Это произошло во вторник 28 февраля 1855 г. Пятерка охотников устремилась в лес Монтоверн. Они шли цепью. То здесь то там перед ними вспархивали встревоженные бекасы. Гремели выстрелы, и подбитая птица стремглав падала на влажную лесную землю. Но вот один бекас упал в густой кустарник Охотник прислонил ружье к дереву и полез в чащобу.
Не успели за ним сомкнуться ветви, как его товарищи услышали крик ужаса. Вместо ожидаемого бекаса перед охотником лежал обнаженный труп молодой женщины. Голова ее была обезображена шестью зияющими ранами. Белый чепчик слипся от спекшейся крови. Рядом с убитой валялись носовой платок, воротничок и голубая ленточка.
Охотники тотчас же подняли на ноги полицию. Убитую вскоре опознали. Звали ее Мари Бадей, она была домашней работницей и последнее время находилась в услужении в Лионе у мадам Оссандон. Однако за два дня до того, как был найден ее труп, то есть в воскресенье 26 февраля 1855 г., она вдруг срочно расторгла договор со своей хозяйкой, ибо один мужчина предложил ей более выгодное место работы, и она (по ее собственным словам) должна была явиться как можно скорее. Мадам Оссандон полностью рассчиталась с ней, и молодая женщина отправилась в путь. С тех пор о Мари Бадей никто больше не слышал.
Лионская криминальная полиция совместно с жандармерией начала розыски с деревни Трануа, расположенной неподалеку от леса Монтоверн. Выяснилось, что несколько жителей этого местечка в воскресенье вечером, около 19 часов, проезжали мимо леса и слышали какие-то крики.
Мне показалось, будто какая-то женщина зовет на помощь, — сказал старый крестьянин. — Да, именно так.
Этим все тогда и окончилось.
В течение шести последующих лет вплоть до мая 1861 г. было совершено еще несколько аналогичных преступлений. Снова молодые служанки тщетно взывали о помощи, и по меньшей мере для двоих из них это оказалось последним криком в их жизни.
Как было установлено шесть лет спустя (а могло выясниться уже в марте 1855 года!), убийца еще до Мари Бадей предлагал другой лионской служанке, Мари Курт, многообещающее место в поместье Монтлюэль близ Лиона, однако определенного ответа от девушки не получил. 4 марта, через шесть дней после убийства, он снова явился к Мари Курт, но та на сей раз ответила решительным отказом и посоветовала ему обратиться к своей подруге Олимпии Алабер.
Убийца разыскал девушку и заручился ее согласием. В тот же день Олимпия вместе с ним покинула город. После долгого утомительного пути уже в сумерках мужчина привел ее в окрестности Трануа. Однако, как только они оказались возле леса, в котором за несколько дней до этого был обнаружен труп Бадей, девушке стало вдруг страшно и она пустилась наутек, исчезнув прежде, чем ее спутник успел отреагировать.
С марта по ноябрь того же года по меньшей мере еще трем девушкам случалось столкнуться с мужчиной, который сулил им сказочное по тем временам место в некоем хозяйстве близ Монтлюэля. Все они отделались испугом, за исключением одного случая, когда преступник отобрал у своей жертвы карманные деньги в сумме 50 франков.
Итак, убийцу видели пять свидетельниц, и все они могли точно описать его внешность, в особенности же, бросающееся в глаза изуродованное лицо.
Однако полиция не приняла этого к сведению. Дело Бадей было положено в долгий ящик.
— Мадемуазель, судя по вашему виду, вы — служанка?
Мари Пишон недоверчиво окинула взглядом незнакомца, бесцеремонно обратившегося к ней с этими словами на лионском мосту Гийотен, и вздрогнула. Его суровое лицо, обезображенное шрамом и солидной шишкой на. верхней губе, не очень-то располагало к доверию. Однако сутулая фигура, привычные к работе руки, скромная одежда сельского жителя чем-то импонировали девушке. Она остановилась и вопросительно посмотрела на него.
— Я осмелился заговорить с вами лишь потому, — довольно робко сказал мужчина, — что плохо ориентируюсь здесь. Мне нужно разыскать бюро по найму прислуги, чтобы нанять работницу для моего хозяина в замок Монтлюэль. А сам я — садовник этого имения.
Мари Пишон была любопытна. Она и сама охотно подыскала бы себе местечко, чтобы уйти от теперешних хозяев, которые очень мало платят за слишком большую работу. Да к тому же ведь за спрос денег не берут.
— Да, мадемуазель, — несмело сказал мужчина, — место и в самом деле хорошее. Сами считайте, жалованье 250 франков в год, да еще к рождеству подарки. А работа не очень тяжелая: ходить за двумя коровами и за теленком да в доме немного прибраться.
