Ваши знания представляют для нас очень большую ценность, вы бы могли хорошо заработать, рассказав о том, что нас интересует. Мы бы хотели пригласить вас в Сеул.

Когда я поинтересовался, о чем кон­кретно идет речь, то услышал в ответ, что в его правительстве есть доказательства того, что в Северной Корее ведутся рабо­ты по созданию бактериологического оружия.

— У нас вызывают опасения их ядерное оружие, их армия и их диверсанты, а сейчас еще появилась и бактериологическая угроза. Будьте уверены, ваша помощь будет щедро оплачена. Министр обо­роны Южной Кореи — мой близкий друг, — уговаривал кореец.

Услышав это, я предложил ему сделать запрос по официальным каналам через Вашингтон, подчеркнув, что у меня существуют обя­зательства по отношению к тем, кто помог мне уехать из России. Он сказал, что не стоит беспокоиться по этому поводу, так как Сеул и Вашингтон — союзники, поэтому никто возражать не станет. Но я продолжал настаивать на своем. После разговора я больше не ви­дел этого человека.

Не только из Южной Кореи просили моей помощи. Как-то в се­редине 1998 года после лекции в Бостоне ко мне подошел предста­витель французского посольства и пригласил на ланч, чтобы обсу­дить, как он сказал, «вопросы биологической защиты». Ответив, что дело это тонкое, я посоветовал ему направить официальный за­прос в компанию, где я занимался научно-исследовательской рабо­той. Но запроса так и не последовало. Похожие предложения по­ступали и от приятеля, имевшего связи в правительстве Израиля.

Растущие опасения по поводу возможного бактериологическо­го нападения со стороны враждебного соседа или террористиче­ской группировки привели к появлению большого количества кон­сультантов по бактериологической защите. Эта работа требует знаний о возможностях различных болезнетворных организмах, средствах их доставки и о силе воздействия на человека. Эти зна­ния являются также ключевыми при разработке наступательных вооружений. Я уклонялся от ответов на такие вопросы, опасаясь да­же невзначай подтолкнуть заинтересованную сторону к работам над бактериологическим оружием. К счастью, у меня была работа, которая мне нравилась и позволяла содержать семью на достойном уровне. Конечно, согласись я на подобные консультации, денег бы­ло бы значительно больше.

Мои услуги в качестве бывшего ученого из «Биопрепарата» це­нились очень высоко. Ведь информация, которой я обладал, позво­ляла любой стране, заинтересованной в создании или в работе по усовершенствованию бактериологического оружия, сэкономить месяцы, а может быть, и годы дорогостоящих научных исследова­

ний. Невозможно даже предположить, сколько российских ученых было завербовано за границей, но то, что на их знания нашлись бы покупатели, — несомненно. В США сейчас находятся более двадца­ти специалистов, работавших когда-то в советской программе по биооружию. Многие уехали в Европу и Азию. Мне говорили, что не­которые отправились в Ирак и Северную Корею. Бывший коллега, в настоящее время директор одного из институтов «Биопрепарата», рассказывал, что в Иране сейчас работают пятеро наших ученых. В декабре 1998 года газета «Нью-Йорк Тайме» сообщила, что иран­ское правительство направило «советника по науке» в Москву, что­бы завербовать бывших ученых, работавших в нашей программе. В мае 1997 года более ста ученых из российских лабораторий, включая «Вектор» и Оболенск, приняли участие в выставке-ярмар­ке биотехнологий в Тегеране. Вскоре после этого Сандахчиев рас­сказывал мне, что иранцы многократно посещали его институт и всячески поощряли научный обмен. В прошлом году в газете «Со­вершенно секретно» сообщалось, что бывший чиновник «Биопре­парата» предложил свои услуги китайскому посольству в Москве.

Катастрофическое положение экономики в России заставило многих наших талантливых ученых и инженеров искать любую ра­боту, ведь в некоторых лабораториях им месяцами не выплачивали зарплату. Я даже знаю одного талантливого исследователя, кото­рый, чтобы прокормить семью, продавал на Арбате цветы.

На Западе обеспокоены охраной в России ядерных объектов. Но не меньшие опасения должны вызывать и бактериологические арсеналы. Пробирка со смертоносным порошком занимает мень­ше места, чем пачка сигарет, и ее легко пронести мимо охраны, ведь такое случалось, когда я работал в «Биопрепарате», а тогда тре­бования к безопасности были строжайшими. Не зря ведь ходят слу­хи, что биологические вещества уже попали в руки криминальных структур в России.