О, это место Мари определенно было по вкусу! Незнакомец нерешительно покачал головой.
— Не знаю, мадемуазель. Пожалуй, вы-то как раз и подошли бы моему хозяину. Только вот времени на раздумья я вам, к сожалению, дать не могу. Еще сегодня вы должны приступить к работе…
Ну, счастье само лезет в руки! Мари Пишон тут же согласилась, побежала домой, взяла расчет, упаковала пожитки и уже несколько часов спустя в сопровождении незнакомца садилась в поезд, идущий к Монтлюэлю.
Когда они приехали, было уже темно. Незнакомец, ни слова не говоря, взвалил ее корзину на плечи и зашагал прочь от станции. Странную, однако, дорогу он выбрал: узкая тропка поперек полей и лугов, в стороне от человеческого жилья. Сердце Мари билось все тревожнее. Она уже раскаивалась в своем решении и держалась настороженно.
Посреди рапсового поля незнакомец вдруг остановился, снял с плеч корзину и сказал Мари, что оставит ее ненадолго, а потом придет за ней. Через перекидной мостик он прошел над насыпью и скрылся в лесу. Его шагов было уже не слышно. Вдруг внезапно он опять очутился почти рядом. В руках мужчина держал веревочный аркан, его глаза сердито уставились на Мари. Молниеносное движение, аркан просвистел в воздухе. Едва успев отклонить голову, Мари схватила нападающего за руки. Началась ожесточенная борьба. Девушка упала, инстинктивно откатилась в сторону, вскочила на ноги и пустилась наутек.
Прямо в затылок ей дышал задыхающийся мужчина. Однако расстояние между ними все увеличивалось, и она выбралась наконец на железнодорожную линию. Там путь ей загородила решетка. Мари перелезла через нее, увидела вдали свет и из последних сил побежала к нему. Свет падал из окон дома, в котором жил крестьянин по имени Жоли. Когда Мари, окровавленная, в разорванном платье, рассказала ему свою историю и попросила о защите, он проводил ее в Монтлюэль, в жандармскую команду.
Правда, не очень-то в этом много толку, — с сомнением сказал он. — И раньше здесь частенько случалось этакое, да только полиция особого рвения не проявляет. Но, заявить-то, конечно, надо. Должны же они, наконец, что-то предпринять.
Жандармы приняли инцидент к сведению, равнодушно записали все подробности и затем уведомили о случившемся лионский комиссариат Сюртэ. Там эта новость особого восторга не вызвала. Уже больше шести лет поступали сюда подобные сообщения о случаях нападения на служанок, а воз и ныне был там: до сих пор ф! одно из преступлений так и не было раскрыто. Правда, мадемуазель Алабер, а вслед за ней Шарлеби, Буржуа, Паррэн и Никола, нападения на которых произошли еще в 1855 г., довольно обстоятельно описали внешность преступника, и их данные полностью совпадали с показаниями Мари Пишон. Однако расследование так и не дало до сей поры осязаемого результата.
Жандармы, которым поручали произвести розыск в окрестных населенных пунктах, не смогли обнаружить никого, кто бы подходил под это описание.
Пожалуй, и в случае с Пишон дело кончится тем же самым, — подумал лионский комиссар и для очистки совести еще раз просмотрел донесение.
Стоп, стоп, стоп! В рапорте указывалось, что корзина Мари Пишон осталась на рапсовом поле и что во время борьбы с преступником она потеряла зонтик и сумку. Если отыскать эти предметы, то по месту находки можно, пожалуй, попытаться определить путь преступника, а может, даже и найти его логово. Пожалуй, попробовать стоит.
В сопровождении двух помощников комиссар выехал на место происшествия.
Жандармы и добровольцы из местных жителей обшарили уже все рапсовое поле, полотно железной дороги и лес. Вещи служанки исчезли без следа. Должно быть, преступник успел после нападения собрать их. Но из этого следует заключить, что его убежище находится где-то неподалеку от места преступления.
Четыре обстоятельства бросались в глаза комиссару. Первое — жертвами всегда были только служанки. Второе — все, предшествующее преступлению, начиная с установления контакта с намеченной жертвой до нападения, а может и до убийства (комиссар передернул плечами, вспомнив донесения о пропавших без вести девушках, тоже служанках), в точности повторялось от раза к разу. Третье — из показаний пострадавших, по крайней мере тех, кто заявлял в полицию, легко заключить, что действовал всегда один и тот же преступник, ибо в описаниях всегда фигурировали шрам, опухоль на верхней губе, сутулая фигуpa и крестьянская одежда. И четвертое — все девушки клюнули на приманку в Лионе, а завезены были затем в окрестности Монтлюэля.
Жандармов с описанием примет преступника снова послали по окрестным деревням. И на сей раз им повезло: через несколько дней они установили, что в окрестностях общины Даньо, совсем неподалеку от места, где было совершено нападение на Мари Пишон, проживает супружеская пара Дюмойяров. Мартин Дюмойяр, муж, подходит под это описание. Более того, люди из Даньо, которых полиция с 1855 г., по-видимому, обходила стороной, сообщили, что в доме Дюмойяров что-то не совсем чисто.
Муж частенько не бывает дома по ночам. Жена постоянно щеголяет в новых нарядах, а кофты и юбки ей то слишком велики, то малы. И вообще никто из жителей не знает толком, на что живет эта парочка.
Не теряя времени, комиссар вызвал супругов на допрос. С первых же вопросов об их алиби в ночь на 26 мая муж и жена запутались в противоречиях.
Тем временем жандармы обыскали дом и участок вокруг него и обнаружили множество предметов одежды и различные вещи, о происхождении которых Дюмойяры вразумительного ответа дать не смогли.
Наконец, вечером того же дня Мартину Дюмойяру устроили очную ставку с Мари Пишон.
Да, это он, — твердо заявила служанка. Дюмойяра взяли под стражу.
Вот теперь-то началась для комиссара настоящая работа. Прежде всего потребовалось отыскать прежние донесения и снова их тщательно проверить. Затем следовало выяснить владелиц конфискованных у Дюмойяров вещей — целой коллекции из 1056 предметов, главным образом платьев, юбок, блузок, чепцов, подвязок. В числе прочего там было 67 пар чулок всех размеров, 38 шляп, 10 различных корсетов и 71 носовой платок. Часть верхней одежды и белья была перепачкана кровью. По-видимому, «фирма» Дюмойяра процветала. Среди конфискованного нашлись и вещи Мари Пишон.
Подозрение сменилось уверенностью: лионским убийцей служанок был Мартин Дюмойяр.
Дюмойяра сфотографировали, и с этими фотокарточками жандармы буквально прочесали весь департамент Роны, имея целью отыскать среди служанок возможные, неучтенные еще жертвы преступника.
Действуя таким способом, они набрели в Монмене на хозяйку гостиницы Мари Лаборд, которая опознала Дюмойяра и показала следующее:
Однажды вечером в начале января 1860 г. Дюмойяр появился в ее гостинице в сопровождении рыжеволосой женщины, которую выдавал за свою племянницу. Когда он потребовал у хозяйки номер на двоих, «племянница» вдруг вскочила с кресла и ринулась прочь из гостиницы. Дюмойяр помчался за ней. Обратно они уже в тот вечер не вернулись. Несколько дней спустя Дюмойяр снова зашел на минутку в гостиницу и рассказал, что он в тот вечер якобы уехал вместе с племянницей и поэтому намеченная им ночевка не состоялась.
У хозяйки, как оказалось, была очень хорошая память, и она подробно описала внешность «племянницы» и ее одежду. Из «коллекции» Дюмойяра она сразу выбрала платье и корзинку девушки. «Племянницу» отыскать так и не удалось. Вероятно, Дюмойяр убил ее и где-то зарыл. Об этом свидетельствовали некоторые намеки, сделанные мадам Дюмойяр своей соседке по камере. Она сказала: Я знаю, они хотят найти рыжую. Да только долго им придется искать.
Мадам Дюмойяр, замкнутой, брюзгливой и очерствевшей душой за своё 20-летнее замужество с Мартином Дюмойяром женщине, полиция обязана раскрытием и другого убийства. Сладкой жизни в браке она не испытала. Муж ей достался ленивый, грубый и распущенный. Покой от супруга она имела только во время его зачастую многодневных разбойничьих походов по округе. Однако она зависела от мужа, а в совместной жизни с ним и сама стала холодной и бесчувственной, как кусок железа. Ее больше не ужасала окровавленная и еще хранившая тепло человеческого тела одежда, которую муж снимал с убитых им женщин. А его рассказы о совершенных разбоях она даже полюбила.
Душой эта женщина была еще более примитивна, чем ее супруг, и ведущему допрос чиновнику легко удалось добиться от нее нужных показаний.
В ходе розыска жандармам стало известно о контролере станции Монтлюэль, который сообщил им, что в ноябре или декабре 1858 г. Дюмойяр сошел на станции вместе с молодой девушкой. Дюмойяр получил тогда по багажной квитанции чемодан этой девушки, но затем снова сдал его в станционную камеру хранения, откуда его больше не брал. Эта девушка, чье имя осталось неизвестным, тоже с тех пор исчезла бесследно.
Следственный судья допросил мадам Дюмойяр и задал ей несколько умело поставленных вопросов. Судя по ним, она решила, что супруг ее уже признался, и начала давать показания.