Любое вещество, разработанное в наших лабораториях, снаб­жается подробным перечнем инструкций, описывающим все ста­дии процесса, от посева культуры до ее высушивания и упаковки. Например, полное описание производства оружия на основе си­бирской язвы занимает двенадцать томов. В 1991 году 15-м Управ­лением было дано указание, чтобы вся эта рецептура переносилась на микрофильмы и рассылалась на военные объекты в Сергиевом Посаде, Кирове и Екатеринбурге. Но где гарантии, что военные уче­ные, находясь в отчаянном финансовом положении, не могли вы­нести со своих строго охраняемых объектов крошечный ролик с микрофильмом для последующей продажи?

Недавно снова были введены строгие ограничения на зарубеж­ные поездки для тех, кто имел доступ к государственной тайне, но нашим ученым необязательно покидать родной дом, чтобы найти покупателя на свой талант. Например, не так давно мне дали копию рекламной листовки московской компании «Биоэффект Лимитед». В рекламе предлагалось заказать по почте методики по генетичес­кой трансформации возбудителей туляремии и некоторые плазми-ды. Если верить Николаю Кисличкину названному в листовке пре­зидентом компании, эти плазмиды содержали фрагменты генов, ответственных за повышение вирулентности возбудителей туляре­мии и мелиоидоза. В листовке было сказано, что они получены по «уникальной российской технологии». Кисличкин сообщал, что эти штаммы могут использоваться для создания вакцин. Но ему бы­ло прекрасно известно, что их можно использовать и для других целей, ведь он был ученым из Оболенска.

После распада Советского Союза в России появилось много не­больших частных фармацевтических компаний, подобных «Био­эффекту». Несомненно, что и они внесли свой вклад в распростра­нение бактериологического оружия. Это внушает сейчас самые большие опасения.

Став заместителем директора «Биопрепарата», я дважды в месяц получал секретные отчеты о состоянии разработки бактериологи­ческого оружия в мире. Их готовили в нескольких организациях, куда входили КГБ, ГРУ и Медстатистика (закрытый исследователь­ский институт Министерства здравоохранения).

Могу утверждать, что ни одно из государств бывшего соцлагеря в Восточной Европе не проводило самостоятельных исследований по биологическому оружию, хотя некоторые виды оборудования для ферментации и сушки делали в Восточной Германии. Развед­данные указывали на существование подобных программ в Ираке начиная с 1988 года. Также был обнаружен большой исследователь­ский комплекс под Пхеньяном. По фотографиям, сделанным со спутника, определили, что в Северо-Восточном Китае, неподалеку от ядерного испытательного полигона, расположен большой центр для ферментации и биологические лаборатории. Были найдены доказательства того, что в конце 80-х в том районе дважды вспыхи­вали эпидемии геморрагической лихорадки, которой раньше здесь никогда не болели. Наши аналитики пришли к выводу, что это ре­зультат какой-то аварии в лаборатории, где китайские ученые рабо­тали над созданием оружия на основе вирусных заболеваний. Ана­логичные объекты, имеющие отношение к биологическому оружию, были обнаружены в Германии (в Мюнстере) и во Фран­ции, но многое наверняка ускользнуло от наших разведслужб.

Когда в 1987 умер Юрий Овчинников, я вместе с другими уче­ными «Биопрепарата» был на его похоронах в Москве. У нас слу­чайно зашел разговор об удивительных достижениях Кубы в ген­ной инженерии. Кто-то сказал, что кубинские ученые довольно успешно занимаются генетическим изменением штаммов бакте­рий на каком-то фармацевтическом предприятии под Гаваной.

— Но откуда у такой бедной страны такие знания в этой облас­ти и специальное оборудование? — удивился я.

— Конечно, от нас, — с улыбкой ответили мне.

Рассказывали, что во время посещения Фиделем Кастро Совет­ского Союза в феврале 1981 года ему продемонстрировали лабора­торию, где занимались генетическими исследованиями с бактери­ей E.coli с целью получения интерферона, являющегося, как тогда считали, ключом к лечению рака и других болезней. Кубинский ли­дер так восторженно отзывался об увиденном, что Брежнев тут же предложил свою помощь. Штамм E.coli, содержащий плазмиду ис­пользуемый для получения интерферона, отослали в Гавану вместе с оборудованием и подробными инструкциями. Через несколько лет у Кубы появилась самая современная лаборатория по генной инженерии, в которой ученые могли проводить передовые иссле­дования по бактериологическому оружию не хуже, чем в Совет­ском Союзе.

Генерала Лебединского вместе с группой военных специалис­тов Кастро пригласил посетить Кубу в следующем же году. Генерал хвастался, что его принимали по-королевски и поселили недалеко от Гаваны, в десятикомнатном коттедже на берегу океана. Чуть раньше на Кубе разразилась эпидемия лихорадки денге, от которой пострадали 350 тысяч человек. Кастро был уверен, что это произо­шло в результате американского бактериологического нападения, и попросил Лебединского с его командой изучить этот штамм ви­руса денге в специальной лаборатории. Результаты исследования показали, что вспышка этого заболевания имела природный очаг -штамм оказался кубинским, а не американским. Но Кастро больше интересовала политика, чем научные результаты.

Вскоре после возвращения Лебединского в Москву кубинский лидер обвинил Америку в бактериологическом нападении на Кубу. Общественность была возмущена, хотя доказательства произошед­шего были весьма неубедительными. В КГБ Лебединского попроси­ли не разглашать результаты исследований. Кастро не в первый и далеко не в последний раз выдвигал Америке обвинения: с 1962 го­да двенадцать раз Куба обвиняла США в бактериологическом напа­дении на свою территорию. Самое последнее заявление, зафикси­рованное Организацией Объединенных Наций в 1997 году, попадало под 5-ю статью Конвенции о бактериологическом ору­жии. США обвиняли в том, что с самолетов распространялись насе­комые вида Thrips palmi, уничтожающие растения. Соединенные Штаты утверждали в ответ, что самолеты перевозили обычные пес­тициды на кофейные плантации Колумбии.

В 1990 году на Кубу пригласили Калинина, чтобы обсудить со­здание новой биотехнологической установки, предназначенной якобы для производства белка из одноклеточных. Вернувшись об­ратно, он был убежден, что Куба активно работает над созданием бактериологического оружия.

Описанная ситуация с Кубой является типичной. Мы десятиле­тиями строили объекты и обучали специалистов в Индии, Ираке и Иране. Много лет именно Советский Союз организовывал курсы по генной инженерии и молекулярной биологии для ученых из стран Восточной Европы, Кубы, Ливии, Индии, Ирана и Ирака. Ежегодно около сорока иностранных ученых повышали у нас в стране свою квалификацию. Из них многие в настоящее время возглавляют в своих странах биотехнологические программы.

В июле 1995 года Россия начала с Ираком переговоры о прода­же больших промышленных емкостей для ферментации и сопутст­вующего оборудования, которое использовалось при производстве бактериологического оружия. В Ираке, впрочем, как и на Кубе, ут­верждали, что емкости будут использоваться только для выращива­ния дрожжей на корм скоту. Дополнительный запрос на поставку оборудования для глубокой фильтрации, способного довести чис­тоту воздуха до 99,99 процентов (такой уровень бывает только на военных бактериологических объектах), заставил относиться к сделке с подозрением.

Переговоры прекратились, когда эти сведения просочились в западную прессу. Один из сотрудников ООН говорил мне, что Ирак все-таки получил необходимое ему оборудование, но уже из другой страны. Группа инспекторов Специальной комиссии ООН, создан­ной после войны в Заливе для контроля за демонтажем химичес­ких и бактериологических объектов в Ираке, не смогла обнаружить это оборудование. А в 1998 году их просто выдворили из страны. Многие подобные сделки также не удалось проследить.

Кстати, в переговорах с Ираком принимал участие Вилен Мат­веев, российский чиновник, сначала работавший в 15-м Управле­нии, а потом — заместителем директора «Биопрепарата». Он зани­мался разработкой оборудования для производства биологического оружия, а теперь работает техническим советни­ком при российском Правительстве.

В 1997 году сообщалось о переговорах между Россией и Ира­ном о выгодной продаже оборудования для культивирования бак­терий, включая ферментаторы, реакторы и воздухоочистительную технику. То же самое оборудование мы предлагали Ираку два года назад.