Следственный судья распорядился тщательно обыскать лесок близ Монмэна, и точно на том месте, которое Мартин Дюмойяр назвал своей жене и которое она указала затем на допросе, в едва присыпанной сверху яме нашли превратившийся в скелет труп девушки с разбитым черепом и без всякой одежды. Судя по скелету, неизвестной убитой было лет двадцать пять. Мартин Дюмойяр, которому предъявили останки убитой девушки, не выказал ни малейшего волнения и свою вину в убийстве энергично оспаривал, как и в случае с Мари Бадей.
Да, конечно, он знал и даже сам захоронил тело. Но убивать? Нет, это сделал другой! И Дюмойяр принялся рассказывать растерявшемуся чиновнику невероятную разбойничью историю.
Согласно ей, он был всего-навсего наводчиком двоих бородатых развратников, которые насиловали молодых девушек, а потом зверски убивали. Дюмойяр должен был только закапывать трупы и в уплату за это получал вещи убитых. А удовольствие, как сказал он, всегда доставалось другим.
Ну, а девушки, которым удалось от него убежать, Мари Пишон, например? Да, конечно, он позволил им удрать из милосердия.
Расследование длилось восемь месяцев, и что ни день на свет всплывали новые доказательства против Дюмойяра.
Например, служанку Розали Никола барский садовник Дюмойяр опутал в 1859 г. В лесу он напал на нее, обыскал и ограбил. То же самое произошло и с необычайно красивой женщиной Жюли Фаржо, которую он вдобавок попытался изнасиловать. В апреле 1860 г. в лесу близ Невилля от него удалось убежать Луизе Мари Мишель.
70 потерпевших удалось разыскать, и это, безусловно, была лишь часть его жертв. Несколько девушек, которых видели с Дюмойяром, пропали бесследно. Других, которые вырвались от него и рассказали о случившемся деревенским жителям, не сумели найти.
Из 1056 предметов одежды и других вещей, которые Дюмойяры прятали в своей берлоге, владельцами были опознаны лишь 500. А ведь множество вещественных доказательств Дюмойяры уже успели продать или сжечь.
Полиция зацепившись за крохотный кончик, размотала целый клубок и обнаружила еще не один труп.
В дамской сумочке, хранившейся в доме Дюмойяров, находилась справка лионской больницы на имя некой Евлалии Буссо. Выяснилось, что в больнице Евлалия Буссо избавлялась от беременности. Где она пребывает в настоящее время, руководству учреждения неизвестно. Однако у Евлалии Буссо была сестра, которая жила в услужении где-то в Лионе, и уже через несколько дней розыскному аппарату полиции удалось ее найти. Об аресте Дюмойяра ей еще не было известно, но в нем она по фотоснимку узнала человека, с которым ее сестра Евлалия уехала из Лиона 25 февраля 1861 г.
Среди добычи Дюмойяра сестра теперь опознала сундучок Евлалии, несколько платьев и тюлевый чепец.
— Что ты сделал с моей сестрой? — гневно спросила она его. Дюмойяр молчал, зато удалось заставить говорить его жену.
— Было ли это 26 февраля, я сказать не могу, но то, что это случилось в конце февраля, — уж точно. Муж пришел домой с окровавленным платьем. Это с девушки, которую я только что убил, — сказал он. Потом муж ушел, чтобы ее закопать.
Однако, где он похоронил Евлалию Буссо, она не знала или не хотела говорить.
И снова выслали розыскные команды, которые еще раз прочесали весь лес в окрестностях дома Дюмойяров. Это были утомительнейшие поиски без какой-либо предварительной зацепки. К торжеству полицейских, труд их был не напрасным. Труп, едва прикрытый сверху рыхлой землей, лежал в мелкой яме.
По мнению врачей, Евлалию Буссо пытались удушить, и она была зарыта в бессознательном состоянии, но еще живая.
Впоследствии, когда судья поставил Дюмойяру это обстоятельство в особую вину, тот воскликнул: Вот это уж, действительно, ужасно!
Казалось бы, на этом можно было его дело и закончить, однако преступник продолжал упорствовать и, как прежде, уверял, что к самому убийству никакого отношения не имеет и что должны же, наконец, господа из полиции и суда задержать его бородатых заказчиков.
29 января 1862 г. перед судом присяжных в Бурже начался многодневный процесс супружеской пары Дюмойяров.
Мартин Дюмойяр был приговорен к смерти, а его жена за укрывательство и пособничество — к 20 годам каторжных работ. В марте 1862 г. в Бурже при большом стечении зевак смертный приговор был приведен в исполнение.
(Файкс Г. Большое ухо Парижа. М., 1981 )