В своей книге я постарался показать, как в Советском Союзе со­здавалась военная бактериологическая программа и как это скры­валось от всего мира. У читателя не должно складываться ложного представления, что такое оружие недоступно более бедным стра­нам.

В 1989 году в составе большой советской делегации я посетил Нью-Дели, где мы намеревались заключить соглашение о модерни­зации фармацевтического оборудования. На переговорах царила сердечная атмосфера, отражающая усиливающийся альянс Михаи­ла Горбачева и лидера Индии Раджива Ганди. Сотрудничество с Ин­дией в этой области началось еще в 60-е годы. Лев Телегин, став­ший впоследствии первым замминистра медицинской и микробиологической промышленности, курировал проект пост­ройки огромного завода по производству вакцин и антибиотиков недалеко от Ахмадабада. С тех пор Советский Союз оказывал Ин­дии как военную, так и научную поддержку.

Переговоры проходили в Управлении биотехнологий — органи­зации, отвечающей за координацию научных исследований и про­изводство вакцин. Повсюду в здании была вооруженная охрана. Я заметил и двери с кодовыми замками.

Когда я направился в туалет, за мной сразу пошел одетый в штатское охранник. Он сидел позади нас за столом переговоров. Меня удивило, что представителю дружественной страны для посе­щения туалета дают сопровождающего; я был возмущен, но потом успокоился, вспомнив о наших собственных защитных мерах.

Мы с коллегами сошлись во мнении, что сверхстрогая охрана и присутствие военных указывают на то, что здесь занимаются ис­следованиями, связанными с бактериологическим оружием. В дальнейшем я уделял особое внимание предприятиям, которые нам показывали.

По завершении переговоров во время следующего визита нас привезли в небольшой биологический комплекс в Муктесваре -отдаленной деревне в Гималаях, рядом с границей Непала. Охра­на объекта там была еще строже, чем в Нью-Дели, нам даже поре­комендовали без сопровождения не входить ни в одно из поме­щений. Кто-то из членов нашей делегации спросил, по какой причине.

— Слишком опасно, — ответили ему, — мы исследуем вирусы, а большая часть оборудования устарела. Вообще, здесь нет ничего интересного.

Примечательно, что в странах, разрабатывающих химическое и ядерное оружие, обязательно занимаются еще и бактериологиче­ским. Это особенно справедливо в тех случаях, когда страна делает все возможное, чтобы защитить себя от соседей. А Индия граничитсразу с двумя враждебными странами — Китаем и Пакистаном, с ко­торыми у нее на протяжении последних пятидесяти лет происхо­дят постоянные столкновения. Ее решение произвести в мае 1988 года испытания ядерного оружия продемонстрировали, что Индия готова ради своей национальной безопасности проигнори­ровать мнение международного сообщества.

В конце 1995 года постоянному сенатскому комитету по рассле­дованиям был представлен доклад Управления по оценке техноло­гий8, где перечислялись семнадцать стран, которые обладают бак­териологическим оружием. Это Ливия, Северная Корея, Южная Корея, Ирак, Тайвань, Сирия, Израиль, Иран, Китай, Египет, Вьет­нам, Лаос, Куба, Болгария, Индия, Южная Африка и Россия. Впос­ледствии этот список значительно пополнился.

Обычными методами разведки и слежения нельзя доказать су­ществование программы по разработке бактериологического ору­жия. Даже на снимках со спутников с высоким разрешением невоз­можно отличить большой фармацевтический завод от комплекса по производству бактериологического оружия. Только информа­ция от первоисточника является решающим доказательством. По­дозрения Запада о существовании советской программы подтвер­дились только после того, как из страны сбежал Пасечник. О том, что в Южной Африке разрабатывались бактериологические суб­станции для совершения политических убийств, стало известно, когда перед Комиссией правды и примирения выступил человек, возглавлявший эти работы в период апартеида. О размахе ирак­ской программы по биологическому оружию на Западе узнали только тогда, когда зять Саддама Хусейна Хусейн Кемаль в 1995 го­ду бежал из страны. Он подтвердил, что Ирак уже десять лет зани­мается исследованиями на государственном предприятии Муфан-на, в ста двадцати километрах к северо-западу от Багдада. Там культивировали сибирскую язву, разрабатывали ботулинический токсин, рицин и афлатоксин[5]. В 1996 году обнаруженный инспек­торами ООН главный бактериологический военный объект в Аль-Хакуне был разрушен. Но Ираком уже накоплены сотни тысяч лит­ров сибирской язвы и многих других болезнетворных бактерий. Эту страну все еще подозревают в сокрытии бактериологического оружия, так как Ирак продолжает сопротивляться любым попыткам проверки своих медико-биологических объектов.

Некоторые западные аналитики утверждают, что наличие дока­зательств проведения исследований по бактериологическому ору­жию не означает, что такое оружие, действительно, производится. Они аргументируют это тем, что страны со слабой технологиче­ской научной базой часто просто не в состоянии производить во­оружения или системы доставки. Но тем не менее даже самая при­митивная биологическая лаборатория может произвести вещество в количестве, достаточном, чтобы поразить большой город.

20 марта 1995 года члены секты «Аум Синрике» распылили в то­кийском метро газ зарин. Двенадцать человек умерли, отравились более пятисот пятидесяти. На допросах лидеры секты рассказали, что «Аум Синрике» в период между 1990 и 1995 годами девять раз пыталась распылять на улицах Токио и Иокогамы ботулинический токсин и сибирскую язву. Сейхи Эндо, имевший образование в об­ласти генной инженерии и возглавлявший в секте «Министерство здоровья и процветания», утверждал, что используемые сектой ме­тоды доставки — распыление веществ с крыш зданий и из автофур­гонов — оказались неэффективными и что распыляемые штаммы не обладали достаточной вирулентностью. Но найти подходящие штаммы достаточно легко.

Вирусы и бактерии можно получить через любой из полутора тысяч банков микроорганизмов, существующих по всему миру.

Управление по оценке технологии (U.S. Office of Technology Assessment) было создано в США в 1972 году как консультативный орган при Конгрессе США. Целью работы данно­го управления было изучение влияния внедрения новых технологий с медицинской, би­ологической, экономической, социальной и политической точек зрения.

Чтобы бороться с возбудителями заболеваний и для проведения медицинских исследований международная научная обществен­ность нуждается в такой сети. А ограничений в международной торговле патогенными микроорганизмами весьма мало.

Американские эксперты говорили мне, что Ирак получил неко­торые, наиболее опасные виды сибирской язвы от Американского сток-центра культур клеток и микроорганизмов в Роквилле, штат Мэриленд, одного из крупнейших мировых хранилищ микроорга­низмов. О том, какие штаммы следует заказывать, иракские ученые так же, как и мы, узнавали из американских научных журналов. Они получали из хранилища штаммы туляремии и венесуэльского энцефаломиелита лошадей за тридцать пять долларов.

Через шесть недель после атаки «Аум Синрике» в метро Лари Харрис, член белой расистской группы в Огайо, заказал по катало­гу три пробирки с чумой из Американского сток-центра культур клеток и микроорганизмов. Запрос необходимо было сделать на фирменном бланке с названием университета или лаборатории, так что Харрис подделал бланк. Заказ уже начали обрабатывать, когда через две недели он позвонил и спросил, почему так долго нет ответа. Это вызвало подозрение у служащих компании, так как настоящие ученые знали, что стандартный срок исполнения зака­за больше месяца. В конце концов Харрису отказали.

Благодаря этому инциденту Конгресс США в апреле 1996 года издал закон, обязывающий американские банки микроорганизмов и биотехнологические фирмы проверять личность каждого поку­пателя. Мера полезная, но она оставляет возможности для торгов­ли. Бактериологическое оружие, создано ли оно государственными организациями, террористическими группировками или каким-то сумасшедшим человеком, превратилось из строго охраняемой тай­ны времен «холодной войны» в предмет торговли на международ­ном рынке.

27 декабря 1998 года в Помоне, штат Калифорния, в пригоро­де Лос-Анджелеса, семьсот пятьдесят человек подверглись каран­тину после того, как в полицию поступил телефонный звонок о том, что в ночном клубе «Стеклянный дом» была распылена сибир­ская язва. Тревога оказалось ложной, но людей продержали в ка­рантине четыре часа. В конце декабря 1998 года в полицию посту­пили десятки подобных ложных сообщений с упоминанием си-‘ бирской язвы.

К сожалению, случай в Помоне оказался не последним. В октя­бре-ноябре 2001 года произошла первая реальная атака на США с использованием сибирской язвы. Даже этот неэффективный метод нападения вызвал несколько смертей, долговременную панику и нанес очень серьезный экономический урон.